Мартин Гринберг - Дорога Короля Страница 19

— Видишь ли, — проговорил Коэн, когда они наконец остались одни, — я вовсе не собирался тебя убивать…

Лицо тролля удрученно вытянулось.

— Да?

— Я думал просто скинуть тебя с моста и забрать все твои сокровища.

— Да?

Коэн ободряюще похлопал тролля по спине.

— Понимаешь, — добавил он, — мне всегда нравились… парни, которые помнят традиции. Нашей стране сейчас очень не хватает традиций.

Тролль разом вытянулся по стойке «смирно».

— Рад стараться, сэр! — пролаял он. — Вот мой сынок хочет пойти в город работать. А я ему и говорю: под этим мостом тролли жили аж пятьсот лет…

— Так что ты сокровища отдай, — перебил его Коэн, — и я поеду.

Лицо тролля прорезали панические трещины.

— Сокровища? Понимаешь… Дело в том, что… у меня нет никаких сокровищ, — наконец проговорил он.

— Да ладно тебе рассказывать, — хмыкнул Коэн. — С таким-то замечательным мостом ты не нажил себе сокровищ? Ни в жизнь не поверю.

— Мост действительно замечательный, да только этой дорогой никто уже не пользуется, — пояснил Слюда. — Ты первый, кто появился здесь за много-много месяцев. Берилл вот все твердит, что надо было мне идти к ее братцу, он приглашал, когда через его мост новый тракт проложили, но, — тролль повысил голос, — я ей все время отвечаю, что под этим мостом тролли жили аж…

— Да, да, это я уже слышал, — кивнул Коэн.

— Отличный мост, честно скажу, разве что камни последнее время выпадают, — продолжал тролль. — А каменщики сейчас столько за работу дерут, ты не поверишь… Чертовы гномы. Никогда им не доверял. — Он наклонился к Коэну. — Вообще-то чтобы сводить концы с концами, мне пришлось на три дня в неделю устроиться на лесопилку к деверю.

— По-моему, ты говорил, что твой деверь работает под мостом? — удивился Коэн.

— Это другой. У моей жены больше деверей, чем у собаки блох, — ответил тролль и печально воззрился на бурлящую внизу реку. — Один — купец в Кисловодье, древесиной приторговывает, у второго — мост, а у третьего, у самого большого и толстого, — лавка в Горькощучье. Вот скажи, разве ж это работа для тролля?

— Ну, хоть один из них не ушел из мостового дела, — пожал плечами Коэн.

— Не ушел? Да Колчедан целый день в будке сидит и с людей берет серебряную монету за проход… Хотя что я говорю, целый день… Половину времени вообще где-то шляется! Гнома себе нанял и платит ему за то, чтобы тот в будке его подменял. А еще называет себя троллем! Издали глянешь — не тролль, человек какой-то…

Коэн понимающе кивнул.

— Представляешь, — взмахнул руками тролль, — и мне с этими типами каждую неделю ужинать приходится! Со всеми тремя! И выслушивать, что надо, мол, идти в лапу со временем…

Тролль отвернулся от воды и грустно посмотрел на Коэна.

— Вот скажи, что такого плохого в сидении под мостом? — спросил он. — Я же тролль! Меня растили и воспитывали, чтобы я сидел под мостом. Одна надежда: когда помру, Щебень меня заменит. А что, спрашивается, в этом плохого? Под каждым мостом должен жить тролль. А иначе зачем все это? Для чего?

Тролль и человек угрюмо оперлись на парапет и снова уставились на пенную воду.

— Знаешь, — медленно проговорил Коэн, — я помню времена, когда человек мог доехать до самых Клинковых гор и не встретить на своем пути ни единой живой души. — Он провел пальцем по лезвию своего огромного меча. — А если и встретить, то очень ненадолго…

Коэн швырнул в реку окурок и выпрямился.

— А теперь повсюду фермы. Маленькие такие фермочки, и управляют ими мелкие людишки. Заборов понастроили… Куда ни глянь: фермы, заборы да мелкие людишки.

— Она, конечно, права, — продолжал свой внутренний монолог тролль. — Всю жизнь из-под моста выскакивать — карьеры тут никакой…

— Разумеется, — согласился Коэн, — против ферм я ничего не имею. Или против тех же фермеров. Они должны быть. Просто раньше они были далеко, а теперь — совсем рядом.

— Все течет, — говорил тролль. — Все меняется. Вот мой деверь, который Сланец… Лесопилка! Сам подумай, тролль, управляющий лесопилкой! Ты бы видел, во что он превратил Тенелесье!

Коэн удивленно поднял голову.

— Это какое Тенелесье? То самое, где живут огромные пауки?

— Живут? Нет там больше никаких пауков. Одни пни.

— Пни? Пни? Слушай, такой отличный лес был. Ну… темный, зловещий — настоящий, одним словом. Таких зловещих лесов, наверное, и не осталось больше. Помню, тебя там до самых костей пробирало…

— Что, по острым ощущениям соскучился? Так я тебе их обеспечу… Сланец там теперь елочки сажает, — фыркнул Слюда.

— Елочки?!

— Это не его идея была. Он березу от дуба не отличит. Это все Глинина затея. Он его уговорил.

У Коэна закружилась голова.

— Что еще за Глина?

— Я же рассказывал — у меня три деверя. И Глина тоже в купеческом деле. Так вот, он сказал Сланцу, что, если землю заново озеленить, ее легче будет продать.

Последовала долгая пауза — Коэн переваривал услышанное.

— Тенелесье нельзя продавать, — наконец промолвил он. — Оно же общее, то есть ничье.

— Во-во. Так Глина и сказал: поскольку оно ничье, почему бы его не продать?

Коэн ударил кулаком по парапету. Один из камней поменьше вылетел и покатился в ущелье.

— Извини, — виновато промолвил он.

— Ничего страшного. Сыплется мост, сыплется…

Коэн повернулся к троллю.

— Да что ж это такое творится? Я помню войны, что велись на этой земле… А ты? Тоже, наверное, повоевать пришлось?

— О да, я свое дубиной отмахал…

— Мы вроде сражались за светлое будущее, за справедливость и все прочее. По крайней мере нам так говорили…

— Ну, лично я сражался потому, что мне так велел большой тролль с хлыстом, — пожал плечами Слюда. — Но я понимаю, что ты имеешь в виду.

— Я имею в виду, мы же не за фермы эти сражались и не за елочки. А?

— Жалкий тролль под жалким мостом… — Слюда повесил голову. — Мне правда очень неудобно, ты в такую даль тащился…

— И был ведь какой-то король, — задумчиво промолвил Коэн, глядя на речку. — И, кажется, волшебники были… Насчет их не уверен, но король точно был. Хотя я с ним ни разу не встречался. Знаешь, — усмехнулся он вдруг, — я даже имени его не помню. Помню, сражались мы за короля, а вот как звать его, нам так и не сказали…

Примерно через полчаса лошадь Коэна выехала из мрачного леса на безжизненную, продуваемую всеми ветрами вересковую пустошь. Какое-то время она шла молча, а потом спросила:

— Ну и сколько ты ему дал?

— Двенадцать золотых монет.