Алекс Готт - Белый Дозор Страница 19

«Дура ты, Марина, — усмехнулась она, — собралась в мир иной, а не знаешь ни номера платформы, ни времени отправления поезда, и билета у тебя нет. Стоп! Ну конечно! Под поезд, как это сделала Анна Каренина! Больше и думать нечего».

Она вскочила и бросилась прочь со двора, выбежала на шоссе, подняла руку, остановила какую-то потрепанную «Ладу».

— На три вокзала, пожалуйста, — попросила у приличного с виду мужика под пятьдесят в толстых «профессорских» очках.

— Пятьсот, — меланхолично ответил тот.

— У меня нет денег, — честно призналась Марина. — У меня рак.

— Мне-то какое дело? — скривился он. — Мне что теперь, благотворительностью заниматься? А зачем на три вокзала? Быстро заработать?

— Простите, я в вас ошиблась, — тихо ответила Марина и аккуратно закрыла дверь его автомобиля, отошла в сторонку, мужик покачал головой, крякнул и тронул с места. Проехал метров пятьдесят, а потом Марина увидела, как сначала загорелись стоп-сигналы, а потом красные огни сменились на желтые и, подвывая задним ходом, машина вернулась. Мужик вышел, обошел зачем-то вокруг, критически посмотрел на капот и, стараясь не глядеть в сторону девушки, с досадой произнес:

— Садитесь. Не нужно мне ваших денег. Если врете, вам же хуже.

— Такими вещами не шутят. Спасибо, что вы вернулись. Вы настоящий человек, — поблагодарила его Марина, а мужик только рукой махнул и всю дорогу молчал, словно исполнял повинность, везя ее. У Казанского вокзала остановился.

— Приехали. Выходите.

— Спасибо. Будьте счастливы.

— Да какое там? — Он потянулся, закрыл за ней дверь и быстро растворился на дороге. Спустя час он подобрал компанию каких-то обкуренных и очень веселых молодых людей, которые, перебивая друг друга и непрестанно хихикая, попросили отвезти их в Чертаново. После того как он довез их и они, расплатившись, вышли, мужик в роговых очках почувствовал усталость и решил поехать домой, а перед этим поставить машину в «ракушку». Уже возле дома он обратил внимание, что на заднем сиденье лежит маленькая сумочка, верно, забытая одним из юнцов.

— Ах ты, — выругался мужик, бывший когда-то старшим научным сотрудником в одном из советских НИИ, а теперь кое-как сводивший концы с концами и давно растерявший свою интеллигентность, наблюдая за временами и нравами, — теперь еще и в ментуру тащись, сдавай найденные документы. Ну-ка, что там?

Там, то есть в сумочке, никаких документов не оказалось. Зато в ней, плотно утрамбованные, теснились пачки пятисотенных евро. Юнцы торговали дурью и только что получили за товар, спохватились не сразу, а потом всё никак не могли вспомнить, как же выглядел тот, кто их подвез. Вроде в очках, а вроде и нет. Вроде как старый, а может, и нестарый. А уж номера его машины никто из них тем более не вспомнил. Бывший доцент, недолго думая, уехал из Москвы куда подальше и где-то в провинции купил домишко и занялся крестьянским трудом, о чем мечтал с самого детства. Он начал регулярно посещать церковь и каждый раз молился за здоровье той, больной раком девушки, сожалея, что так и не узнал ее имени.

А Марина, очутившись у Казанского вокзала, уже хотела войти внутрь, но возле самых дверей остановилась, как вкопанная.

— Эй, не задерживай! — прикрикнул кто-то, но она и внимания не обратила на эту привокзальную грубость. В голове ее вдруг послышался, всё нарастая, чудесный, хрустальный гитарный перезвон. Он словно «входил» со стороны затылка, он тянул ее к себе, не давая сделать ни шагу. Марина, ведомая гитарным зовом, развернулась, прошла немного вперед, спустилась в длинный подземный переход и, выбравшись наружу, по другую сторону Комсомольской площади, замерла в нерешительности, не сразу сообразив, откуда зовет ее чарующая гитара, с какого из двух вокзалов. Она было подалась к Ленинградскому, но мелодия сделалась тише, стала нечеткой, словно попали в радиоэфир докучливые помехи. Тогда она пошла в сторону Ярославского вокзала, и гитара в ее голове сразу зазвенела чистым, восхитительным звуком. Послышались слова песни, Марина даже дышать стала реже, боясь пропустить хотя бы звук:

Нас книги обманут,А люди не вспомнят,Последняя битва сорвет голоса.Стараться не стану —Ничем не наполнитПустая молитва пустые глаза.

