Александр Прозоров - Последняя битва Страница 19

— Вина!

— Лукерья, вина князю немедля! — потребовала княгиня и зачем-то добавила: — Разбавленного! Ты не беспокойся, княже, это не лихоманка, это воздух тут такой, сухой больно. А хочешь, пойдем с тобой у реки погуляем? Хворь как рукой снимет!

Князь Сакульский еще немного прокашлялся и согласно кивнул:

— Пошли.

Но отправиться на реку они не успели. По лестнице, ведущей с гульбища вниз, дробно простучали пятки, и рядом возник веселый князь Друцкий в замшевом коричневом колете и пухлом берете того же цвета, низко поклонился, изобразив что-то рукой на здешний манер.

— А я слышу, голоса доносятся. От и помыслил, что голубки это наши наконец-то проголодались и объятия свои разжать решили. Так и знал, так и знал. Оттого и повелел приготовить легкий херес и гаспаччо,[7] которое снимет легкий голод, но не отяжелит живот, оставив силы для новых деяний, — дядюшка весело подмигнул. Наверное — понимающе, но получилось у старика как-то неестественно. — Полюшка, подгони холопок своих, все уже приготовлено, в погребе остывает. Пусть несут.

— Да, дядюшка, сейчас, — согласно кивнула княгиня, отошла в дом, а Юрий Семенович тут же поймал Зверева за локоть, торопливо прошептал:

— Совсем забыл упредить тебя, княже! Коли примчится гранд де Кераль и заторопятся они с Пребраной твоей благословения просить, ты его сразу не давай. Сошлись на усталость. Скажи, подумать надобно…

— Это так срочно? — не понял Андрей.

— Ай, — отмахнулся князь. — По два, по три раза на неделе прилетает сорванец юный. Кабы не приличия, так и вовсе у ее ног бы поселился. Взбалмошные они все, гышпанцы эти. Видать, голова на солнце перегревается постоянно. Эвон как припекает.

— Постой, Юрий Семенович, — окончательно запутался Зверев. — Ты же сам обо всем сговаривался? Сладил все чин по чину еще сколько лет тому, обговорил все до мелочи. Что же тогда ныне крутишь?

— Да есть опаска у меня, княже, — оглянулся в сторону дома Юрий Семенович. — Не хотел племянницу сим раньше времени беспокоить.

— Это как-то связано с объявлением войны одним из грандов испанской короне?

— Ты знаешь? — изумился князь Друцкий. И тут же сообразил: — Ну конечно же барон Тюрго! Столь занимательная история не могла пройти мимо его ушей. Он же тебе благоволит и, мыслю, готов помогать без всякой корысти, коли это не повредит интересам его крохотной Швеции.

— Так это был Карл де Кераль?

— Его отец, — со вздохом признал Юрий Семенович. — Пока гранд чудил, его величество к сему относился снисходительно. Когда же смех иссяк, излишне непокорный дворянин стал казаться ему подозрительным. Мы же не хотим передать Пребрану в семью опальных? Ныне…

Князь запнулся, услышав шаги, — однако это была всего лишь прислуга, выносящая блюда, кувшины и посуду, и Юрий Семенович закончил:

— Ныне я проведать пытаюсь, сколь глубоко недовольство короля и как далеко оно способно зайти, нет ли надежды на милость. Все же дети явно приглянулись друг другу и не хотелось бы столь грубо рушить их надежды. Но коли Филипп окажется непреклонен, род грандов де Кераль окажется нам совсем не ровней. И в таком… О, наконец-то, Полинушка! А мы тебя уже заждались. Идемте к столу, идемте.

— А дети где? — оглянулся Андрей.

— Соскучились они, соскучились, — утешил дядюшка. — Да токмо дело молодое… Как дома усидишь, коли столько веселья вокруг?

Андрей перевел взгляд на жену.

— Еремушка с ними. В обиду не даст, непотребства не допустит, — тут же напомнила Полина. — Да и сами, может статься, встретим. Наверняка у воды дети. Вон как жарко ныне опять…

За завтраком темы для разговора не нашлось. Андрей думал над словами дядюшки и вспоминал вчерашний разговор с Пребраной — но Полину тревожить не хотел. Князь Друцкий тоже поглядывал на племянницу и молчал.

Поев, Зверев переоделся, опоясавшись саблей прямо поверх шелковой сорочки и накинув на плечи плащ — больше от солнца, чем от холода. В голове крутилась мысль, что носить броню в таком климате — самоубийство. Коли не убьют в первый же час — сам запечешься, словно рак в собственной скорлупе.

К счастью, королевский парк находился от дворца грандов де Кераль всего в получасе ходьбы, и вскоре супруги оказались в тени могучих лип и кленов. Здесь действительно было очень красиво: ухоженные широкие дорожки, живые изгороди, пруды и каналы, обложенные благородным ломаным камнем, решетки с вазонами на каждом столбе, много фонтанов — пусть и неработающих, но демонстрирующих хороший вкус королевской четы. Ведь каждый был украшен скульптурой Бахуса, Афины, Медузы, Геракла или иного античного героя. К тому же в чашах фонтанов сохранялась чистая прозрачная вода, и Зверев чуть не из каждой отирал влагой лицо и гладко выбритую по русскому обычаю голову.

К дворцу они не пошли — оттуда доносились звуки стройки: крики, стуки, скрип, поднималась пыль. Вот только пылью дышать в такую жару не хватало! В других же краях сада не то что своих детей — вообще гуляющих не встретили. Вернулись домой к обеду — и там вдруг оказались среди шума и веселья! Под навесом стол стоял накрытый, причем в основном бутылками и кубками, вокруг него несколько молодых людей с завязанными глазами пытались поймать каких-то девушек — но, само собой, все время захватывали только друг друга. Еще один ухарь пытался пройти через лабиринт. Причем тоже — с завязанными глазами, следуя лишь командам одетой в легкое сатиновое платьице Арины. Правда, юбка у платья была довольно пышной и скрывала ноги до пят. Но зато лиф почти полностью открывал грудь.

— Ермолай! А вот тебе глаза завязывать не следовало! — громко посетовал князь Сакульский.

— Батюшка?! — Один из кавалеров, играющих под навесом, метнулся из стороны в сторону, оступился и шумно рухнул прямо в бассейн. Только там он догадался сдернуть повязку, вскочил, оказавшись в воде по грудь. Остальные гости тоже засуетились, снимая повязки, оправляясь, подбирая и нахлобучивая на голову береты и шляпы. Девушки попытались незаметно убрать бутылки, пряча их вниз и прикрывая юбками. На столе оставались вазы с фруктами и множество кубков. Видимо, родителям следовало догадаться, что в них давили сок.

— Батюшка, батюшка! — От дома подбежала Пребрана, ведя за руку раскрасневшегося паренька. — Батюшка, прости, не уследили. Батюшка, это он. Хочу представить тебе гранда Альба Карла Фердинанда Игулада-де-Кераля. Прости, это должен был сделать дядюшка Юрий Семенович, но он, вестимо, в отъезде. А Карл, узнав о твоем приезде, так торопился представиться, что… Его не оказалось дома.

Гышпанец, поняв, что говорят о нем, чуть присел, склонился, отработанным жестом попытался поймать край головного убора — но, как и прочие гости, оказался простоволосым. Тем не менее гранд не смутился, быстро и изящно изобразил рукой несколько уважительных движений, выпрямился, вернув руку к груди.