Вадим Проскурин - Повесть о райской жизни Страница 19

— Как что? Тогда получается, что где-то рядом есть истинный мир…

— Нет никакого истинного мира, — заявила Головастик. — Все миры абсолютно равноправны и равноценны. То, что одни миры старше других, не говорит абсолютно ни о чем.

— А как насчет Содома и Гоморры? — спросил Мордехай. — Это было?

— Легенда, — отрезала Головастик. — Про всемирный потоп — тоже легенда. И про вавилонскую башню. То есть, башню в Вавилоне действительно строили, точнее, не башню, а зиккурат, это такое сооружение вроде пирамиды со ступеньками. Вавилонский зиккурат построили и посвятили Бел Мардуку. Этот храм стоял несколько столетий, пока не разрушился, и никаких чудес вокруг него не происходило.

— Иисус существовал? — спросил Мордехай.

Головастик кивнула.

— Вы его искушали в пустыне?

Головастик рассмеялась.

— Тогда я о нем еще не знала, — сказала она. — Обычный бродяга, даже не проповедник, он не интересовал никого, кроме Бомжа.

— А почему Бомжа называют Бомжом? — спросил я. — Ты раньше говорила, что он бомжевал три года, но…

— Это прозвище появилось потом, — сказала Головастик. — Он всем рассказывал, что Иисус был как бы его составной частью…

— А на самом деле было не так? — спросил Мордехай.

— А кто его знает? — пожала плечами Головастик. — Каждый из нас принимает часть души от своего ближнего. Иисус был сильным магом, хоть и не прошел финального просветления.

— Он умер на кресте по-настоящему? — спросил Мордехай. — Воскресение — тоже легенда?

— Легенда, — кивнула Головастик. — Если бы он воскрес, это привело бы к концу света, пророчества были совершенно недвусмысленны. Не знаю, почему Бомж не пытался его воскресить. Наверное, в тот момент просто не додумался, а потом, задним числом, придумал красивую легенду.

— Знаете, а я ведь хотел окреститься, — сказал вдруг Мордехай.

— Неудивительно, — улыбнулась Головастик. — Саул — отличный проповедник, один из лучших за всю историю христианства.

— Теперь уже не хотите? — спросил я.

Мордехай пожал плечами.

— Даже не знаю, — сказал он. — У меня никогда не было настоящей веры. В синагогу я ходил, без этого у нас нельзя, но глубокой веры у меня никогда не было. А теперь вдруг выясняется, что все эти религиозные вещи были на самом деле, но совсем не так…

— В тебе нет магии, — сказала Головастик. — Ты можешь верить во что угодно или не верить ни во что, это ни на что не повлияет. Это твое личное дело, решай сам, как тебе удобнее. Я бы посоветовала подождать, что решит Саул.

— А что он может решить? — удивился я. — Или ты думаешь, он отречется от Бомжа?

— Нет, — улыбнулась Головастик. — От Бомжа он не отречется. Он немного поживет здесь, а когда оклемается — отправится на Землю проповедовать. А вот что именно он будет проповедовать — вопрос интересный. Пока я не решаюсь даже предположить.

— Пантеизм, — сказал Натан, входя на кухню. — Доброе утро.

— Доброе утро, — кивнула Головастик. — А почему пантеизм?

— По-моему, это очевидно, — сказал Натан. — Чем учение Павла отличалось от учения Петра? Павел утверждал, что обряды не имеют самостоятельной ценности, что истинная вера в душе, а обряды — просто упражнения, как асаны у йогов. Считается, что Павел отменил обрезание, субботу, пищевые запреты, но на самом деле он отменил все обряды. Точнее, он отменил их необходимость, сам-то он, находясь среди евреев, исполнял субботу, но лишь для того, чтобы не смущать друзей. Иисус начал противопоставлять внутреннее внешнему, Павел продолжил эту идею и довел до логического завершения. Только христиане не поняли, о чем говорил Павел, они отказались понимать. Это общая беда всех пророков — они говорят одно, а люди понимают совсем другое.

— А вы не собираетесь креститься? — спросил я. — Поговорили с настоящим апостолом… Или он вас не убедил?

— Он меня убедил, — серьезно сказал Натан. — Но не в том, что мне надо креститься, а в том, что истинная вера в первую очередь внутри и только потом снаружи. Это, конечно, ересь. Мы, иудеи, привыкли исполнять мицвот настолько, насколько возможно, и думать, что бог не потребует от нас большего. Не брить волосы на висках, не поселяться в Египте, не брить проплешину прокаженного… Если в субботу нужно оторвать от рулона кусок туалетной бумаги, это может сделать только раввин, только зубами и только прочитав должную молитву. А Павел говорит, все что это ерунда. Можно исполнять мицвот, говорит Павел, можно не исполнять, но на страшном суде тебя будут судить не за нарушенные мицвот. Грех не в том, говорит Павел, что ты выбрил виски в неурочное время, грех по Павлу — состояние души. У него получается, что любая вера одинаково хороша и одновременно одинаково плоха. Главное не то, каким правилам ты следуешь и не то, насколько четко ты им следуешь, главное то, насколько твоя душа чиста. Можно соблюдать субботу, можно не соблюдать, но если ты привык ее соблюдать, то лучше не изменять своим привычкам. И вот что интересно. Когда я сам говорю эти слова, я ведь понимаю, что это ересь, но когда их говорит Павел… А что с ним будет, кстати?

— Мы как раз и думаем над этим вопросом, — ответила Головастик. — А вы как считаете?

— Я бы предпочел, чтобы он не покидал рая, — сказал Натан. — Если он появится на Земле, он начнет проповедовать, скорее всего, ему не поверят, но если поверят…

— Ему поверят, — сказал я. — Как только Бомж поймет, что произошло, он обязательно вмешается. Павел начнет творить такие чудеса, какие Иисусу даже не снились. Кстати, чем не претендент на роль нового мессии?

— Не пойдет, — покачала головой Головастик. — Бомж обещал больше не играть в эти игры. Если он нарушит обещание, Четырехглазый его порвет.

— Бомж обещал не устраивать конец света, — уточнил я. — Ничто не мешает ему устроить то же самое представление, что и в прошлый раз, только без распятия. А если в раю материализуется какой-нибудь друг пророка Мухаммеда…

— Имам Али, например, — предположил Натан.

— Тогда уж Муавия, — уточнила Головастик. — Имам Али — товарищ весьма специфический. Только давайте с этим разговором завязывать, а то как бы не накаркать.

— А может, рай стоит закрыть? — предложил я. — Убрать врата на Землю и самим покинуть этот мир. А то праведники рано или поздно по любому начнут появляться.

— Может, и стоит, — задумчиво проговорила Головастик. — Но тогда Бомж сможет проводить свои экскурсии беспрепятственно.

— Лучше уж так, чем нашествие праведников, — заметил я.

Головастик пожала плечами и сказала: