Хроники-2. Монастырь призрачных шахидов - Илона Волынская Страница 19

Оскальзываясь ладонями по мокрой земле, Роман поднялся на колени, и на четвереньках пополз к призраку. Тот стоял к нему спиной, и захлебываясь яростным восторгом, говорил, говорил:

- Мы отдадим тьме жалкий народ, что смеете называться нашими потомками, и мы вернемся, все! Мы будем жечь, убивать, взрывать – мне понравилось взрывать! И тогда мое имя, канувшее в веках имя опозоренного хана, очистится! А пока что твое колдовство бессильно, гяур! Ведь ты не знаешь моего имени! – сабля взлетела над головой призрака и ринулась вниз, к шее Рико…

- Эй, ты, анонимный хан, обернись! – крикнул Роман, стараясь заставить хриплый голос звучать насмешкой.

Сабля остановилась в своем неумолимом падении. Призрак не обернулся, он лишь мягко перетек в другую позицию, стараясь держать под контролем и Рико, и раненную Янку, и подобравшегося к нему Романа.

- Non transit gloria mundi*! – прохрипел Роман. Он щелкнул зажигалкой. Мелькнул язычок синего пламени, - Твое имя в любой статье об этом монастыре! Умри, Нуреддин Султан! – и Роман быстрым движением швырнул зажигалку в своего врага. Гаснущий язычок лизнул лишь самый край темных призрачных одежд… И тут же враз, в единое мгновение призрачный воин вспыхнул гигантским костром!

- Ты узнал, как ты узнал! – жутким воем выметнулось из бушующего пламени.

- И правда, как? - Рико, как всегда невозмутимый, словно и не ему только что чуть голову не снесли, уже склонился над Янкой, осматривая раненное плечо.

- Чего тут узнавать, - пристально всматриваясь в пылающий костер, Роман с трудом поднялся. Дрожащие ноги держали плохо, - Он же сам, козел, ляпнул, что монастырь – источник его вечного стыда, что он тут опозорился… Татары всегда лупили защитников монастыря – кроме двух последних походов, когда самарские монахи им тоже крепко наваляли. Первым был поход Нуреддин Султана, вторым – его сына Фатти Гирея. Но Фатти ушел в Крым живой, значит, этот, - он кивнул на корчащуюся в огне фигуру, - Нуреддин… Надо же, как мужика известность подвела. А крепкий, вон, не сгорит никак.

- Сгорит, - успокоил Рико, - Раз ритуал был на имя завязан, теперь ему конец!

- Имя! – далеким, угасающим, полным муки голосом донеслось из пламени, - Именем моим, заклинаю, месть! Уничтожить, все! – огонь рванул, ударил к небесам, и темная фигура наконец исчезла, пожранная пламенем.

- Это кого ж он заклинает? – настороженно поинтересовался Роман.

- Та, мабуть, есть кого… - сказала Янка, вглядываясь поверх плеча Романа во мрак окружающих монастырь деревьев.

Роман обернулся. Среди темных голых стволов, словно проступая сквозь тонкую завесу воздуха, проявлялись контуры человеческих фигур. Вот стала ясно видна одна… Роман с ужасом увидел грязное татарское платье, легкий лук в руках, и кровавый разрез, перечертивший грудь призрака. Татарин встретил взгляд Романа, жутко ухмыльнулся, вскинул лук… Рико рванул Романа в сторону, а там, где только что была голова Романа, о каменную кладку стены сухо щелкнула легкая стрела.

- Да их здесь тысячи! – взвизгнула Янка.

- Все верно, - вздохнул Рико, - Если этот Нареддин был их командиром, он мог призвать, приказать… Проявляются, merde! Сейчас попрут!

В этот момент над их головами начал глухо бить колокол. Один удар, второй, третий… И с каждым ударом фигуры татарских воинов становились все яснее, четче, их все прибывало! Колокол бил.

- С Новым годом, - тоскливо сказал Роман, - С новым, так сказать, счастьем. – вдруг он оживился, - Слушайте, а своих мы позвать можем?

- Каких еще своих?

- Ну как же! Я ж говорил – сюда казаки уходили души спасать. Тут же полный монастырь вояк, поколение за поколением в этих стенах мерли! И тоже, в принципе, все опозоренные, монастырь-то каждый раз захватывали.

Рико пожал плечами:

- Теоретически ничего невозможного. Здесь сейчас прямой ход в мир иной образовался, все настежь распахнуто, все пределы раскрыты! Только если б было так просто! На каждый вызов свой ритуал, его знать надо. Экспертам полгода исследований, пока выявят! А у нас – вон! – и Рико ткнул пальцем.

Бесславно павшее войско Нареддин Султана уже было здесь. Его первые ряды дрогнули, медленно, неумолимо надвигаясь на жалкую троицу у храмовой стены.

- Да на хрен тут исследования! – гаркнул Роман, - Литературу читать надо, литературу! – он бросился к калитке в храмовой ограде, успев лишь крикнуть на бегу, - Не подпускайте их ко мне!

Он услышал, как за его спиной сталь ударила о сталь – без долгих рассуждений Рико и раненная Янка рванули навстречу наступающим татарам. Они продержатся, насколько хватит Янкиного мастерства и запасов из рюкзака Рико, а он, Роман, должен успеть. И Роман бешено заколотил в калитку, неистово молясь, чтобы там, далеко-высоко, его услышали. И его услышали:

- Кто там? – спросил из-за калитки густой голос. Такой голос не мог, не должен был раздаваться в пределах этого мира, воздух вокруг дрожал и корчился, стараясь исторгнуть его прочь. Роман почувствовал, как холодеют руки, как опять отчаянно дрожат колени, но сумел выдавить из пересохшего рта традиционную формулу ответа:

- Запорожец!

- Чесо ради? – вопросил голос, и сухие ветки разом осыпались с деревьев, обдав Романа древесной трухой:

- Спасать монастырь! – отчаянно крикнул Роман.

- Ты неправильно отвечаешь, - в густом голосе звучало явственное недоумение. – Сюда приходят спасать душу.

- Душу? Тут монастырь надо спасать, а не душу! Где кошевой атаман Филипп Федоров? Где войсковой писарь Дмитрий Романовский? Где судья Моисей Сухой? Засели там в мире горнем, отсиживаетесь, сволочи! Опять как всегда монастырь просрете, бездельники, трусы! Хомяки жирные, отъели зады…

- То що там за собака на козацьку честь нечистым языком плеще? – взревело из-за ворот единым грозным гулом тысяч гневных мужских голосов.

- С того света каждый собакой обзовется, а сюда спуститься не посмеете! Вы все, кто здесь душу спасал, все слабаки! До единого! Вас только ленивый не бил!

Безумный многоголосый крик метнулся из ворот, ударил в Роман, швырнул на колени, вдавил лицом в грязь. «Да что ж меня всю ночь кому не лень по грязюке возякают!» - мелькнула злая мысль. Роман уперся ладонями в землю, и медленно, натужно поднялся, отжимая навалившуюся на плечи страшную тяжесть. С недоумением посмотрел на частые темные капли, падающие в раскисшую землю, на стремительно расплывающуюся кровавую лужицу. Хлюпнул носом и прохрипел:

- Все равно трусы! Неудачники!

И мир дрогнул. Монастырская калитка налилась иной, неведомой тьмой, слепящей будто самый яростный огонь. И из провала тьмы медленно, один за другим, выскальзывали они. Высокие и