Феликс Крес - Громбелардская легенда Страница 19

Маведер с радостью отметил, что его командир способен разумно мыслить. Несколько минут спустя состоялось импровизированное совещание Сехегеля, его заместителя и троих десятников. Вскоре отряд снова двинулся в путь. Впереди шла охрана под командованием Маведера.

Когда они достигли цели, была уже ночь. Отряд Маведера должен был снять часовых, расставленных вокруг разбойничьего лагеря. Солдаты Громбелардской гвардии справились с задачей, как могли, хотя и не лучшим образом. На этот раз не хватило везения, столь необходимого на войне. Полностью застать лагерь врасплох не удалось. Короткая, отчаянная борьба бдительного часового привела к тому, что люди Каги, проснувшись, схватились за оружие. Мгновение спустя на их лагерь обрушились тридцать солдат.

Ночное сражение под пасмурным громбелардским небом, к тому же за перевалом Туманов, не имело никакого отношения к военному искусству. Среди криков и воплей спотыкающиеся о камни солдаты хватали неясные, быстрые, расплывчатые тени, сталкивались, падали, били друг друга кулаками и рукоятками мечей, кусались, кололи ножами… Никто не стрелял, поскольку никто не видел цели; друг друга хватали за плечи, лишь на ощупь определяя, свой это или враг. Солдаты были в шлемах и мундирах — разбойники их не носили. Среди неописуемой суматохи то и дело сталкивались группы из нескольких человек, лишь для того, чтобы понять, что свои нападают на своих; иногда же двое смертельных врагов, плечом к плечу отражая чьи-то удары, вдруг замечали собственную ошибку и хватали друг друга за горло. Среди тех, кто выжил в этой схватке, никто не мог бы поклясться, что время от времени не атаковал своего.

Все это продолжалось недолго. Проклятия и боевые кличи постепенно утихали, все чаще раздавались стоны и вопли раненых. Наконец битва закончилась.

Развести костры было не из чего (обычное дело в Тяжелых горах), так что связывать пленников и перевязывать раны, собственные и товарищей, приходилось в темноте. Впрочем, даже если бы возможно было развести огонь, победители не посмели бы этого сделать… ибо никто не мог знать, не прячутся ли во тьме остатки вражеского отряда, с арбалетами в руках, ожидая блеска пламени. Солдаты расставили посты и стали ждать рассвета.

5

Когда ходившая на разведку Охотница вернулась, Оветен сразу же показал ей только что обнаруженный труп часового.

— Не понимаю, — сказал он.

Она отвела взгляд от изрубленного тела, над которым клубился бело-желтый туман.

— Чего? Того, что Вер-Хаген убивает наших дозорных?

Он нахмурился.

— Именно. Я мало что знаю о Тяжелых горах и разбойничьих обычаях… Но, судя по тому, что я слышал, рискует подвергнуться нападению лишь экспедиция, возвращающаяся из края. Кому может быть нужно ослаблять нас именно сейчас? Чем более слабыми мы войдем в край, тем больше риск, что мы оттуда не вернемся. А ведь им нужно, чтобы мы вернулись, и притом с добычей.

Девушка задумчиво кивнула, затем посмотрела на солдат вокруг.

— Нужно его похоронить, — пробормотала она. — Пойдем прогуляемся, ваше благородие. Слишком много тут чужих ушей.

Они повернулись и не торопясь пошли прочь.

— Все, что ты говорил, справедливо. Но при условии, что Хаген-Мясник знает о твоем намерении добраться до края. Он может этого и не знать. Или наоборот, может знать чересчур много… — Она не договорила.

Оветен испытующе посмотрел на нее.

— Именно, — кивнула она. — Кто еще может знать, что мы вовсе не идем в край?

Он долго молчал.

— Со вчерашнего дня знаешь ты.

Она остановилась как вкопанная.

— Ты хочешь сказать…

— Ничего я не хочу! — сердито перебил он. — Кроме меня знают еще четыре человека: старый солдат, с которым я здесь был и с которым много раз стоял плечом к плечу, мой отец, комендант Амбеген и ты. Если бы меня спросили, кому из этих четверых я меньше всего доверяю, я ответил бы: проводнице! Разве не понятно? Что мне, в конце концов, известно о тебе, кроме того, что ты знаешь горы?

— Ведь ты понимал, что рано или поздно я узнаю правду.

— Но это вовсе не означает, что у меня сразу же появились основания доверять тебе больше, чем собственному отцу или верному солдату, которого я знаю с детства.

— А коменданту?

Оветен пожал плечами.

— Ему? Одному из самых знаменитых воинов во всем Шерере? Занимающему пост, который он сам для себя выбрал, ибо никто не смел ему отказать? Этот старик когда-то выиграл настоящую войну. Полагаешь, сейчас ему могло бы прийти в голову обокрасть сына своего давнего товарища по оружию?

Девушка пожала плечами вместо ответа. Она тоже была армектанкой и не хуже Оветена знала, что надтысячник, бывший громбелардцем самое большее наполовину, никогда не нарушил бы священного Перемирия Арилоры, заключенного на поле битвы. Впрочем, он был человеком отнюдь не бедным и его амбиции давно уже были удовлетворены. К чему ему было ввязываться в позорную авантюру?

— Мы почти преодолели горы, — добавил Оветен. — Если бы его благородию Амбегену нужны были Брошенные Предметы, уже наверняка бы погибла половина моих людей. Но нет. Погиб один — тех двоих, свалившихся в пропасть, я не считаю. Погиб один, но сразу же после того, как ты узнала тайну.

— И в связи с этим я изрубила беднягу на части, притворяясь Хагеном-Мясником, — сказала девушка. — Хватит. Проводницы у тебя больше нет.

— Женщина, — промолвил он, тоже останавливаясь, — что мне с тобой сделать, чтобы ты начала думать? Схватить тебя за твои грязные волосы и встряхнуть хорошенько?

Он протянул руку.

Девушка инстинктивно отшатнулась.

— Ты спрашивала, не знает ли кто о цели нашего путешествия. Я назвал четверых. Из этих четверых меньше всего я доверяю тебе. Но если бы я и в самом деле решил, что ты нас предала, я убил бы тебя на месте, не занимаясь поиском подходящих причин… Я знаю, что это не ты. С того момента, когда я доверил тебе свою тайну, с тебя не спускали глаз ни на одно мгновение.

— Я заметила… И догадалась, зачем мне общество твоих людей в разведке.

Она прикусила губу и неожиданно усмехнулась.

— В этом нет ничего забавного, — заявила она, несмотря на улыбку.

— В том, что за тобой наблюдают? Такова цена удовлетворения любопытства, — констатировал он.

— Ну хорошо, спрошу еще раз, но иначе: кроме этих четверых еще кто-нибудь мог узнать тайну?

— Сомневаюсь. Но ее, естественно, мог узнать любой, кому пришло бы в голову приложить ухо к нужной двери… в нужный момент. Если тайна хотя бы один раз выплывает наружу, уже нельзя быть уверенным, что она сохранится.