Маргит Сандему - Чудовище Страница 19

Малин подумала, что ее сейчас стошнит, и повела ее на кухню, поставила перед ней ведро.

— Ну, ну, — успокаивала она ее, — Вот сюда, не стесняйся…

Ей казалось, что из отравленной души Белинды должно выйти какое-то зло.

Пробыв некоторое время на кухне, они снова вернулись в гостиную, когда Белинда немного оправилась. Мальчики сидели на своих местах, сгорая от любопытства, но вели себя на редкость хорошо. Слова Малин подействовали.

И когда они снова сели за стол, она сказала:

— Думаю, тебе будет лучше рассказать все самой, Белинда, как бы трудно для тебя это ни было. Ведь то, о чем мы говорили, это еще не все, не так ли? Думаю, вы пережили настоящий кошмар в открытом море, ежеминутно ожидая смерти среди ледяных волн. Но есть еще что-то такое, что тебе любой ценой хотелось бы забыть, не так ли?

— Да. Ах, как ужасно было находиться в этой крохотной шлюпке, вы себе не представляете…

— Можем себе представить, — сказал священник. — Ты многое пережила.

— Да… — задумчиво произнесла она и вдруг задрожала: — Нет, я не могу об этом рассказывать! Это слишком страшно!

— Не надо так, Белинда! Мы могли бы спросить об этом Вильяра, но тебе от этого не стало бы легче. Тебе обязательно нужно поделиться своими воспоминаниями с другими. Это будет для тебя большим облегчением.

— Но я…

Она долго молчала. Потом произнесла:

— Да, это будет лучше всего.

И по ее интонации они поняли, какое глубокое потрясение она пережила.

Малин было ясно, что она находится на пути к выздоровлению. Теперь ей нужно было выссказаться до конца.

И медленно, словно каждое слово вытягивали из нее, Белинда начала:

— Нас… нас было шестеро в шлюпке в самом начале. Мы долго, долго плыли, и мы промерзли насквозь. Еды у нас не было. К счастью, погода была хорошей, если не считать первых дней. Я… становилась все слабее и слабее, я сама замечала это, и единственное, что существовало для меня в этом мире, так это голод, холод и близость Вильяра. И сознание того, что маленький Хеннинг должен получить известие о том, что мы живы. Хотя мы каждый день готовы были умереть…

Голос ее затих, она потеряла нить мысли. Воспоминания ее были невеселыми, все это понимали. Она то и дело вытирала слезы.

Все ждали, когда она снова заговорит. Ульвар ерзал на стуле, и Малин положила руку на его плечо. Он тут же укусил ее, но зато потом сидел тихо.

Белинда стала рассказывать дальше, и на лице ее был написан страх.

— Однажды утром один из находившихся в шлюпке людей умер. Вильяр хотел выбросить мертвеца за борт, но другой мужчина был против. Мы должны позаботиться о том, чтобы доставить мертвого домой, сказал он. И вот…

Она замолчала, явно испытывая душевные муки.

— И однажды я проснулась. Обычно мы бодрствовали по очереди, но на этот раз оба уснули. Я проснулась и…

Белинда с трудом глотнула слюну, руки у нее дрожали.

Собравшись с силами, она продолжала:

— Все спали. Кроме того человека, который хотел оставить мертвеца. Он… он сидел и отрезал… куски… и…

— У тебя нет необходимости продолжать дальше, — перебила ее Малин. — Мы и так все поняли.

— Боже мой, — прошептал священник, — но это же невозможно!

— Что мы знаем о муках голода? — позеленев, сказала Малин. — И что произошло потом, Белинда?

— Я закричала, — с дрожью произнесла она, — и все проснулись, все закричали и завопили, я спрятала лицо на груди у Вильяра, а он, можете мне поверить, не кричал, но, когда я снова открыла глаза, один из мужчин вскочил, держа в руке нож, и оба — и мертвец и тот, который… вы понимаете… оказались за бортом. Он выбросил их в море. И на ноже… была кровь, и тот, у кого был нож, бросил его далеко-далеко в морские волны, а вторая женщина, которая была в шлюпке, истерично кричала, а я сама, как мне показалось, потеряла сознание…

— А Вильяр? Как он воспринял все это?

— Последнее, что я видела, так это то, что он плакал, а ведь Вильяр почти никогда этого не делал, и он стал еще крепче сжимать меня в объятиях, а что было дальше, я не помню. Очевидно, тогда у меня и помутился разум.

Она нервозно усмехнулась:

— Да, в голове у меня стало что-то не так. Некоторое время они молчали. Из глаз Белинды тихо текли слезы.

— Теперь тебе стало легче? — спросила Малин.

— Возможно, — сказала Белинда. — Но этого я забыть никогда не смогу.

— Мы это понимаем. Думаю, что и мы не сможем забыть то, что ты нам рассказала. Пережить такое! Нет ничего удивительного в том, что ты попыталась жить в несуществующем мире!

Малин была рада тому, что мальчики не могут понять, о чем идет речь. К тому же Ульвар уснул, положив руки на стол.

Белинда задумчиво произнесла:

— Сказывалась еще и тоска по Хеннингу. Быть вдали от него, ничего не знать о нем! Ах, мне так не хватало его!

«Своего рода компенсация, — подумал священник. — Представление о том, что больной мужчина — это ребенок. Вот откуда ее детское сюсюканье».

Белинда поднялась.

— Я… Мне бы очень хотелось побыть рядом с Вильяром. И Хеннингом.

Они колебались. Потом Малин кивнула.

— Нам придется все же разбудить Хеннинга. К тому же там стоит широкая двуспальная кровать. Хеннинг вернется обратно в свою комнату… Но, Белинда… Будь готова к тому, что Вильяр может умереть!

— Я это знаю, — упавшим голосом произнесла она. — Теперь я многое припоминаю. Не бойтесь, у меня не начнется истерика!

Она коснулась рукой затылка спящего Ульвара.

— В точности Хейке, — пробормотала она. — Они так похожи. Но если о внешности Хейке можно было сказать, что она гротескна, то этот мальчуган просто карикатура на него. И… он не такой добрый, как мне кажется.

Да, это Малин могла бы подтвердить!

Когда они осторожно вошли в спальню, Хеннинг лежал в том же положении. Подойдя к кровати, Белинда посмотрела на него. — Дорогие мои, — прошептала она, — я так люблю вас. Теперь я снова здорова. Теперь вы можете рассчитывать на меня.

— Вот и хорошо, — сказала Малин.

На следующее утро, когда она принесла в спальню завтрак, сопровождаемая Хеннингом и обоими мальчиками, Вильяр, к ее удивлению, не спал. Опершись на локоть, Белинда поправляла на его груди одеяло.

— Малин, — прошептала она с робкой улыбкой, — и целая процессия! Вы балуете нас!

— Вовсе нет, — сухо ответила Малин, ставя перед ними поднос с завтраком.

Посмотрев на нее, Вильяр сказал:

— Малин, я чувствую себя лучше.

— Да, сегодня ты выглядишь лучше. Ты думаешь, помогло лекарство?

— Возможно. Но… кто это был у меня сегодня ночью?

— Может быть, Хеннинг? Или Белинда?

— Нет, нет. Это был кто-то другой, весьма резко заявивший мне, что довольно валять дурака, и у меня появилось желание жить.