О`Санчес - Ремесло государя Страница 19

Керси вспомнил, как на рассвете, встретив и проводив до дому Его Высочество, он осмелился обратиться с просьбой к Его Высочеству, как раз насчет меча… Рассчитал он верно: Его Высочество пребывал в благодушнейшем расположении духа и склонен был оказывать милости приближенным своим, но…

– С ума ты сошел, Керси? За спиной сейчас никто не носит! Это только мне при батюшке приходится так носить, и то не всякий раз. Да надо мною смеяться будут: вот, мол, какие дремучие порядки в доме у принца Токугари! И над тобою заодно. Деревня – скажут. Нет уж, держи простой одноручный и на боку, как принято… Ну сам подумай: ты же не маркиз Короны? И не герой Аламаган? И не бог войны Ларро? А? Им можно – тебе нет. И не паладин древности, правильно? И не в походе боевом, и даже не в служебном? Придворный должен быть современным и элегантным. Вот повенчает тебя в рыцари батюшка, вот проявишь себя в походе и на войне, вот стану… Гм… Личным указом подарю тебе эту дурацкую привилегию, если уж тебе так неймется, а пока – живи как все, не выкаблучивайся. Кроме того, на церемонии как раз будет тебе двуручный, ты же у нас вот-вот в рыцари выйдешь.

Керси подцепил в каждую руку по кошельку с червонцами и, полуодетый уже, грянулся обратно в кровать, широченная улыбка ну никак не хотела сходить с мальчишеского лица: рыцарь в неполных семнадцать лет!

Барабанщики гвардейских полков «Тургун» и «Океания» с самого рассвета, беспрестанно, сменяя друг друга, били в свои барабаны, грохот их до краев наполнял большую площадь, перед Храмом Бога войны Ларро, бога, которого судьба выбрала когда-то в покровители для новорожденного мальчика Керси, из провинциального, но древнего дворянского дома Талои.

С самого вечера и всю ночь напролет, Керси Талои, облаченный лишь в балахон грубого белого сукна, молился своему богу, один, в главном зале главного столичного Храма. Храм, конечно же, был не столь огромен и богат, как Верховный Имперский, выстроенный в честь самой Матушки-Земли, но зато храм бога Ларро всегда почитался ратниками, воинами, рыцарями… Да, Ларро – рыцарский бог, и Керси как нельзя более счастлив божественным совпадениям в своей судьбе.

Считалось, что всю ночь он будет беседовать с богами, вернее, с одним из них, с богом войны Ларро, однако ночь миновала, а Керси ничего такого не почувствовал… Да, волновался, да тело его бросало из жара в озноб, и наоборот, но никаких речей, никаких знаков он не почуял… Хорошо еще, что его светлость Хоггроги Солнышко, в свое время (ах, как недавно было сие! – но и целую вечность тому назад!), рассказывал своим пажам, а впоследствии оруженосцам, Керси и Лери, о некоторых особенностях рыцарских посвящений и церемоний… Рассказывал и предостерегал, естественно, не просто так, не для болтовни, но готовил мальчишек, будущих героев, заботился о них словом и делом… И вот, наконец, очередь Керси пришла.

Едва лишь забрезжило неяркое утро позднего лета, как в храм, сопровождаемые высшими жрецами храма, вошли двое убеленных сединами рыцарей: принц Чиноги Камазза и граф Устоги Веври. Это были знатнейшие дворяне империи, заслуженные рыцари, настоящие вельможи, и выбор Большого рыцарского совета пал на них не только из-за покровительства, оказываемого юному рыцарю Его Высочеством, наследником престола, но и потому, что рыцарство свое Керси Талои добыл на острие меча, в тяжелых боях, да не где-нибудь, а в самом что ни на есть аду, на юго-восточных границах Империи, во владениях воинственных и несокрушимых маркизов Короны. Империя воевала всегда, на всех своих рубежах, отодвигая их все дальше и дальше, до тех пор, пока они не превращались в естественные границы, в океанское побережье, например… Да, Империи было не привыкать воевать, но юго-восток… Особь статья, тяжелое место. Суровые края, как бы не сказать – кошмарные. А почему бы прямо так и не сказать? Все, кому довелось повоевать бок о бок с маркизами Короны там, на южных границах, и остаться при этом в живых, дружно уверяли окружающих, что любые иные войны и походы воспринимаются потом как свадебный пир, или веселая охота на ящерных свиней… А Керси Талои прожил на той границе без малого семнадцать лет, всю свою жизнь, и почти половину ее, больше трети – провоевал.

Как известно, ни притвор, ни алтарь, ни собственно храм – не приспособлены для того, чтобы там жить: приходишь молиться своим богам – делай именно это, не помышляя о греховном, или даже о мирском… Поэтому, великий ключник Дворца, князь Или Мальда, по прямому поручению Его Величества участвующий в церемонии, лично, в знак уважения к великому рыцарскому братству, отвел будущего рыцаря в Дворцовую мыльню, дабы тот привел себя в порядок, умылся и освободился от бремени всех телесных забот, накопившихся за ночь. Куаферы и брадобреи и собственно мыльники были уже наготове.

После бани и довольно условного брадобрития, Керси, сопровождаемый обоими рыцарями-наставниками, вернулся в храм, где в притворе, чуть в стороне от основного входа в главный зал, его ожидало застеленное ложе. Граф Устоги Веври поклонился ему как равному, помог надеть прямо поверх балахона «сдвоенную заспинную» перевязь со старинным двуручным мечом в ножнах тусклого серебра, к левому боку прицепил тяжелую секиру, а тем временем принц Чиноги отвернул углом покрывало и тоже поклонился. Керси ответил им общим глубоким поклоном и лег в постель. Все это происходило в полном молчании, ибо зачем богу Ларро слова среди мечей и рыцарей?

Спине было очень неудобно лежать на здоровенном двуручном мече, да еще ножны какие-то странные, все в буграх и шипах… Но все равно – это счастье!

Оба рыцаря расправили на руках тонкое черное шерстяное покрывало и закрыли юного новика с головой, всего, так, чтобы даже кончика пальца не было видно… Постояли. Наконец, принц Камазза откашлялся.

– Се – было твое прощание с прежней жизнью, прощание навеки. Запомни мгновения сии. Теперь восстань же, и следуй вместе с нами, держась ровно, не отставая и не опережая нас, с графом Веври, так, чтобы рыцарь Устоги непременно был ошую от тебя, а я одесную.

В храме по-прежнему было почти пусто, но перед алтарем их ждал настоятель храма, верховный жрец, отец Тогот. Он подал знак и все четверо опустились на колени.

– Я, ничтожный служитель Храма сего, недостойный жрец Тогот, припадаю к стопам Божества моего со смиренною просьбою! Великий Бог! В руце твоей меч, да в другой секира, коими от века поражал ты нещадно врагов своих! Непобедимый Бог! Воззри с вершины славы Твоей на скромного инока, простертого перед Тобою, благослови меч его, освяти секиру его, озари ему путь к чести, к славе и к правде, и да обрящет он искомое! Милостью Твоею да пребудет с ним мощь Твоя, мудрость нашей Общей Матери Земли, и благородство рыцарское, воплощением коего вечно живет для нас паладин Аламаган! Помолимся же, братья, истово и молча, всяк от сердца своего!