Фиона Макинтош - Кровь и память Страница 19

Правда, он едва не поддался искушению обрезать волосы, однако в последний момент передумал. Кто знает, вдруг ему еще пригодится женское обличье. Вместо этого он затолкал волосы под парик — явно изготовленный мастером своего дела — и поверх него натянул капюшон. Кроме того, у него была фальшивая борода, практически неотличимая от настоящей. Такую можно купить только за хорошие деньги — мастера обычно не задавали лишних вопросов, однако брали за свой труд лишь золотые монеты. Борода была его самым главным утешением, как и волоски, искусно наклеенные на тыльную сторону рук. В таком наряде Уил мог убедить даже себя, что он снова мужчина.

По его прикидкам до моргравийской границы оставался день пути, после чего понадобится еще пара дней, чтобы верхом добраться до Белупа. Тропа, которой он намеревался воспользоваться, вот уже как десяток лет лежала нехоженой. Тем не менее ничего не оставалось, кроме как попытать счастья, хотя он и сомневался, что ему удастся обнаружить след матери Миррен. При мысли о ней тотчас вспомнился Нейв. Скорее всего пес почуял его смерть, потому что всегда чуял недоброе. И если так, то он наверняка уже привел Финча в Кроувилл и отыскал для него браслет Корелди. Находка заставит Финча задуматься — а паренек он смышленый. Уил почти не сомневался, что его юный друг сообразит, что к чему, и отправится на поиски. Как было бы здорово, если бы эти двое — мальчик и пес — оказались рядом, когда он наконец обнаружит колдуна!

Уил гнал от себя мысли о Валентине. Единственный вопрос, который он позволил себе задать, — знает ли она о том, что произошло? Наверное, знает. А если да, то оплакивает ли его? Уил надеялся, что оплакивает, но с другой стороны, кто знает, может, королева сочла, что такой конец даже к лучшему, потому как позволяет ей поставить точку в их непростых отношениях. Он помнил печаль в ее глазах. В ее взгляде застыл немой укор — как ты только мог пойти на предательство? А потом она обвинила его публично. И все-таки он выдержал, вынес обвинения и предательство, ибо любил ее так, как не любил никого другого на свете, включая себя. Ради нее он с готовностью принял бы смерть. Прямо сейчас — оставить это проклятое существование, и пусть Селимус торжествует победу. Но нет, даже если ему не спасти ни себя, ни ее, он все равно должен стиснуть зубы и идти вперед, пока в сердце остался хотя бы лучик надежды.

Уил пустил коня в галоп. Непозволительно терять драгоценное время, предаваясь печальным мыслям.

Глава 6

Добравшись до городка под названием Гримбл, Уил понял, что терпеть неудобство, которое доставляла туго перевязанная грудь, он больше не в силах, и потому не устоял перед искушением провести ночь на постоялом дворе. Конюшню для кобылицы он нашел без особых хлопот. Конюх удостоил его лишь беглого взгляда, пообещав, что даст лошади вволю воды и сена. Уил внутренне одернул себя, мол, сколько можно переживать по поводу своей внешности.

— Какую гостиницу вы бы посоветовали мне, мастер Поль? — поинтересовался он у владельца конюшни, добавив еще одну монету сверх запрошенной суммы. Эту привычку когда-то вбил в него Герин.

«Не скупись, щедро плати тому, кто будет присматривать за твоей лошадью. Кто знает, вдруг его забота в один прекрасный день спасет тебе жизнь», — говаривал наставник.

Уил распространил этот принцип на все стороны жизни. Пара лишних монет в чьей-то ладони, особенно серебра, — и человек, сам того не подозревая, связан с тобой крепкими узами благодарности. Вспомнив Герина, Уил тотчас ощутил грусть, хотя и постарался не поддаться ей.

— Лучше «Четырех перышек» вам не найти. Эль там почти не разбавляют, а жена Кидгера приготовит вам отличный бифштекс.

— Спасибо, — поблагодарил он конюха. — Увидимся завтра утром.

— Как пожелаете, сударь, — ответил тот и сразу же кинулся принести ведро, чтобы помыть замылившееся животное. Уил улыбнулся. Герин был прав. К завтрашнему утру лошадь не только отдохнет от долгой езды, но будет досыта накормлена и чисто вымыта.

С этими мыслями он отправился в город. День клонился к вечеру, и город казался каким-то полусонным, как то часто бывает ближе к закату. В это время года, стоит солнцу опуститься ниже, как тотчас становится зябко, а в воздухе чувствуется мороз. Уил стоял на главной площади Гримбла, чувствуя, как холод начинает пробирать до костей. Городок был чистый и сонный, известный лишь своими садами, в которых выращивались знаменитый на всю Моргравию миндаль и сладкая вишня. В начале лета в город стекались поденщики, чтобы помочь снимать урожай. Уил также отметил его удачное расположение — неподалеку от главного тракта, ведущего в Перлис, — летом здесь постоянно шумели ярмарки, где торговали заезжие купцы.

Но в это время года город словно вымирал, что было только на руку приезжему. Уил направился к питейному заведению под названием «Четыре перышка». На его счастье Кидгер не обратил особого внимания на бородатого чужака, который осведомился о наличии свободных комнат. Фарил при необходимости умела говорить басистым голосом, который звучал вполне по-мужски и потому не вызывал подозрений. Из ее воспоминаний Уил знал, что на отработку этого трюка у нее ушли годы. Он мысленно поблагодарил свою убийцу за приложенные старания.

Уил заплатил вперед за постой и еду. Из кухни доносились аппетитные запахи, и он тотчас понял, что проголодался.

— Это у вас так вкусно пахнет? Чем же таким вы сегодня нас угостите? — спросил он.

— Хозяйка готовит рагу из барашка. А еще у нас есть цыплята на вертеле.

Оба предложения выглядели соблазнительно.

— Мне, пожалуй, рагу, — произнес он.

— Хорошо, сударь, — ответил Кидгер. — Вам его подадут ближе к вечеру.

Уил кивнул и направился в отведенную комнату, где рухнул в постель с таким удовольствием, словно та была покрыта пуховой периной и тонким полотном, а не изношенными едва ли не до дыр простынями поверх набитого конским волосом тюфяка. Тем не менее и постель, и комната были чистыми, а из открытого окна приятно тянуло свежим ветерком. Прежде чем лечь в постель, Уил намеревался раздеться и снять повязку с груди. Вместо этого его мгновенно сморил сон. Проспал он недолго. Примерно через полчаса его разбудило звяканье кастрюль под окном, а боль в груди напомнила о том, что прежде чем уснуть, он так и не освободился от повязок. Уил попросил прислугу приготовить ванну.

— Наши городские бани тоже неплохи, сударь, — сказала неприветливого вида девица, которой он велел принести горячую воду.

Уил понял, что девушка отнюдь не в восторге оттого, что ей придется тащить наверх корыто или ведро воды, и улыбнулся, как он надеялся, вполне дружелюбно: