Елизавета Дворецкая - Утренний всадник, кн. 2: Чаша Судеб Страница 19

Когда речка повернула и деревья скрыли Огнеяра, Смеяна разжала ладонь. Там лежала серебряная бляшка с пояса Огненного Волка.

Глава 3

В сумерках одна из девушек тихо скользнула из верхних сеней в горницу и принялась что-то шептать на ухо няньке Любице.

– Что там такое? – окликнула их княжна Дарована.

Она заметила, что кормилица и девушка несколько раз украдкой глянули на нее.

– Да вот, говорит, что там какая-то баба пришла, – с недовольным видом ответила нянька. – Каким тут еще бабам ходить? Будто мало нам хлопот!

– Не ворчи, – попросила ее Дарована и спросила у девушки: – Чего она хочет?

– Говорят, она ведунья, – неуверенно пояснила та. – Здешние говорят… Говорят, они ее не знают, но она из ведуний.

– Ну и что? – сердито воскликнула Любица. – Гнать бы ее, а то еще сглазит! Возьми ее леший! Одни беды от этих шепотух! Говорили же нам из Велишина не ездить! Нет, понесло…

– Ох, да хватит тебе! – прервала ее Дарована. Дело сделано, что теперь ворчать. Отчасти Любица была права: велишенская ведунья Шепотуха предупреждала об опасности в дороге, и ее не послушали напрасно.

– Славенские думают: может, пустить ее княжича посмотреть? – добавила девушка. – Чужая – боязно, да другой негде взять. Свою-то они в буран потеряли. Не век же ему так лежать!

Княжичу Светловою и в самом деле требовалась помощь. С самого бурана он оставался без памяти, не заметил даже переезда в Журченец и вот уже второй день лежал в одной из тихих теплых горниц в тереме здешнего воеводы. В становище не имелось своей ведуньи, а посланные за Шепотухой в Велишин сани еще не вернулись. Кремень горько сожалел о пропаже Смеяны: уж она-то в один миг сумела бы вылечить княжича! Но о ней по-прежнему не приходило вестей. Впору в воду глядеть, да некому!

Послав отрока за ведуньей, Кремень ждал на крыльце, пока ее отыщут в черной клети. Зрелище ровно и высоко горящего священного огня на дворе успокоило воеводу: нечистый духом не смог бы пройти мимо пламени.

Наконец в низкой двери возле крыльца мелькнула беловолосая голова отрока, следом показалась женщина. Даже и не зная, кто она, любой с первого взгляда узнал бы в ней служительницу Надвечного Мира. Ее выделял не волчий полушубок и даже не множество серебряных подвесок в виде лягушиных лапок, а застывший, напряженный и отсутствующий взгляд, смотрящий не на этот мир, а на другой, невидимый простым глазам. Черты ее лица выглядели невыразительными, мертвенными, даже возраста у нее, казалось, не было. Глянув на чародейку, Кремень содрогнулся: лицо самой Зимерзлы едва ли показалось бы более безжизненным и отстраненным. Да какая может быть польза от этой ледяной бабы? Но и отослать ее Кремень не решился: в ней чувствовалась глубокая, медленно текущая сила, как могучая река, живая под толстым слоем льда.

– Ты звал меня, воевода? – безразличным голосом спросила ведунья, остановившись возле крыльца, но глядя не на Кременя, а куда-то мимо него.

Ее глаза казались совсем белыми, как густой снегопад.

– Звал, – хмуро ответил он. – Кн… Парень у нас захворал. Второй день без памяти лежит. Лихорадки вроде нету, а и чувства нету. Поможешь?

– Не пускал бы ты ее, батюшка, – с сомнением шепнул Преждан, стоявший за спиной у отца. – Глаза-то какие нехорошие…

– Я могу помочь вам, – сказала тем временем ведунья. – Я умею помогать князьям. Едва ли хоть один волхв по всему Истиру умеет делать это лучше меня.

Ведунья ступила на крыльцо, и Кремень посторонился, давая ей пройти. Она вошла в сени, на миг замерла, словно прислушиваясь. Преждан хотел указать ей дорогу, но она сама выбрала одну из трех лестниц и стала подниматься.

Скоромет, сидевший возле лежанки Светловоя, обернулся на скрип двери и тут же вскочил, увидев незнакомую женщину в длинном волчьем полушубке. Больше никого в горнице не было: речевины не доверяли челядинкам журченецкой боярыни и сидели при княжиче сами. На Преждана, вошедшего следом, Скоромет бросил изумленный взгляд, в котором ясно читалось: где вы добыли это диво лесное и зачем? Но Преждан кивнул: пусти, мол. Скоромет отошел, освобождая место у лежанки.

Звенила шла медленно, и подвески ее позвякивали шепотом, как в полусне. Она принесла с собой заснеженный лес, молчаливые деревья, зеленые волчьи глаза за стволами. Эти глаза жгли и гнали ее через лес, не давали свернуть в глубь дебрической земли, привели назад к Истиру. Она ждала, что волки разорвут ее, но даже не думала защищаться. Зачем? Весь мир казался ей ледяным дремучим лесом без тепла и без жизни, зимой, которой никогда не будет конца. Оборвалась нить, связывавшая ее с жизнью. Так уже случилось однажды, тринадцать лет назад, когда умерла прямичевская княгиня Благодара. Но тогда Звенила сразу перенесла свою привязанность на ее сына, и жизнь вернулась к ней. Теперь же нить порвала не судьба, не Морена, а сам Держимир, забывший все, чем обязан своей наставнице и помощнице. Простая женщина тосковала бы и плакала, то умоляла, то проклинала бы человека, который оттолкнул ее, и образ его, желанный и жестокий, наполнял бы собой ее душу и мысли. Не так было со Звенилой. Она почти не помнила о Держимире, она забыла его лицо. В ней воцарилась суровая, равнодушная зима.

Но в этой уютной маленькой горнице ей вдруг стало тепло. Ее застывшее лицо чуть оживилось, как будто трещинки побежали по льду от первых толчков проснувшейся реки. Звенила подняла голову, новыми глазами взглянула на лежащего в беспамятстве Светловоя.

И легкие золотые лучи засияли вокруг его бледного лица с закрытыми глазами; черные длинные ресницы резко выделялись над белой кожей, мягкие светлые завитки волос лежали на подушке, он дышал тихо-тихо, почти незаметно, но Звенила почувствовала его дыхание, как тепло священного огня, дремлющего под слоем золы. Он был прекрасен, как сам Ярила, горячая сила юности жила в нем. И Звенила вдруг ощутила себя березой, которую Ярилин луч впервые пробуждает от зимнего сна. Вот медленно-медленно оттаивает кора, потом сердцевина, корни в земле ощущают влагу, робко двигается первая капля сока, и верхняя веточка уже жмурится от счастья, купаясь в горячем луче, качаясь на теплом ветерке, который на краткий миг переносит ее из владений зимы в горячее лето.

Бережно, словно боясь разрушить чудесное видение, Звенила протянула руку со звякнувшими подвесками и коснулась кончиками пальцев лба Светловоя. Словно капля росы, сила весеннего пробуждения оторвалась от ее руки и согрела его кровь. Княжич вздохнул глубже, потом открыл глаза. Кремень охнул: такого чуда он не ожидал от этой странной женщины, скорее отталкивающей, чем приятной.