Игорь Горностаев - Норик Страница 19

Обслуга, которая должна была бы прибираться, вышколено не показывалась: её не звали. Гости дорогие, приглашенные для придания трапезе вида «ни к чему не обязывающей вечеринки», любезно откланялись и с благодарностями удалились. Остались только трое: двоюродный брат вице-короля Исторского предела Меркулий, Припуц — мастер ордена Арка и Апуни, начальник палаты кафедры внутренних вопросов. То есть не кафедры. По новому указу — департамента. Департамент внутренних вопросов.

Старенький мастер не выдержал соревнования в винопитии с дипломатами и сладко посапывал в глубоком мягком кресле, несмотря на громкие заунывные звуки, оглашавшие помещение.

Апуни пел песню. Длинную песню степняка. Хорош пел. Глаза пьяненького Меркулия, от природы раскосые, предательски слезились. Домой бы, в теплую войлочную юрту. И вассалы бы скулили те слова, что выдавал сейчас Апуни.

«…Мы из стойбища Волыни,Все у нас враги отняли,Пожалей нас, хан вельможный,Дай коня на поеданье.

Ты могучий, ты всесильный,Припадаем к твоим стопам,Ничего не пожалеемЖен бери и дщерей наших…»

В степи Исторской, которая, собственно, и составляла Исторский предел, особо популярны были две песни: вот эта, носящая название «Волынка» и другая, давным-давно сочиненная сиротами попавших в окружение и погибших степняков.

Было это сто сорок три года назад в Рудных горах. Войско исторцев, собранное со всей равнины, шло в Мельин и уже подходило с севера к Полуденному тракту. Но в Безымянном ущелье гномьи отряды одновременно завалили и вход и выход, превратив достаточно широкий проход между крутых скал в каменный мешок. Тут же на вершинах показались эльфы со своими певучими луками.

В бойне полностью полегло десятитысячное войско. Девять сотен лучших эльфийских стрелков без устали слали и слали с небес оперенную смерть. Лошади и люди метались внизу, ища спасения, и находили его в последних проклятиях богам и только по большому счету.

Когда колчаны остроухих опустели, побоище не закончилось.

Две полусотни гномов, которые запечатали казан и по договоренности должны были спускаться вниз: добивать оставшихся в живых, внезапно обратили свои боевые топоры против эльфов, не ожидавших такого поворота событий. Безоружные, уставшие от многократного пуска стрел из тугих луков, да еще в горах, отражая предательскую атаку голыми руками на непривычных каменных склонах, воины лесного народа повторили судьбу исторцев-людей, палачами которых стали только что. Кто-то из них успел превратить лук в деревянный дротик, кто-то подхватил камень…. Но что это за оружие против сильных, опытных, защищенных боевыми доспехами гномов? Которые наконец-то смогли утолить вековую ненависть в полной мере?

С тех пор стали ущелье называть иногда «Котёл», но чаще по-исторски — «Казан».

Степь осталась без твердой руки. Сироты гуртами ходили по империи, просили подаяние и пели песню о бойне в ущелье Казан. А вдовы шайками ездили по империи, насиловали и крали мужчин.

Тем временем чиновный певец, тянущий во всю силу легких последние гласные в строках, что бы выходило жалостливей и самоуничижительней, думал вот о чем.

Не простой народ, эти степные скотоводы. То ли на самом деле такие тупые, что кажутся умными, то ли что? Во всей империи: ни на южных, ни на западных, ни в центральных пределах, нет более наглых и самодовольных вельмож, чем при дворе вице-короля исторского. Да какой это король? Тот же пастух. Гоняет по просторам табуны, пьёт молоко кобылиц из серебряных кувшинов, называя их кубками, с гиканьем носится за случайно забредшими из северной тундры в поисках лучшей участи дикими орками да гоблинами. Только на три самых холодных месяца в году оседает двором в единственном городе степи — Арцахе. Гуляка… И придворные ему под стать.

Живут себе, в ус не дуют. Так, по краям, около лесов нечисть бродит. Да иногда в запущенных балках разводится. Ну, так с ней заезжие маги быстро справляются.

И власть им потакает. Подати платятся, что еще надо? А и есть с чего платить. Кони в войсках Императора откуда? Сухоголовые исторцы и длинноногие голтунцы — гордость конницы Императора — откуда? То-то. А ведь и кроме коней в восточном пределе полно ценного.

В Ведьмином лесу, на Бросовых землях или там, на кручах Рудных горах ни гуртов овец, ни стада тучных коров не вырастишь. А сыр и айран кто ж не любит?

Да и если вдруг что с баронами случиться? Заболеют, к примеру, всем графством. Головой занедужат: решат, что бремя налоговое для них непомерно. Сразу выяснится, что нет у Императора и Епископата более верных войск, чем проверенные исторцы в мохнатых волчьих шапках, с кривыми быстрыми арцахскими саблями и тугими, в половину человеческого роста, луками. Эти готовы за венценосного повелителя вырезать не только всех орков и троллей зараз — но и весь мир. Со своими женами и детьми, будя на то воля повелителя империи. Дикие люди, сыны степей.

Только и сдерживает их — боязнь лесной тесноты да горных пустот. Это — так. Впору как лошадям шоры надевать. За каждым стволом дерева мерещится эльф либо мерзкий дану, готовый прыгнуть со стилетом на спину, а за каждым камнем — нора, в которой затаился гном с отточенной до синевы секирой. Без родных просторов, без врага в прямой видимости, делаются степняки жутко осторожны и осмотрительны.

Ну, и дисциплина хромает. Один на один волчешапочник будет на равных сражаться даже с Вольным. Но уже пятеро бьются только с пятью гномами, а шестеро коротышек полдесятка степняков победят.

Во всей ойкумене среди людей именно исторцы считаются самыми дикими людьми. Ну, разве только рыбаки с южных островов с ними поспорят в тёмности. Да что ж с того? Зато за свои северо-восточные земли Император может быть спокоен.

Пока спокоен. Но в последнее время степь волнуется. Лучшие из сыновей уплыли за Восточный океан. Придёт зимой куча зеленокафтанных вербовщиков, наобещает молодым мужчинам гор золотых и рабов всякого полу, и рванет табунщик или пастух от родной юрты в легион. А в джунглях на лошадях не очень-то погарцуешь.

Кое-кто возвращается домой. Но вернувшиеся не живут долго. Малейшая царапина вызывает нагноение. Вначале небольшая язвочка, потом темная твердая блямба, и вот уже открытое коричневое мясо лезет наружу, быстро превращаясь прямо на теле больного в вонючую клоаку. Лучшие маги-врачеватели ордена Лив, обычно врачующие исторцев, ничего поделать не могут.

Странная болезнь, прозванная «джунглийка», затрагивает только тех, кто вернулся с Востока в родную степь. Ни к отправившимся в страшные леса, ни к занявшимся загоном на лошадях рыбы с мелководья в Приморье, ни к решившим осесть в городе либо около реки, зараза не пристает.