Роман Волков - Рассказы и сказки Страница 19

Поев, Света зашла в залу и села на свободное кресло, отряхнув его от ссохшейся земли с кошкиных лап.

- Мама, папа, мне нужно с вами поговорить.

Фраза о том, что беда не ходит поодиночке, была сказана каким-то внимательным человеком еще очень давно. И по сей день это неоспоримо. Но бедствующий философ, что ходил без штанов, завернутый только в длинную простынную тогу, упустил еще много деталей беды.

Беда дышит.

Она не выныривает из болота нежданно, окатив тебя оплеухами воды и тины. Если вы так думаете, значит, вы просто не знаете, что такое беда. Нет, это не жаба! Она спокойно, уверенно подходит к вам, чтобы слиться с вами, войти в вас.

И вот вы, еще ничего не видя и не зная, начинаете чувствовать дыхание беды. Издалека оно веет восторгом. Но затем непонятное восхищение усиливается, захлебывается – и беда плавно и резко, как опытный любовник, входит в вас, овладевая целиком до последней капли.

И она дышит. Ее дыхание сливается с биением вашего сердца, иссушая и окатывая терпкими режущими вдохами и выдохами. Каждый мигок исторгает из тебя одышку беды, даже рост твоих ногтей и волос переплетается с хрипами в ее груди.

- Ну, чего случилось?

- Мама, папа, вы только не волнуйтесь. Все нормально.

- Да говори что ли ты!

- Мне очень нравится один парень, Дима, Деметр. И мы хотим, ну, пожениться.

- Ну.

- Что ну! Я, ну, может, неправильно сделала, что его с вами не познакомила, но это все  так, не познакомила и не познакомила. Нынче познакомлю.

- Ну, ты к чему клонишь-то? Чтоб с пацаном знакомить – нам такую прелюдию объявлять не обязательно.

- Просто, я боялась, что вы будете думать, что у нас все так… Ну, вы это, сами понимаете, что я это… Ну, что имею в виду.

- Ну.

- Света, говори, что ли, по делу! Ты беременна?!!

- Дочка, говори!

В практичной голове Аполлон Иваныча все четко выстроилось в блок-схему.

Беременность:

А)аборт – а)свадьба после аборта – ά)куча проблем, о которых следует говорить отдельно.

               b) свадьбы после аборта не будет. Останется не совсем корректное отношение к дочери.

Б)Аборта не будет - а)свадьба беременной дочери – ά)куча проблем, о которых следует говорить отдельно,  β) позор,  γ) помощь в воспитании ребенка,

                     b) свадьбы не будет - ά) воспитание ребенка без отца β) позор.

Кроме того (и пусть лирики беспомощно хохочут), каждый пункт и подпункт требует денег, и немалых, а их, как мы уже отмечали, у Аполлон Иваныча было не так и много.

Следовало грамотно выстроить экономику.

- Ты беременная?

- Папа! Ну что вы, всегда! – Света со всхлипом вздохнула. – Ничего я не беременна! Мы с Димой не спим!

Все пункты благословенно утухли.

- Так. Это хорошо. Ну.

- Ну, мы с Димой любим друг друга. Мы с ним встречаемся уже пять месяцев. Я, ну, вы извините, что я вам про него ничего не говорила. Я просто боялась, ну, что он вам вдруг не понравится.

Жена молчала, ввернувшись в кресло. Аполлон Иванович задушил и без того беззвучно вещавшего президента и мягко сказал (он ведь был хороший отец):

- Света! Ну что ты так о нас думаешь! Ты – взрослый человек, и мы уважаем и ценим твой выбор. Во-первых, нам бы он обязательно понравился, потому что он – твой. А во-вторых, даже, смотри, даже, если бы он нам вдруг не понравился, то, какое это имеет значение? Ведь он тебе нравится!

Света тихонечко захныкала.

- Мама… Папочка…

Зарена Ильинична было поднялась к ней, тоже готовая расплакаться, но Аполлон Иванович ее опередил, соколом взвившись с дивана и твердо обнял дочь, крепко прижав ее к своей еще мускулистой груди.

Сам Аполлон Иванович познакомился с женой, тогда еще Зоренькой, лет тридцать назад. Он был бравым курсантом десантного училища, она - студенткой педагогического института. Их учебки стояли рядом, через дорогу.

В пединституте учились в основном одни девушки, за исключением факультета физвоспитания. Физвосовцы и представляли единственную конкуренцию бравым курсачам. Ни одни танцы не кончались без всеобъемлющей драки, с победой каждый раз на разной стороне.

Именно в тот вечер Аполлон с помощью солдатского ремня с пряжкой с заточенными углами положил штабелями человек десять спортсменов, грязно пристававших к юной Зореньке, а потом и ему собиравшихся ”подрезать крылышки”. Она вытирала его брови, разбитые боксерскими кедами, своим кружевным платочком и тихонько всхлипывала.

- Да, не, милая, мне не больно. Шрамы украшают мужчину.

- Не надо. Не надо шрамов. Куда тебе еще украшаться, - и Зоренька жалобно всхихикивала.

Черт побери! Сейчас все это вспыхнуло перед их глазами, даже шрамы над бровями, казалось, вот-вот потекут.

- Пап… Ну я еще не все рассказала.

Аполлон Иванович отошел от дочери и опустился на диван, еще успевший сохранить очертания его ягодиц.

- Ну расскажи, расскажи. Как говоришь, его зовут? Деметр?

- Да, Деметр. Дима. Медведев.

- А кто у него родители?

- Ну, простые люди. Но очень хорошие.  Mного читают.

- А кем работают?

- Ну, в деревне они живут. Крестьяне. Он один в городе.

Да! Прямо персонажи для книг.

- А он сам учится? Работает?

- Нет, он училище кончил. Работает электриком на Центральном.

Еще чище!

- Света, ты уж извини, конечно, что я так спрашиваю. Но я – твой отец и больше всех на свете хочу, чтобы у вас все было хорошо.

- Хли!

- Света, успокойся.

- Ты хочешь создать семью. Не забывай, что ты – девушка. Ты покинешь наш дом и войдешь в другой. Но есть ли этот дом? И сможет ли твой будущий муж содержать тебя не хуже, чем мы? Ты, это, ну, только там не подумай. Мне-то, да и матери тоже: наш дом- ваш дом, и мы всегда, пока будем работать, всегда будем вам помогать, насколько чего хватит.

- Па…п…па… спасибо, мамочка, спасибо… Нет, Дима нормально получает. Он один весь завод обслуживает, он в электрике очень здорово разбирается. Он даже сам радио сделал у себя дома, даже Англию ловит. Он даже, пап, больше тебя получает. Жить я у него буду.

Это сообщение неприятно кольнуло Вапаева, но с другой стороны, должно было избавить от вышеуказанной кучи проблем.

- Я только, это, ну одного только еще не сказала…

В комнату совершенно не ко времени ворвался Икар. Его потертый камуфляж был перепачкан подсыхающей грязью, а через весь лоб нагло улыбалась глубокая царапина.