Марина и Сергей Дяченко - Хозяин Колодцев (сборник) Страница 19

Юстин выпрямился — капельки холодной воды приятно щекотали шею, стекали за ворот новой шелковой рубашки. Он виновато оглянулся на Звора, однако Ушастый вовсе не был раздосадован Юстиновой вольностью — наоборот, улыбался.

— Сделай так, — Звор щелкнул пальцами.

Юстин повторил его жест. Откуда ни возьмись выскочил слуга — и с поклоном протянул Юстину полотенце.

Юстин почувствовал себя человеком, проглотившим солнце. Как будто светило мягко распирает его ребра, теплый шар изнутри толкается в грудь, намереваясь взлететь во что бы то ни стало и поднять с собой Юстина. Спрятав лицо в нежный ворс княжеского полотенца, он только сейчас — спустя несколько часов — полностью осознал, что произошло с ним и что за жизнь ждет его, начиная с завтрашнего дня.

Он заберет во дворец деда. И, конечно, он разыщет Аниту — и сделает ее княгиней.

Он сравнялся с Ушастым Звором, на которого мечтал когда-то посмотреть хоть мельком.

Правда, Звор держит свою судьбу в собственных руках, а он, Юстин, пока что просто ставленник, счастливчик, которому повезло больше других…

Он проглотил слюну, будто пытаясь угомонить внутреннее солнце, загнать его ниже, в желудок. Вернулся к столу; кубок его был полон. Юстин отхлебнул и закашлялся.

— Можно… спросить?

— Разумеется, — кивнул Звор.

— Эти… люди, — начал Юстин. — Бастарды… Арунас… Акир… Флор… Где они сейчас?

Ему показалось, что огромные уши его собеседника чуть шевельнулись.

— А ты как думаешь? — поинтересовался Звор.

Юстин молчал. Ему сделалось страшно. Внутреннее солнце сжалось в точку и потемнело, как уголек.

— Я не знаю, — проговорил он медленно.

— Ну вот ты — без пяти минут князь… Где, по-твоему, они должны быть? Если мудро, по-княжески, рассудить? Как лучше для будущего, для страны?

— Мудро, — Юстин опустил голову. — Если мудро… то конечно. Для будущего… Чтобы усобиц не было. Да. Но понимаете, — он вскинул на Звора умоляющие глаза, — ведь они же ни в чем не виноваты! Разве может князь казнить невинных?!

Звор улыбнулся. Голубые его глаза сделались чуть темнее; Юстину показалось, что он сейчас подмигнет.

— Разумеется, нет, — мягко сказал Ушастый. — Разумеется, казнить невинных — не дело… Я не ошибся в тебе, Юстин, ступай отдыхать, завтра тяжелый день… Ступай.

Он ночевал в княжеской спальне. И, разумеется, не мог сомкнуть глаз.

Величественно ниспадали портьеры. Мерцали ночные светильники. Пахло розовым маслом, но не приторно и душно, а так — чуть-чуть.

Юстин лежал на высокой постели, под шелковыми простынями, на пуховых подушках, будто на облаке.

Мысли его были не мысли, а картинки. Он видел лицо Арунаса — как он теперь? Что чувствует, узнав, что удача в последний момент отвернулась?

Надо будет разыскать его и взять к себе… советником? Много же кузнец насоветует. Полководцем? Но он ведь, кроме дубины, и оружия в руках не держал… Он злится на Юстина, он завидует Юстину, не надо его разыскивать, пусть себе работает в своей кузне…

Под сомкнутыми Юстиновыми веками высвечивались и снова терялись в темноте фонтан с золотыми рыбками, лицо деда, когда дед узнает, что Юстин князь, лицо Аниты, когда вот здесь, в этой комнате, он обнимет ее на этих вот перинах…

И он обнимал пуховую подушку, тонул в ней лицом, бормотал что-то неразборчиво даже для самого себя, катался по постели и понимал, что надо спать, надо достойно пережить эту ночь, ведь завтра — церемония, завтра Звор опустит венец на его голову и перед всей страной признает законным наследником Краснобрового, князем…

Ему показалось — или пламя ночных светильников действительно заколыхалось? И откуда-то потянуло вдруг холодом, будто приоткрыли дверь в глубокий погреб?

Он сел на постели. Ему привиделся Арунас, прокравшийся в княжеские покои через потайную дверь — с топором.

— Кто здесь?!

— Я.

Нет, это не был Арунас. Юстин в ужасе завертел головой; в углу спальни стояла высокая фигура, и полутьма рядом сгущалась, превращаясь во тьму.

— Это я, господин будущий князь, — в голосе Хозяина Колодцев была насмешка. — Не пугайся. Я здесь по договору со Звором.

— Нам можно пожениться?! — Юстин спустил с кровати босые ноги. — Нам — можно? Ведь теперь я князь… Анита…

— Ты еще не князь, — Ос вольно или невольно повторил слова Ушастого. — Будешь князем — завтра… Но сперва я войду в твою душу и оставлю там красный шелковый флажок. Звор заплатил мне — не деньгами, конечно…

— Анита… Что?!

— Это условие твоего княжения. Флажок в твоей душе будет неощутим для тебя, однако ты никогда не сможешь поступить — или помыслить — против воли Ушастого. Ты был червяком, он сделал тебя князем — ведь он может рассчитывать хотя бы на верность, не так ли?

Юстин сидел, не касаясь ступнями ворсистого ковра. Тонкая ночная сорочка медленно прилипала, приклеивалась к холодной мокрой спине.

— Погодите, — сказал он шепотом. — Но я ведь и так буду верен Ушастому… У меня и в мыслях не было предать его!

— Сейчас ты молод, — возразил Хозяин Колодцев, делая шаг вперед, плывя сквозь зыбучее пространство, будто капля масла по поверхности воды. — Сейчас ты наивен… Твои клятвы легки… и легко забываются. Флажок — вечен… Тебе придется некоторое время смотреть мне в глаза.

— Я должен буду впустить вас в свою душу? — в ужасе спросил Юстин.

— Тебе нечего бояться. Я всего лишь оставлю там красный шелковый флажок. Незаметный, размером с ореховую скорлупку. И ты не изменишься ни на волосок, ты останешься собой.

— Я не впущу вас, — сказал Юстин, отодвигаясь назад.

— Но ведь ты хочешь быть князем?

— Но я и так верен Звору! Он ничего не говорил про…

— Звор очень мало говорит, гораздо больше делает. Ты хочешь быть князем?

— Хочу!

— Тогда ты должен принять флажок.

Сделалось тихо. Огоньки в ночных лампах едва тлели.

— А если я не приму? — шепотом спросил Юстин.

Темная фигура покачнулась:

— Тогда я уйду… Князем станет другой юноша. Его имя Арунас, он сейчас в темнице…

— В темнице?!

— Да. А прочие мертвы, и ты тоже будешь мертв. Потому что мудрый князь никогда не оставит в живых претендента на трон столь же законного, сколь и он сам…

— Это неправда!

— Ты сам сказал об этом Звору. Ты сам понял смысл этого жестокого, не спорю, поступка… Кто говорил тебе, что быть князем — просто?