Вера Камша - Vive le basilic! Страница 19

Господин депутат де Гюра, предоставьте Басконскую колонну дождям и ветрам! Я видел в саванне мертвые города, где все еще стоят статуи позабытых века назад царей. Их оплетают лианы, их венцы служат опорой для птичьих гнезд. Они не опасны, опасна память, а проклятья живут дольше благословений. Вы хотите низвергнуть преступного властелина, – вы его воскрешаете! Страшная судьба тех, на кого падет гнев пробужденного вами тирана, будет на вашей совести! В деле Гарсии вы добьетесь своего, но что, если послезавтра, через неделю, через месяц тот, кого вы избавили от года тюрьмы, найдет смерть?

Я так и вижу, как те, к кому я взываю, презрительно пожимают плечами и объясняют своим почитателям, что ко мне следует направить врачей, но, господа, вы все посещали лекции в университете, чем заслуженно гордитесь. Призовите на помощь науку и попробуйте объяснить с ее помощью, почему в день премьеры лишился голоса мсье Люсьяни. Почему в день, когда в Национальном Собрании вновь заговорили о снесении Басконской колонны, погибла собака, которой хозяин дал имя вашего предтечи, легитимиста, добившегося снятия с колонны статуи императора и не прожившего после этого и полугода?!

Попробуйте объяснить, почему именно сейчас из террариума университета пропали экзотические ящерицы, за белый нарост на голове получившие имя Basilisсus imperador – императорский василиск, а говоря проще, кокатрис. Тот самый, кого басконец сделал символом своей империи, превратив альбионскую насмешку в предупреждение всей Европе. Теперь василиски-кокатрисы предупреждают нас. Простые люди, которые не читают газет, встречают этих существ в самых разных районах города. По утверждениям ученых, Basilisсus imperador не способен выжить в наших условиях, но:

Малые кокатрисы заполонят великую столицу,Ожидая величайшего, что вернется, совершив круг.Исполнен гордыни, обретший новую силу,Он будет досаждать оскорбителям…

Вы знаете эти катрены, вы не можете их не знать. Написанные почти триста лет назад, они предназначены нам. Они предвещают беду, но ее еще можно отвести, если внять голосу разума…»

– Пророк велик! – возгласил Малыш Тессье-два-су-за-строчку и рухнул на колени. – Славьте Пророка!

Примеру Малыша последовало двое молодых репортеров, а солидный Бланшар поправил монокль и отвесил торжественный театральный поклон.

– Рассыльный, – велел Руссель, – идите к Жерару и возьмите полдюжины шампанского! Как можно быстрее. Записать на мой счет.

– Не пива? – удивился Поль. Руссель был человеком семейным и деньгами не сорил, хоть и получал более тридцати тысяч в год.

– За это и дюжины мало, – развеял сомнения хроникер, некогда рекомендованный на это место самим Полем. – Угадай, что за новость принес в клювике Тессье!

– Ну-с, господин пророк, – воздвигшийся на пороге кабинета Жоли и не думал отчитывать расшумевшихся подчиненных, – явите нам свой дар.

Поль не без самодовольства оглядел коллег. Похоже, он приготовил из подручных средств неплохое рагу! Разбежавшиеся ящерицы, осипший тенор, задавленный бульдог, безотказные катрены, колониальная экзотика, знакомый комиссар, и готово! Вот вам, любезный читатель, проклятье императора, и попробуйте за утренним кофе думать о каких-то запросах или концессиях!

– Итак, Дюфур?

Поль прислонил тросточку к пустующему стулу:

– Гарсию выловили из Йонны. Чтобы это предсказать, достаточно быть криминальным репортером в отставке.

Жоли с довольным видом тронул галстучную булавку:

– Тессье?

– О Гарсии в префектуру известий не поступало. – Малыш уже встал и теперь тщательно отряхивал сюртук. – Зато скоропостижно скончались мсье де Гюра и мсье Пишан. Будет объявлен траур.

– Все просто, – объяснил тремя часами позже Бонне, очевидно, не испытывавший к покойным особой жалости. – Отравление поддельным коньяком.

– «Гордость императора»? – с непонятной ему самому оторопью уточнил журналист.

– Разумеется, так что виновник очевиден… Черт, я не о басконце! Странно все вышло.

Поль кивнул. Совпадение было эффектным, но при ближайшем рассмотрении все становилось на свои места. Лакей покойного подменил хранившийся в хозяйском кабинете коньяк, но злого умысла в его действиях не прослеживалось. Де Гюра неоднократно выказывал намерение разбить ставшую редкостью бутылку о поверженную Басконскую колонну. Слуга счел, что колонне все равно, что пить, и заменил подлинный напиток купленным из-под полы. Увы, примчавшийся к простуженному соратнику прямиком из Дворца Правосудия Пишан предложил отметить победу «Гордостью императора», полагая это остроумным. Литератор пустил в ход свое знаменитое красноречие, и депутат капитулировал. Видимо, спасители Гарсии были слишком возбуждены, чтобы оценить вкус и букет, а может, фальшивый коньяк отличался от настоящего лишь смертоносностью. Как бы то ни было, Республика понесла невосполнимую утрату, а полиция выясняет, откуда взялась подделка.

– И знаете, – внезапно понизил голос комиссар, – слуги клянутся, что видели в гостиной эту вашу ящерицу…

За вечерним чаем обсуждали все ту же статью и написавшего ее газетчика. Отцу было любопытно, но дядю беспокоило отнюдь не басконское проклятье. Он подозревал, что «барон Пардон» ездил в колонии, чтобы по приказу премьера разыскать «этого Пайе де Мариньи». Самому дяде, как нынешнему наследнику титула, наводить справки было неудобно, и по его просьбе это сделал де Шавине. Капитан Анри в самом деле являлся законным правнуком шуазского роялиста.

– Если он предъявит права, – объяснил барон, – исход представляется мне спорным. Не думаю, что нашего хозяина могут лишить титула, но в вопросе наследования все не столь очевидно. Принятые по нашему настоянию поправки в данном случае…

Поднялся шум. Дядя требовал немедленных действий, мсье Дави, папин банкир, желал знать, кто таков барон Пардон, тетя в очередной раз объясняла, что премьер из страха перед дядей развязал газетную травлю. Никогда не одобряющий политических устремлений брата-погодка маркиз расспрашивал смущенного кюре о загробных проклятиях, а маркиза в новом «чайном» платье обсуждала со «своими» гостями новый роман мсье Вида́, Эжени его еще не прочла. Сидевший рядом с девушкой де Шавине негромко спросил:

– Мы вас утомили?

– Эжени утром испугалась! – заявил через стол маркиз. – Даже побледнела. Этот щелкопер нагнал на курочку такого страху… Будь я помоложе, вызвал бы паршивца на дуэль и проколол правое запястье. Чтобы не пугал девиц своей писаниной хотя бы месяц.