Александр Талал - Влюбиться в эльфа и остаться в живых Страница 19

Женя лежал на сырой земле, травинка щекотала ухо. Ему было хорошо и комфортно. Он подумал, что, пожалуй, останется здесь и поваляется, глядя на звезды сквозь косматые лапы деревьев. Максимум, на что его хватало – это пошевелить пальцами ног, чем он и занялся с удовольствием. Наверное, так же ощущала себя Алиса в первые моменты пребывания в Зазеркалье.

В его поле зрения проникла рука. «Ромашки», вспомнил Женя, хотя рука была повернута к нему ладонью, не показывая ногтей. Шипы на браслете мерцали обычным металлическим мерцанием.

– Бежим, – сказала Катя. Он послушно вложил свою ладонь в ее теплую. «Весь день бегаю. То за кем-то, то от кого-то. Жуть как удивительно. На удивление жутко».

– Что это было? – спросил он. Их топот по асфальтовой дорожке далеко разносился по пустому парку. Деревья и фонари мчались мимо в обратном направлении. Катя дышала ритмично, как дышат спортсмены или солдаты особых частей, коротко вбирая воздух ртом, коротко выбрасывая носом.

– Москино, – вдох-выдох.

– А?

– Москино. Новинка для экстравагантных и темпераментных женщин, – вдох-выдох.

Погони не было. Коренастый боксер со шрамом пустился наутек, уже не дефилируя, и позабыл о товарищах. Его темная фигура перемахнула через живую изгородь и исчезла. Еще один вытянутый силуэт, покачиваясь, ходил кругами, как пьяный.

– Аромат восхищает пьянящей свежестью солнечного мандарина и пармской фиалки. Источает поистине удивительную харизматическую силу реальности ощущений. Ноты сердца: виноград, флердоранж, глициния. Завершают букет яркие цветочно-пряные оттенки мускуса, чайной розы, кедра и фисташки. Парфюм сбивает с ног самых стойких и суровых мужчин.

– Понятно… А что это было?

За пределами парка они перешли на шаг; Катя высвободила руку и сунула ее в карман, но Женя еще долго ощущал ее тепло в своей ладони. Уже совсем стемнело, они свернули с Университетского проспекта на улицу, где почти не было машин и прохожих, но Жене казалось, что на них смотрит сам город, не спеша открывая одно квадратное желтое око за другим на своем многоглазом лице. Город засыпал и просыпался одновременно. Катя смотрела прямо перед собой, кутаясь в воротник плаща, а когда наконец заговорила, даже отвернулась в другую сторону:

– Откуда ты знаешь моего отца?

– Я не знаю никого по фамилии Бурмистров, – прикинул Женя, – кроме тебя. Я не знаю никого, кто пропал без вести две недели назад.

– Очень ты осведомлен для такого… невинного. Не прикидываешься?

В отчаянии Женя глубоко вздохнул и сгорбился:

– Ты сейчас с кем разговариваешь? Вы вообще все почему думаете, что я понимаю этот ваш язык? Вроде все слова по-русски, а смысла никакого. Может, я дурак? Может, я сейчас в психиатрической лечебнице где-нибудь, в буйной палате?

Они поравнялись с троллейбусной остановкой, и Катя остановилась, развернулась к нему лицом.

– Я, честно говоря, тоже мало что понимаю. В ту ночь, когда папа не пришел домой, он оставил мне письмо с просьбой. Отправить бандероль и встретиться в определенный день с человеком. Человеком, понимаешь? Забрать у него какие-то рисунки. Я даже не подозревала…

– Бандероль я получал. Сказки там всякие. А чего ты не подозревала?

