Александр Больных - Желтый колокол Страница 19

Гайсир уставился на него блуждающим взором, словно безумный. Потом с диким ревом вскочил, выхватил из складок халата кривой нож и бросился на Гремислава. Витязь успел перехватить его руку, они замерли — каждый пытался сломать противника. Александр хотел броситься на помощь, но гневный окрик Гремислава остановил его. Несколько мгновений длился немой поединок. Они пронзали друг друга яростными взглядами, их лица побелели, на лбу вздулись вены. Потом медленно, очень медленно, рука Гайсира начала поворачиваться, направляя острие ножа ему же в грудь. На лице степняка стремительной тенью промелькнуло удивление. Нож еще немного приблизился к полосатому халату. Удивление сменилось испугом, и это решило участь Гайсира. Испуг лишил его руку прежней силы, и нож вонзился ему прямо в сердце.

Гремислав брезгливо оттолкнул труп.

— Собаке — собачья и смерть.

Тиран, молча следивший за схваткой, спокойно заметил:

— Это ваши дела, и я не взыскиваю с тебя за убийство. Но… Но есть дела, касающиеся города аримаспов. Ко мне поступила жалоба вполне достойного, солидного человека. Он тоже обвиняет вас в подрыве основ торговли.

— Хасан-мошенник! — воскликнул Гремислав.

— Не знаю такого, — сухо возразил тиран. Не выразив ни малейшего недовольства тем, что его перебили, он продолжил: — Я рассмотрел его жалобу и увидел, что она справедлива. Отличить правду от лжи нетрудно. И до окончания рассмотрения всех деталей дела я считаю необходимым задержать вас.

— Ты хорошо подумал, тиран? — угрожающе спросил Гремислав.

— Да.

— И ты решил бросить нас в темницу?

— Да.

Эти «да» падали с неумолимостью каменных глыб.

Гремислав сделал было шаг по направлению к креслу тирана, но тут потолок словно разломился. Оттуда с легким шипением выскочила толстая гранитная плита, разделившая зал надвое. Витязь остановился — теперь перед ним встала непроницаемая стена. А потом отворились двери и в зал ворвались десятки стражников.

После яростного, но безуспешного сопротивления их схватили и связали. Несколько стражников навсегда остались лежать на мозаичном полу парадного зала тирана, однако противников было слишком много. Наученные горьким опытом Синдайи, они не пытались отобрать оружие, но позаботились связать обоих путников так, что те не могли шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Подземелье было сырым и темным. Когда толстая железная дверь со скрипом закрылась, Александр, осторожно трогая языком разбитые губы, меланхолически заметил:

— В конце концов это просто обидно — прорваться сквозь орды степняков и сгинуть в гнилой темнице по доносу какого-то торгаша.

— Ну, предположим, это не совсем подземелье, — отозвался Гремислав, оглядывая узилище.

— И разница настолько серьезна?

— Да. Наши друзья…

— Ты полагаешь?

— Безусловно. — Гремислав кивком указал на зарешеченное окошко. — Нужно немного терпения, и Древолюб придет к нам на помощь.

— Хорошо, будем ждать, — не слишком веря в успех, согласился Александр.

Томительно тянулось время, прямо как загустевшая патока. Но зато можно было спокойно вспомнить и оценить прошедшие дни, впервые для этого выпала возможность. Главное, чем он втайне гордился, это происшедшим во время кошмарной ночи превращением Санечки в Александра. Как оно совершилось — не понятно, загадка, тайна. Но только он больше не чувствовал себя неумелым недотепой. До Гремислава пока было далековато, ему еще предстояло стать таким же витязем… Он уже и не думает о возвращении? Какие силы перенесли его сюда — разбираться нет смысла, все равно это совершенно бесполезно. Но, совершив одно чудо, они, без сомнения, так же легко могут совершить и второе — вернуть его в тот самый момент времени, когда он покинул тоннель метро. Сколько бы лет он не провел в этом мире. И надо надеяться, что при обратном переходе он вернет себе утерянное обличье и возраст… А значит, нужно исполнять свое предназначение наилучшим образом. Александра уже перестали смущать жестокие обычаи нового мира, он уже привык… Не до конца, конечно… Но все протесты ушли куда-то вглубь сознания, на задний план, и слышались глухо, еле различимо. И куда запропастился негодник леший?

Александр несколько раз порывался сказать, что ожидание бесполезно и бессмысленно, что нужно начинать действовать самим, но, видя невозмутимую уверенность Гремислава, каждый раз сдерживался. В решетчатом проеме показалась неправдоподобно яркая луна, и в камере стало заметно светлее. Александр уже открыл рот… Но тут бесшумная черная тень закрыла бледно-желтый диск. Александру показалось, что он узнал Зорковида. И действительно, вскоре филин уже сидел в оконной амбразуре.

— Валяетесь, голубчики, — неодобрительно сказал Древолюб, спрыгивая со своего крылатого коня.

— Так ведь из-за тебя, — незамедлительно парировал Гремислав.

— Это почему? — не понял леший.

— Ты же Хасана-мошенника обижаешь, — ответил Гремислав.

— Ах так… — рассвирепел леший. — Это раньше я его обижал, а теперь просто прикончу! Ну, я ему!.. Да я его… Ух!

— Хватит, — прервал приток возмущения Гремислав. — Помоги нам поскорее. Мы должны еще до утра выбраться из города и умчаться как можно дальше, пока нас не хватятся и не пошлют погоню.

Леший проскользнул сквозь решетку, и через некоторое время оба пленника избавились от пут.

— Слава Богу, аримаспы не догадались заковать нас в кандалы, — заметил Александр, растирая ободранные веревками запястья.

— Уж куда лучше, — Гремислав постучал по стене. — Прочно сложена, надежно. Ты-то ведь сквозь решетку не пролезешь.

— Так же как и ты.

Леший почесал нос.

— До этого могли бы и сами додуматься. Ну прямо как малые дети, — недовольно проворчал он. — Выручай их и выручай. Ведь у вас имеется отличное оружие, способное разрубить любые решетки. Или вы оба забыли, что говорил вам кузнец?

— Что при необходимости родная земля поможет мне, — медленно произнес Александр.

— Именно!

Он обнажил саблю, оценивающе покачал ее в руке и посмотрел на стену. Бить по каменной кладке не хотелось, все-таки продолжали оставаться сомнения.

— Давай-давай, — ободрил его леший. — Не бойся. Буде ти благо и нам вкупе.

Александр размахнулся и с плеча ударил по решетке. Лезвие прошло сквозь толстые прутья с такой легкостью, словно они были восковыми, и глубоко вонзилось в стену, оставив после себя разрез с гладкими краями. Он немного ошеломленно посмотрел на дело рук своих, снова размахнулся… И вновь не ощутил ни малейшего сопротивления, точно не из прочнейшего гранита была сложена стена, а из гнилой соломы.