Николай Переяслов - Достучаться до звёзд Страница 19

Зрение должно исчезнуть. Сначала оно напрягается, тщетно пытаясь преодолеть вечную тьму. Сначала воображение преподносит страшные вспышки «света», почти достоверные хорошо освещённые «сценки». Со временем зрачки расширяются и мышцы глаз атрофируются так, что если бы лавина разрушила крышу, солнечный свет выжег бы глаза Отшельника, точно так, как если бы в них ударила молния.

Слух становится неестественно острым. Появляются воображаемые звуки, которые терзают Отшельника. В разреженном воздухе ему слышатся обрывки разговоров, которые прерываются тут же, как только он пытается к ним прислушаться.

Потом начинается борьба за сохранение равновесия. Он чувствует, что сейчас упадёт в сторону, вперёд или назад. Вскоре он начинает слышать своё приближение к стене. Малейшее возмущение воздуха, вызванное, например, поднятием руки, воспринимается как штормовой ветер.

Вскоре он начинает слышать удары своего сердца, которые кажутся пульсациями мощного двигателя. Потом приходят громкие булькающие звуки движущихся внутри его тела жидкостей, испарений из внутренних органов, которые выбрасывают свои выделения. Его слух становится настолько острым, что он слышит слабое трение мышечной ткани о мышечную ткань.

Рассудок проделывает с телом странные трюки. Его мучат эротические картины. Ему начинает казаться, что стены чёрной комнаты хотят его раздавить. В спёртом воздухе комнаты его дыхание становится тяжёлым и затруднённым. Только раз в два дня отодвигается камень в крошечном отверстии внутренней стены так, чтобы могла пройти чаша воды и горсть ячменных зёрен, и только через это крошечное отверстие может войти воздух, дающий жизнь. Потом оно опять наглухо закрывается.

Когда он наконец справляется со своим телом; когда эмоции покорены, легко всплывает астральное средство передвижения, подобно дыму, поднимающемуся над костром. Материальное тело неподвижно лежит на подстилке, брошенной прямо на пол, и только Серебряная Нить соединяет их вместе.

Астральное тело проходит через каменные стены. Наслаждаясь радостью освобождения от цепей плоти, оно отправляется вниз по крутым тропам. Оно прокрадывается в монастыри, и обладающие телепатией и ясновидением ламы могут разговаривать с ним. Ему не может помешать ни ночь ни день, ни жара ни холод, самая прочная дверь не может послужить ему препятствием. Ему доступны все залы заседаний во всём мире, и не существует ни зрелища, ни переживания, свидетелем которого не могло бы стать астральное тело.

Будучи вездесущ, он постиг многие земные тайны, и многое стало ему ведомо. С пониманием пришла жажда действия, стремление исправить этот столь несовершенный мир людей. Он постиг красоту и величие Природы. Он слышал, о чём шепчутся Горы в предрассветном тумане; заворожённо внимал тому, о чём говорят с Вечностью Пески жарких пустынь; он постиг суть Дыхания Великого Океана и был очарован торжественной глубиной Белого Безмолвия Вечных Снегов; он вместе с Ветром, не встречая преград, носился по огромным просторам Великой Степи и мог часами слушать живые мелодии Дивных Лесов. Он мог видеть даже скрытое от обычных глаз в толще Земли. Для него не существовало преград познания, он многое постиг и многое узнал.

Он видел людей по всему миру, но мало кто из них был способен видеть его. А те, кто был способен, не воспринимали его должным образом.

Обладающие телепатией и ясновидением ламы считали его иллюзией своего неуспокоенного ума и, следуя канонам Пути, игнорировали его попытки завязать общение.

Обладающие телепатией и ясновидением христианские священники принимали его чаще всего за посланника хозяина Преисподней, с суеверным страхом осеняя себя крестным знамением и истово творя оградительные молитвы.

Живущие по Воле Всевышнего мусульмане считали, что их посетил один из тех джиннов, что умеют исполнять желания и которые в древние времена были покорны Сулейману ибн Дауду (мир с ними обоими!). Но на что им какой-то странный, чудом вырвавшийся из-под многовековой власти Печати господина своего джинн, когда им открыта Воля самого Аллаха!

Оккультисты считали его некоей магической субстанцией, которой можно манипулировать посредством всяких глупых штук типа пентаграммы или высушенных крылышек летучих мышей.

Племенные шаманы чтили его как одного из Могущественных Духов и возносили к нему просьбы о хорошей погоде, удачной охоте и исцелении больных. Но что он, бесплотный, мог для них сделать? И когда погода не налаживалась, а больной умирал, шаманы считали, что Дух чем-то прогневан, и после одного кровавого жертвоприношения, устроенного в его честь, он перестал посещать край шаманов.

Волхвы, чтящие сразу нескольких Богов, видели в нём какого-то доселе неведомого им Бога, не желая слушать его речи о том, что он такой же, как они, человек. Но они, в отличие от многих, порой прислушивались к тому, что он им рассказывал (как-никак всё-таки Бог), извлекая из этих бесед практическую пользу и крупицы полезных знаний. Но они не могли постигнуть самого главного — того, что для человека не существует преград, что в каждом заложена потенциальная возможность развития, а границы познания и перемен существуют лишь в наших иллюзорных представлениях. Вскоре, считая его одним из Богов, они начали делать деревянные изваяния его имени, чтобы через них доносить до него свои молитвы в любое время дня и ночи.

После этого Отшельник по-настоящему постиг всю глубину своего одиночества. Имея возможность знать всё, он не мог сделать ничего — его немощное тело, заключённое в глухих стенах, было беспомощно. Он познал Мир, но перестал быть его частью. Он видел солнечный свет, но не мог ощутить его тепло своей кожей; он мог слышать журчание родника, но был не в силах испить его Живой Воды; он мог носиться вместе с ветром где угодно, но тело не чувствовало его упругих потоков, и связующая Серебряная Нить тут ничем помочь не могла. Он видел повсюду среди людей обман, козни, лжесвидетельства и зависть, но его уста не могли поведать тем, кто справедлив, о творящихся втайне беззакониях. Большинство людей проживали свою жизнь как во сне, даже перед Ликом Смерти не умея понять, что они и кто они на этой прекрасной Земле. А его вездесущее астральное тело было не в силах до них докричаться — он созерцал этот Мир без завес, не будучи частью этого Мира.

И тогда, в порыве жестокого осознания своего кромешного одиночества, он вознёс даже не молитву, а безмолвный вопль тем Силам, что даровали этому Миру Жизнь, и по его измождённому физическому телу прошла волна всеобъемлющей дрожи, приподнявшая его горизонтально на пару миллиметров над грубым каменным ложем в ожидании возможного ответа.