– Что в итоге нарушу закон. Ради чего – даже непонятно, – она оглядела его с ног до головы, и снова Женя заподозрил, что дело в его негламурной обуви и маргинальной одежде с Измайловского рынка. Подозрение подозрением, но ему хотелось ясности, и эту ясность он никак не мог получить, все вокруг да около и как бы не об этом, а о каких-то теориях заговоров. Что-то заскрежетало, и Женя понял, что это – его собственные зубы. Точка кипения была не за горами. Сверстники всегда считали его спокойным и уравновешенным, но раз в год даже палка стреляет. Бурлящие в нем злость и обида искали выход, и в предвкушении он даже ощутил облегчение. Ярость – тоже способ борьбы с раздражителем, и эта всепоглощающая стихия помогла Жене с легкостью принять решение, что он-то все-таки нормальный, а вот за остальных не ручается.

Катя скрестила руки на груди и прищурилась.

– Я такого чокнутого орка никогда не встречала. Все орки как орки, нас терпеть не могут, а ты знакомиться полез.

Вот она, та самая последняя капля.

– Сама ты орк! Че ты обзываешься?! Не хочешь дружить – так и скажи! И не очень-то хотелось!

– Я не орк, я эльф, – объяснила Катя спокойно, но на всякий случай подалась назад. Опять. Планка Жениной сдержанности рухнула окончательно.

– Какие-то ярлычки придумали! Модное течение такое? Папиной книжкой зачиталась?!

– Успокойся! Кто тебе в парке помог?

Но Женю уже несло.

– Я – взрослый мужчина, не надо мне сказки рассказывать! Все вы такие… «принцессы»… Нет чтобы правду сказать, лучше красивую лапшу на уши навешать… Фетучини со стразиками… «У нас так не принято…» «Мои друзья не поймут…» «Дело не в тебе, дело во мне…»

– Дело не в тебе и не во мне. Идет война.

– Идет мой троллейбус. Чао.

Общественный транспорт с рожками и правда грузно кряхтел на углу, изнемогая от усилия вписывания своей пузатой разболтанной тушки в поворот. Катин взгляд почему-то встретил его с волнением; он словно прикидывал расстояние между троллейбусом и остановкой и сколько времени еще осталось. Девушка торопливо заговорила, как начинают трагически спешить мамы в последние моменты визита в летнем лагере, чтобы успеть сказать все самое важное, неосмотрительно оставленное напоследок: «Кушай хорошо, меняй белье регулярно, я попросила вожатую – она за тобой присмотрит, в этом пакете теплые носки, а в пирожках ножовка, в полночь я жду тебя за оградой на черном авто с заведенным мотором, а часовых снимет папа», ну или что они там говорят…

– Нам нельзя дружить. Ты даже не представляешь себе, насколько нельзя…

Со стариковским вздохом временного облегчения троллейбус замедлял ход. «Нельзя…» Весь сегодняшний день оказался загадочным и судьбоносным переходом на красный свет. Кому нельзя? Почему? Судя по Катиным словам, Женя еще не переступил через некую роковую точку невозврата, не совершил поступок, бросающий серьезный вызов этому «нельзя». Еще не поздно захлопнуть приоткрытую дверь, и чем громче, тем лучше, а в идеале ногой, чтобы с потолка посыпалась штукатурка, и все вздрогнули с замиранием сердца, и гордо уйти победителем, пока звон в ушах отвлекает от мысли о том, что победители не уходят. Он взялся за поручень.

– Подожди. Ты должен знать. Тебе обязательно нужно открыть третий глаз. Ты сейчас как слепой котенок, ты не знаешь, где у тебя друзья, где враги. И чем раньше ты его откроешь, тем лучше для всех. Ты поймешь, что я была права, и станешь, как все, и все будет, как всегда. О’кей? Орки против эльфов и наоборот. Так привычнее, – абсурдно, последняя фраза прозвучала с неожиданной грустью. Эта грусть хлестнула Женю как пощечина – «Мне же тебя еще и пожалеть?!» – его злоба достигла апогея, ему захотелось – осознавал он с изумлением даже в этот момент – ударить ее.