Игорь Борисенко - Путь мертвеца Страница 19

– Что? – недоуменно нахмурился Бартрес, наклоняя голову и от усердия оскалив зубы. – Кто ты такой?

– Сын Высокого Кобоса, тупица!

– Кобоса?!? Серого пса Кобоса, предавшего Облако? – взревел Сима и высоко поднял над головой посох. – Значит, сейчас ты умрешь так же, как и твой отец, мерзкая тварь!!

– Посмотрим, – ухмылка Соргена стала ярче. – А где же твой сынок, Сима? Неужели он прячется дома в то время, когда вокруг кипит битва?

– Не твое дело, отродье, ублюдок! – от гнева лицо Симы приобрело багровый оттенок.

– Наверное, в этом ты прав. Мне нет никакой разницы, где убивать его. Могу только сказать, что постараюсь доставить ему как можно больше страданий.

– Заткнись, сучий гаденыш!! Ядовитые речи – вот все, на что ты способен! Твоя сила – сила одного моего мизинца, твоя магия – магия ярмарочного фокусника!

– После смерти, в своем заоблачном раю, ты сможешь хорошенько обсудить это с Орзарисом, Облачным Соколом и братьями Пилангерами, – Сорген усмехался теперь явно презрительно. Сима побагровел еще сильнее, и теперь, казалось, в глазах его мелькнуло нечто новое. Гнев перемешался со страхом. Словно боясь, что Сорген выиграет битву между ними двумя одними только словами, Сима отшатнулся от него и поспешно взмахнул посохом, рассекая воздух перед собой крест накрест. Всепроникающие Эфирные стрелы, которые непрестанно бороздят мир, невидимые и неосязаемые, были вызваны в реальность и устремились в Соргена. Но тот был спокоен и даже равнодушен; в этот самый миг ему было все равно, кто выиграет схватку, а кто упадет на землю бездыханным. Протянув руки вперед, он высосал олейз, окружавшую Эфирные стрелы, так что они снова исчезли, так и не долетев до цели. Увидев это, Сима издал странный стон.

Битва, кипевшая внизу, на время прекратилась. Потрепанные армии Черных и Белых расходились по сторонам, чтобы перестроиться, перевязать раны и снова кинуться в драку. Одновременно солдаты поднимали головы, чтобы вглядеться в сражающихся в небе магов. Кто-то из энгоардцев выпустил в Соргена арбалетную стрелу, и, хотя она пролетела мимо, тсуланцы немедленно ответили нестройным рычанием и опять бросились в атаку.

Сима и Сорген тоже сошлись в рукопашной схватке. Оба уже израсходовали в сегодняшнем сражении достаточно сил, поэтому некоторое время вместо магии использовали оружие. Вальдевул скрестился с посохом Бартреса и был им остановлен. На полированном дереве не оставалось ни зарубки, ни следа. Сима вертел посохом в воздухе с изяществом и искусством, пытаясь внезапным выпадом достать врага, но Сорген неизменно оказывался готовым к атаке и отражал выпады. Ярость Белого была велика: долгое время он нападал, не давая молодому колдуну передохнуть или перейти в контратаку. Затем он выдохся и внезапно отшатнулся. Сорген тоже тяжело дышал и не стал преследовать Симу; оба они постепенно спускались ниже и ниже, погружаясь в пылевое облако, снова сгустившееся и почти закрывшее землю. Видно было, что силы примерно равны, а с помощью одного лишь оружия исход схватки не решить.

Так они кружили один вокруг другого, отдыхая и придумывая новые пути к победе. Сима сделал первый ход: солнце, до того равнодушно наблюдавшее за битвой, вдруг скользнуло по небу и повисло за спиной Бартреса, неотвязно повторяя каждое его движение. В глаза Соргена ударил ослепительный свет, и он в тот же момент перестал видеть врага. Однако, прежде чем тот смог ударить, Черный сорвал с пояса мешочек с треугольной выпуклой меткой на боку. Легко чиркнув им по лезвию меча, Сорген выбросил содержимое перед собой и закричал:

– Ринзарел май! Укрой меня!

Раздался громкий хлопок, после которого нестерпимое сияние солнечного света быстро померкло. Вокруг Соргена расползалось необъятное серое облако, через которое сам колдун мог прекрасно видеть.

За пару мгновений до того, как сработало заклинание Соргена, Сима бросился с новую атаку с кличем "Да-и-з'арза!!". Одновременно он старался раскрутить противника, как детский волчок, но безуспешно. Протянув руку, Сорген в ответ попытался превратить Бартреса в огромный факел, но ему удалось заставить тлеть только самый краешек его кушака.

И тут снова, как под огненным дождем, сознание покинуло тело Соргена, правда, ощущения на сей раз были немного другими. Теперь не он летел во тьму, свободный, легкий и всемогущий – его вырвали и бросили куда-то, очень далеко от этого луга и кипевшей на нем и над ним битвы.

Он очутился в мрачном лесу на краю болота: высокие сосны с голыми стволами и крошечной кроной на самой верхушке стеной огораживали густой осинник, казавшийся залитым гноем из-за мерзкого цвета тонких, низких стволов. Тысячи маленьких листочков трепетали на легком ветру, но казалось, они дрожат от страха вместе с робкой черной косулей. Пытаясь протиснуться через чащобу, она удирала от огромного свирепого белого волка с густой шерстью и слюнявой пастью. Сорген был косулей и ничто не могло помочь ему, когда чудовище одним мощным прыжком прыгнуло на спину косули… В последнее мгновение Сорген сжался, упал на колени и попытался зарыться в прелую вонючую листву, исчезнуть, прорыть ход в земле, как червю.

И он стал нежной мягкой личинкой древоточца, прятавшейся под корой дуба, рыхлой и такой вкусной. Но огромный дятел с ослепительно белыми перьями тут же угнездился рядом и ударил твердым, смертоносным, как сталь, клювом. Раз, второй – и кора отлетела прочь, оставив личинку совершенно беззащитной перед последним, смертельным ударом. Безмолвно закричав, Сорген, рванулся прочь, превращаясь в малюсенького комара, тонко звенящего в воздухе биением хрупких крылышек. Дятел обратился белым стрижом и рванулся следом, хищно раскрыв клюв. Страх, животный, безмозглый ужас летел рядом с ним и не намеревался отпускать Соргена, дать ему хотя бы одно мгновение на раздумье. Ничего, кроме безоглядного бегства с одним только возможным концом: смертью. Он будет удирать, пытаться скрыться день, месяц, год, всю жизнь – пока не устанет настолько, что ему станет совершенно все равно, настигнет враг или нет. Тогда, сдавшись, опустив крылья, подогнув ноги, свернувшись в клубок или всплыв вверх брюхом, он даст себя убить, охотно и радостно.

От последней мысли Соргена передернуло, бросило в пот, едва не стошнило. Неимоверным усилием воли заставив себя вспомнить, кто он такой на самом деле, колдун разорвал пелену слепящего страха и покинул очередную оболочку, нацепленную на него вражеским дурманом. Какой бы она ни была – через мгновение Сорген не помнил ее. Как пловец, который едва не утонул, он жадно схватил ртом воздух, раскрыл глаза и увидел вокруг себя серую пелену. Смутная тень скользила в ней, как охотящаяся щука, намерившаяся поймать добычу в мутной воде.