Пирс Энтони - Властью Песочных Часов Страница 19

— Но вот о внешнем сходстве я как-то не подумал.

— Ребенок действительно чрезвычайно похож на тебя! Я полагал, это просто совпадение, парадоксальная игра случая…

— Нет, это работа Матушки Геи. Наверное, она самая сильная среди земных инкарнаций, хотя я бы не хотел ссориться ни с одной из них.

Нортон не спешил верить всему услышанному. Однако к госпоже Природе он относился с должным благоговением. Если инкарнация Природы существует на самом деле, она должна быть восхитительной, могучей и прекрасной…

— А чем ты, собственно говоря, не доволен? — спросил он призрака. — Матушка Гея свое обещание выполнила. Ведь так?

Гавейн зашагал по комнате с удвоенной яростью — напоминая зверя в клетке. Имей он реальный человеческий вес, ковру бы крепко досталось.

Наконец он остановился, горестно вздохнул и сказал:

— Дело в том, что в нашем роду гуляет наследственная болезнь. Она передается из поколения в поколение. Мой старший брат умер от нее. Поэтому-то я и стал владельцем всей этой обширной собственности. Злодейка, сидящая в наших генах, убивает в раннем возрасте — редкий больной доживает до десяти лет. А в самое последнее время она повадилась укладывать в гроб даже младенцев.

— Погоди, тебя-то убил дракон! И тебе было больше десяти лет, когда ты погиб!

— Меня раздавил аллозавр!

— Какая разница! Главное — тебя погубила отнюдь не наследственная болезнь.

— А я и не говорил, что все члены нашего рода умирают от этой болезни. Однако она затаилась в моих генах.

Нортон начал догадываться. Теперь и он стал мрачнее тучи.

— То есть…

— Да, дружище, я увидел явственные признаки болезни. Мальчик обречен.

— Да брось, Гавейн! Малыш так и пышет здоровьем! Орлин самым тщательным образом следит за его состоянием…

— Наша родовая болезнь не проявляется у новорожденного. Она как бы наполовину психическая: сперва затрагивает и коверкает сознание, а уж только затем сперва калечит, а потом и убивает тело. Эта болезнь — проклятие во всех смыслах: ее жертва обречена на короткую жизнь и на вечные муки в Аду. Никакой доктор не распознает ее — тем более в наше время, когда врачи так скептически относятся ко всему сверхъестественному. Нынешние лекари в своей гордыне полагают, что им известно все, а то, чего не показывают их мудреные приборы… ну, того просто не существует. А действительность хитрее приборов…

Гавейн досадливо передернул плечами.

Похоже, он не ломал комедию, а и впрямь различил роковые симптомы — или уверил себя, что видит их.

— Ты говоришь, эта болезнь или убивает в нежном возрасте, или милует, — потерянно пробормотал Нортон. — Но если ты ошибаешься насчет явных признаков… возможно, Гавейнчик проскочит опасный возраст — и все будет в порядке… Ведь так?

— Да, болезнь убивает только детей. Исключительно детей. Но когда появляются первые симптомы, очевидные для докторов, уже поздно, ребенок обречен. Не исключено, что поздно лечить младенца с подобной наследственной патологией уже в первую же секунду после рождения. Болезнь неизлечима, неотвратима. Жертва тает, тает — и все, конец… Это как гниение дерева изнутри…

— Не сомневаюсь, что современная медицина и современная магия…

Гавейн мрачно тряхнул головой.

— Нет, — сказал он. — Чтобы спасти моего старшего брата, перепробовали все. И тем не менее он скончался в возрасте семи лет. Мне было тогда четыре года, но я хорошо помню… — Гавейн снова мрачно тряхнул головой и горестно запричитал: — Ох-ох-ох, не стоило мне соваться не в свое дело, не стоило попусту извращать законы природы. Я все испортил, я все изгадил! Не будет теперь у меня наследника! О горе мне, горе, горе!..

Гавейн стал рвать на себе волосы.

Хотя со стороны этот трагический жест в исполнении призрака выглядел достаточно комично, Нортону было не до смеха. Сомнительно, что Гавейн его дурачит. Выходит, ситуация и впрямь жутковатая…

Тут Нортона вдруг осенило.

— Отчего бы нам не посоветоваться с Жимчиком! — воскликнул он. — А ну как он знает ответ!

— Что еще за Жимчик?

— Мой добрый друг.

Нортон прикоснулся к кольцу, чтобы разбудить его, хотя не был уверен, что металлическая змейка когда-либо спит.

— Жимчик, отправляйся к маленькому Гавейну. Я хочу знать, болен ли он той смертельной болезнью, которая передается из поколения в поколение в роду Гавейна.

Жимчик ожил, соскользнул на пол с его пальца и уполз в спальню. Призрак с интересом проследил за метаморфозой кольца в живую изумрудную змею.

— Где ты раздобыл эту штуковину? Она не является частью моих сокровищ.

— Это кольцо дала мне твоя супруга. В награду за ребенка.

Гавейн брезгливо передернул плечами.

— Ясно, — сказал он. — С тех пор как меня укокошила рептилия, я их всех на дух не переношу — и крупных, и мелких… А этот гад ползучий не укусит ли часом ребенка?

— Нет-нет. Он его даже не напугает. Просто взглянет на малыша и вернется.

Через несколько мгновений Жимчик появился из спальни, заполз на подставленную руку, обвился вокруг пальца и снова превратился в металлическое кольцо.

— Маленький Гавейн болен? — спросил Нортон.

Жим.

У Нортона в животе похолодело от ужаса.

— Ты уверен?

Жим.

— Как долго он проживет? Сколько лет?

Жим.

— Только один год? — ошарашенно переспросил Нортон.

Жим.

— Итак, он отвечает — только один год? — хмуро сказал Гавейн.

— Да, именно так, — с тяжелым сердцем подтвердил Нортон. — Разумеется, Жимчик может и ошибаться… Он не силен в математике.

— Увы, он прав. Я видел недвусмысленные признаки заболевания. А сколько проживет мальчик — уже неважно. Год или семь лет — какая разница, если ему все равно суждено умереть…

Призрак снова зашагал по ковру с яростью зверя в клетке.

— Ох уж эта Зеленая Матушка! — воскликнул он через некоторое время. — Ведь, небось, знала, старуха чертова! Все заранее знала! Мне бы, болвану, сразу сообразить, когда она с такой готовностью взялась оказать мне услугу! Как же до меня не дошло, что она неспроста так раздобрилась!..

— Послушай, эти инкарнации, о которых ты столько говорил, они… они относятся к силам Зла?

— Огульно про них ничего сказать нельзя. Сатана — воплощение Зла. Бог — воплощение Добра. Большинство же инкарнаций как бы нейтральны. Хотя, по-моему, большинство относится более благожелательно к Добру… или по крайней мере к существующему миропорядку. Что же касается Природы, или Геи, или Земли-Матери, то она… она просто непредсказуемая. Если ее чем-то разозлишь — жди большой беды. Но загвоздка в том, что не всегда знаешь, когда и чем ты ее разозлил. Порой она — сама доброта, и тогда дары ее благостны; а иногда такое отмочит, такое отчубучит!.. О-о, будь моя воля, я бы ее, каргу злобную… Всю загробную жизнь мне отравила, все в моей душе перековеркала!..