Джон Робертс - Убийство в Тарсисе Страница 19

— Я попалась потому, что мне это было нужно.

— Предположим, что это так, — сказал Нистур. — Но объясни тогда, почему ты предпочитаешь сидеть на тюремной содоме, а не гулять на свободе?

— Я хотела разыскать вас, вот почему, — ответила она, присаживаясь рядом.

— Признаюсь, я тронут, — сказал Нистур, — но зачем тебе это?

— Ну, это не совсем моя идея, — созналась Ракушка. — Я узнала, что вас арестовали, и рассказала Станбогу. Он очень боится за тебя, Железное Дерево, и попросил меня помочь вам здесь чем можно. Я-то в этом заведении гость частый, знаю, что к чему…

— Я очень благодарен старику за то, что он меня выходил, — буркнул солдат, — но нянька мне не нужна.

— Конечно, — презрительно улыбнулась девушка, — могучий воин, равного которому нет, но почему-то время от времени падающий на ровном месте без сознания.

— Не обижайся, мы действительно оценили твою жертву, — примирительно сказал Нистур. — Значит, это заведение тебе знакомо?

— Знакомо — не то слово. Я тут чуть, не полжизни провела.

— Везет тебе, — буркнул кто-то из узников-иностранцев. — Во многих странах за повторную кражу отрубают руки.

— А кому это здесь нужно? — возразила она. — Страже? Еще чего, я ведь для них — постоянный источник: дохода. Зачем им бесполезный инвалид в городе?

— Кстати, — опросил Нистур, — как ты пронесла сюда монету, за которую тебя отправили именно в нашу камеру?

— Лучше не спрашивай, у тебя же равно так не получится, — демонстративно горда ответила Ракушка.

Правитель Тарсиса спешился у основания башни, прикрывавшей северную сторону Западных ворот. Здесь еще сильнее слышался барабанный гул, который привел горожан почти что в панику. По пути к воротам Правитель видел ужас, застывший в глазах прохожих, еще вчера выражавших лишь презрение по отношению к варварам-кочевникам.

Внутри башни толстые стены хранили тишину, но на ее верхней площадке барабанная дробь с удвоенной силой наваливалась на уши. Казалось, сами стены содрогаются от этого грохота. Главные ворота Тарсиса и ближайшие стены были надежно защищены гарнизоном городской стражи и, что было более эффективно, элитными отрядами наемных воинов. Но Правитель знал, что большие участки полуразрушенной стены во многих местах едва прикрыты редкими патрулями. Сквозь бой барабанов до его ушей доносились звуки работы кузнецов и плотников, лихорадочно приводивших в порядок военные механизмы и приспособления, запущенные и полуразвалившиеся за долгой ненадобностью.

Правитель направился к площадке для переговоров, которая возвышалась над серединой ворот, проклиная про себя торгашей-сенаторов, так запустивших оборонительные сооружения, города. То, что он сам принимал участие в формировании городской политики, никак не умаляло его гнева.

Как только он поднялся, на деревянный помост, нависший над воротами, воздух прорезал вой дюжины фанфар. Это дунули в свои инструменты выстроившиеся за спиной Правителя герольды.

Стоя на виду у вражеской армии, выше всех защитных сооружений города.

Правитель почувствовал себя неуютно. Но что поделать — тот, кто властвует, должен оправдывать свое звание и положение. Кроме того, несколько зорких телохранителей внимательно следили за неприятельским войском, готовые при первом же намеке на выстрел из лука, арбалета или пущенный из пращи камень сбить господина с ног, повалить его на помост под прикрытие толстых бревен переднего бортика.

Неожиданно барабанный бой стих. Войско кочевников зашевелилось.

Задвигались с места на место флаги и штандарты. Правитель, наблюдая за этим зрелищем, нерадостно отметил, что перед ним оказалось чуть ли не вдвое больше воинов, скакунов и шатров, чем он видел два дня назад. Похоже, Киага прибыл не один, а с подкреплением. Плохая новость, нечего сказать.

Армия кочевников представляла собой колоритное зрелище: разноцветная, блестящая упряжь и попоны лошадей, яркие цветные одежды воинов, их начищенные до блеска остроконечные шлемы. Лица кочевников были закрыты до глаз разноцветными повязками. Воины яростно размахивали над головой мечами и потрясали копьями, украшенными шелковыми лентами. Но Правитель знал, что это был всего лишь спектакль дам устрашения. Настоящее оружие кочевников — маленькие, круто изогнутые луки — пока что покоилось притороченным к седлам.

Как только оно окажется в руках свирепых воинов, можно будет считать, что игра окончена и война началась всерьез.

Вдруг, словно по команде, армия кочевников расступилась, образуя длинный прямой коридор от ворот до дальнего, самого большого шатра, сотканного из алых и черных полос. Всадники, образовавшие коридор, подняли копья в приветственном салюте.

Правитель увидел приближающиеся к стенам две фигуры. Вскоре в одной из них он узнал Говорящего с Тенями, верховного шамана кочевников. Второй всадник в алом плаще с золотым подбоем, лицо которого закрывала до глаз полувуаль из такой же ткани, не мог быть ни кем иным, кроме как Киагой — Метким Луком.

Чуть позади следовал еще один всадник в сверкающей кольчуге, чье лицо было полностью скрыто за бронзовой маской. Этот воин нес высоко поднятый к небу штандарт — на длинное древко был насажен череп какого-то рогатого животного.

Ниже, после венца из развевающихся конских хвостов, колыхалось знамя с вытканной на нем хищной птицей, сжимающей в когтях изогнутую саблю.

Два верховных властителя кочевников и сверкающий знаменосец остановились перед воротами Тарсиса. Повисло молчание.

— Я приветствую тебя, Киага — Меткий Лук. Мир тебе, — прервал паузу Правитель. Его голос, привычный к торжественным церемониям, звучал громко, достойно и уверенно.

— Я не приветствую тебя с миром, Правитель. Тарсиса! — прокричал одетый в алое кочевник. — Ты убил моего посла. Этим ты оскорбил меня, всех кочевников Пыльных Равнин и всех бессмертных богов. Не будет мира между нами, пока не восторжествует справедливость!

Начало не предвещало ничего хорошего. Правитель набрал воздуха и заговорил:

— Я пропущу мимо ушей твои оскорбления и невежливость твоих слов. Убийство посланника — серьезный повод для гнева. Но я заверяю тебя, что не имею к этому никакого отношения и что я найду убийцу или убийц. Это несчастье не должно прервать наши переговоры.

— Несчастье? Ты еще не знаешь, что такое настоящее несчастье, Правитель.

Но ничего, скоро ты все познаешь сполна! И несчастье, и горе. За нанесенное мне и моему народу оскорбление я разрушу твой город, сровняю его с землей, уничтожу всех его жителей, перепашу всю эту землю и смешаю ее с солью, чтобы даже трава не росла здесь еще сотни лет!