Юлия Фирсанова - Божий промысел по контракту Страница 19

— Что случилось? — распознав в ораве, заполонившей ее комнату, недавних знакомых, встревожено поинтересовалась целительница.

— Это надо у тебя спросить, чего ты так орала, — в замешательстве пробормотал Рэнд.

Мири недоверчиво нахмурилась.

— Совершенно точно, крик доносился из ваших комнат, мадемуазель, — вступил в разговор Лукас, поплотнее запахивая свой зеленый халат с золотым поясом. Голову у мага, как теперь разглядела в обличающем свете Элька, прикрывала тонкая едва заметная сеточка для волос, чтобы роскошные кудри не растрепались во время сна.

Гал, застывший изваянием в углу комнаты, продолжал подозрительно оглядывать спальню, выискивая орды скрывшихся врагов.

— Я не кричала, — помотала головой Мири, натягивая одеяло до подбородка.

— Прошу простить мое упорство, мадемуазель, но тем не менее я смею настаивать на своей точке зрения, — вновь заверил эльфийку Лукас, собирая яркий свет себе в ладонь, где он снова превратился в маленький шарик и перестал резать привыкшие к ночному сумраку глаза.

— Мири, может, тебе просто кошмар приснился? — заботливо поинтересовалась Элька, выдвигая наиболее логичное объяснение. — И ты кричала во сне, поэтому не можешь сейчас вспомнить.

— Мне и правда снился кошмар, — встряхнувшись, вынужденно призналась целительница, — но я никогда не кричу во сне.

— Тот крик был таким громким, словно кто-то вопил прямо у меня над ухом. Я слышал его очень отчетливо, — вставил Рэнд.

— Над ухом… — задумчиво протянул Лукас и тут же его осенило: — Ну конечно! Простите, мадемуазель, но вынужден признать — нас действительно разбудил ваш крик, хотя вашей вины в этом и нет. Этот крик был мысленным.

— Тогда как мы его услышали? — оторопело поинтересовался Шпильман.

— Все дело в том, что сегодня вечером мы пили за единение, а Силы всегда внимательно прислушиваются к такого рода клятвам, тем более, что в команду мы были собраны по их указанию. Вот нам и продемонстрировали, что клятва засвидетельствована и принята к сведению. А души и без этой клятвы были достаточно близки, только из таких существ и рекомендуется составлять идеальные команды. Кроме того, мадемуазель-целительница, вероятно, еще и эмпатка, это очень частое сочетание талантов, поэтому мы так чутко восприняли ее переживания, невольно распространившиеся в ночи. Прошу простить нас, Мирей, за то, что потревожили ваш покой, — Лукас с достоинством поклонился, что выглядело несколько комично при его халате и сеточке, и направился к двери.

— Все в порядке, — поспешно заверила всех, не сводящих с нее участливых глаз, эльфийка, чувствуя себя неловко от такого внимания.

— Доброй ночи, Мири. Хороших снов, — стеснительно пожелал девушке Макс, пятясь из комнаты.

— Ага, хватит на сегодня кошмаров, пусть тебе приснится что-нибудь радостное, — согласился Рэнд.

Один за другим мужчины покинули спальню жрицы, Элька, напротив, задержалась и подошла к кровати Мирей.

— Мири, что бы тебе ни приснилось, это, должно быть, было ужасно, — сочувственно сказала Елена. — Я не только слышала твой крик, но и ощущала ужас и боль.

Эльфийка кивнула и судорожно вздохнула, сжав краешек одеяла.

— Не хочешь рассказать? Обычно ночные страхи становятся не такими жуткими, если кому-нибудь о них поведаешь, — доброжелательно предложила Элька и попросила: — Раздели их со мной.

С минуту эльфийка боролась с собой, скрытность мешала начать исповедь, но желание поделиться тяжкой ношей побороло привычку носить боль в себе, поэтому Мири кивнула.

Элька, не дожидаясь приглашения, присела на краешек кровати, и целительница начала говорить:

— Я время от времени вижу этот сон, я ведь не только эмпатка и целительница, но и прорицательница, этот мой дар достаточно слаб, но его хватает, чтобы понять: то, что пугает меня — не просто заурядный кошмар. Этот ужас — не следствие моих дневных страхов или давних обид. Мой сон, — нежный голосок эльфийки опустился до шепота, — воспоминание о смерти в одной из прошлых жизней. Тогда я была русалкой. Каждый раз он начинается по-разному. С подобными мне я живу на маленьком атолле, плаваю в теплом ласковом море, ныряю за красивыми ракушками, делаю бусы из жемчуга, ловлю рыбу, беспечно играю в догонялки с друзьями. Но конец всегда один. Из глубин появляется чудовище, я никогда полностью не вижу его тела, только темную тень и жестокие пустые глаза. Это морской змей или акула, а, может быть, и что-то еще более странное и зловещее. Оно стремительно приближается ко мне, я пытаюсь скрыться среди водорослей, плыву изо всех сил. Но тщетно, оно быстрее, эта тварь настигает меня и хватает своими острыми, как ножи, длинными зубами. Потом остается только боль и темнота. И даже просыпаясь, я всегда еще чувствую боль последних мгновений и беспомощность. Из-за этого до сих пор не могу заставить себя спокойно смотреть на воду…

К тому моменту, когда Мири закончила свой краткий рассказ, ее всю трясло. По щекам безостановочно катились слезы.

— Лапочка, не плачь, — участливо промолвила Элька, обнимая укутанные одеялом хрупкие плечики эльфийки, укачивая ее, как ребенка, и аккуратно поглаживая по спине.

Елена никогда не считала себя чрезмерно сострадательным существом, готовым броситься утешать первого встречного и отдать последнюю рубашку нуждающемуся. Если ей и доводилось кормить бездомных кошек и собак, то только объедками со своего стола, а никак не купленным специально для этой цели сосисками. Элька трезво определяла суть своего характера тремя словами «критичный здоровый эгоизм». Но было в этой девушке Мири что-то настолько такое теплое и родное, что Елена неожиданно почувствовала к ней куда большие симпатию и привязанность, чем те, что испытывала к своему невозможно избалованному младшему братцу-ябеде. И ради этой близости, намеком проскользнувшей между ними понимающими улыбками, взглядами и парой фраз, Елена сейчас утешала эльфийку.

Через некоторое время, когда Элька поняла, что целительница малость успокоилась, она сказала:

— Это был очень страшный сон. Я бы, наверное, и под душ после такого не полезла, боялась бы воды даже в стакане. Но ты эмпатка, значит, можешь не только ловить чужие эмоции и распространять свои, но и внушать их. Теперь, даже если ты когда-нибудь столкнешься с такой тварью, то сможешь внушить ей такой ужас перед собой, что она будет улепетывать со всех плавников.

— Вообще-то наводить свои эмоции на других разумных мне запрещает обет жрицы, но, — Мири задумалась, — против подобного чудовища этот дар можно использовать, Ирилия милосердная меня простит. В крайнем случае, отмолю нарушение обета.