Дивный голос. Пела женщина. Пела чисто и хорошо. Пронзительно пела. Голос звучал всё громче, и Марина всё шла на этот голос, оглядываясь по сторонам, чувствуя, что вот-вот — и увидит она чудесную певунью.

А ты уходи —И чем дальше, тем лучше!Нет права тебеОбернуться назад.И ты не следи,Как, цепляясь за тучи,Дорогой НебесПоднимается Ад.

И вот на перроне четвертого пути она наконец увидела ту, чей голос почуяла, ибо услышать его на таком расстоянии было невозможно. Это была девушка с очень бледной кожей, одетая в длинную хламиду ниже колен и в «Гриндерсы» на серьезной «танковой» подошве. Ее цвета воронова крыла длинные волосы были перехвачены на лбу кожаным ремешком, и больше не было на ней никаких украшений, если не считать бус из звериных зубов и клыков, мерно вздымавшихся на ее неожиданно полной груди всякий раз, когда девушка набирала в легкие побольше воздуха перед очередным куплетом.

Нас Дьявол покинет,И Бог отвернется,Сломается хрупко бессильная сталь,И Время застынет,И кто-то вернется,Затем, чтоб найти на пороге Грааль.

В молчании днейСонной жизни кумирыУходят стремительнойГорной рекой;Мы будем сильнейЗа границами мира —Мы пленом земнымЗаслужили покой.

Была она не одна, а в составе компании, в которой Марина насчитала шестерых мужчин, а еще один держался особняком, сидя на здоровенном рюкзаке в паре метров от остальных. Нетрудно понять, что этот с остальными одного поля ягода, хотя бы и по одежде. На всех просторные одеяния, как на девушке, но то были рубахи, с вышивкой по линии ворота и перехваченные в талиях ремнями. Штаны спортивного кроя, заправлены в такие же, что и у девушки, высокие, удобные берцы. Люди они были все разные, если брать во внимание цвет растительности на лицах: бороды густые и не очень, волосы по большей части русые и черные. Длинные почти у всех и перехвачены вдоль лба плетеным ремешком или простой бечевкой. А что до отдельно сидевшего, то весь его совершенно гладкий, выбритый череп украшала престранная татуировка: то была змея, чей хвост, начинаясь в точке темени, ровной спиралью обхватывал голову. Змея доходила до линии лба и заканчивалась страшной, оскаленной гадючьей пастью с острейшими зубами, раздвоенным языком и рубиново-красными глазами, помещаясь у этого человека прямо на затылке. Когда он поворачивался, то гадюка (если это была именно она, Марина не разбиралась в видах змей) поворачивалась вместе с ним, как бы предупреждая, что с ее хозяином шутки могут быть очень плохи. Его борода была седой, густой, окладистой. Он привлек особое внимание Марины тем, что выглядел как-то уж особенно невероятно не только из-за своей татуировки. Лицо у него было как будто молодое, но лоб и щеки изрезали морщины, а веки наполовину прикрывали большие серые глаза под кустистыми седыми бровями. Именно это несоответствие между ощущением молодости, исходившей от него, и явно солидным возрастом искренне поразило Марину. Лишь до неприличия внимательно (она подошла к нему вплотную) всмотревшись в его лицо, Марина поняла причину этой аномалии: его взгляд был взглядом молодого, цветущего человека лет семнадцати: задорный, веселый. Назвать его добрым? Пожалуй, хотя всё же нет. Как угодно, но не было доброты в его полузакрытых глазах. Его руки неподвижно лежали на коленях, он устремил взгляд в одну точку, и точка эта была для него словно нарисована на лбу Марины, прямо над переносицей. С трудом отведя взгляд от его необыкновенных глаз, Марина обвела взглядом тех, других. Занятные люди. Похожи на участников исторического клуба, собравшихся выехать на природу поиграть в ролевые игры. Их таких много сейчас. Бегают по лесам, вооруженные холодным оружием, одетые в кольчуги. Лупцуют друг друга мечами, поют странные песни: толкиенисты, тевтоны, варвары… Всех и не перечесть. «Постою рядом, послушаю песню, — решила Марина, — она словно отличный вариант отходной молитвы, и в ней много общего с моим нынешним состоянием души и тела. Послушаю, а потом можно и в электричку, остановку-две от Москвы, а там лягу на рельсы — и конец».