Ярослава Кузнецова - Золотая свирель Страница 195

— Ты правда так думаешь? — спросила Мораг.

— Я нужен Малышу. А брат Хаскольд меня в оруженосцы звал.

— А то, что кроме рыцарства ты получишь монаший ошейник, тебя не смущает, мой герой?

Он мотнул головой.

— Нет, Мореле.

— Наглец.

Она положила ладонь ему на затылок и провела снизу вверх, взъерошивая волосы. И сжала пальцы, так что кукушоночьи вихры рыжими перьями растопырились у нее из кулака.

— Пойдем, — вздохнула она, разжав руку и приглаживая смятые волосы. — Нам немного по пути, Ратери.

Они вышли, я посмотрела на Пепла.

— Мораг верно говорит. Я колдунья, я магичка, я должна заняться своим делом. Я должна действовать не как простой человек, а как волшебник. Мне надо подумать.

Певец катал в пальцах хлебный шарик. Лицо у него было усталое. Осунувшееся после болезни, глаза черным обведены. Он щелкнул ногтем, запустив шарик куда-то в угол. Я взяла его за руку.

— Пепел.

— М?

— А если я так и не смогу помочь тебе… ты уйдешь?

— Хм… ты в себе разочаровалась, прекрасная госпожа?

— А ты во мне — нет?

— Нет.

— А если?..

Он ухватил меня за локти, поднял с табурета и притянул к себе, поставив как ребенка меж раздвинутых колен.

— Все случится как ты захочешь, моя прекрасная. «Если» — не рубеж, а только ступень. Перешагни ее, иди дальше. Ты волшебница, тебе нельзя стоять на одном месте.

— А ты?

— А я… — он вдруг рассмеялся и ткнулся лбом мне в грудь. — Я рад бы остановиться, но у меня шило в заднице… Прощу великодушно простить некуртуазный стиль, прекрасная госпожа.

Я отстранила его, а он все хихикал.

— Пепел… да ну тебя. Что тут смешного?

— Смех лечит ссадины души, госпожа.

— Еще одно «хи-хи», и я разревусь.

— Разревись, — предложил он. — Я посажу тебя на колени и буду утешать.

Он и улыбался, и хмурился одновременно. Мой облезлый бродяга, загадочный менестрель. Я знала, что если сяду сейчас к нему на коленки, то больше не слезу, и ни о каких попытках распутать ребус даже речи не пойдет. И я потеряю фору, и нас опередят, а Мораг и Ратер ушли в разведку, и Бог знает, что там с ними может приключиться.

Наверное, все это отразилось у меня на физиономии, потому что Пепел разжал руки и встал.

— Тебе надо подумать.

Я кивнула угрюмо, но решительно. Магичка я или полотерка, в конце концов?

— А я прослежу за нашей принцессой. Очень уж она решительно настроена. Как бы не влезла в свару…

— Только… вы возвращайтесь поскорее. Я же тут с ума сойду одна.

— Вернемся, конечно, — сказал он. — Конечно, вернемся.

Взял свою палку и ушел.

Я услышала, как снаружи щелкнула задвижка. Он меня запер. Чтобы не сбежала.

Съев пару ложек брусники, я налила себе яблочного вина, забралась с ногами на постель и приготовилась думать. С чего бы начать? Мысли разбегались. Я ухватила за хвост ближайшую, самую навязчивую.

Мысль была про Каланду.

Каланда тут. Я почти уверена. Она тут, вместе с дочерью, вместе с колдуном. Почему мы посчитали, что колдун держит ее в плену? Может, наоборот, он опекает ее и поддерживает, может, он вообще ее любовник? Эта девушка, ее дочь, отнюдь не выглядела запуганной пленницей. Наоборот, в ней было что-то от Мораг… вернее, от самой Каланды — непоколебимое чувство собственного достоинства и уверенность в себе. Она привыкла приказывать. Она привыкла получать желаемое. Она пришла к перрогвардам одна, без сопровождающих. И без свидетелей. Она ни капельки не испугалась чудовища. Эта девушка не пленница. Мало того, она сама себе хозяйка. Если она и служит кому, то по собственному желанию, не по принуждению.

Вспомни, можно ли было принудить к чему-то Каланду? Как бы не так!

Она бросила Врана — Врана! — потому что они что-то там не поделили. Хлопнула дверью и ушла. И даже волшебник дролери не смог ее согнуть. Что говорить о каком-то человечьем колдуне…

С другой стороны — ни шиша себе колдун! Приходит в королевский дворец как к себе домой, крадет роженицу с ребенком (или двумя), морочит головы лекарю и слугам, подкладывает кукол… что-то слишком сложно получается, громоздко. Многое оставлено на авось, на удачу, на случайность. И что-то я перестала понимать, зачем ему это было нужно. Ладно, Мораг он опасается, но если его цель — Найгерт, то Мораг можно просто отвлечь, заставить уехать на пару дней, и без помех сделать из худосочного короля маленький смирненький трупик. А если цель — не Найгерт, а Мораг… Что такого есть в Мораг?

Ее боятся колдуны. Но я ее не боюсь.

Потому что не колдунья, да? Фигуля вам на рогуле, я колдунья, и баста. Магия — это способ видеть мир, только и всего. Так говорит Амаргин. А уж он-то знает, что говорит.

Что такого есть во мне, что нет у других колдунов?

У меня есть фюльгья, а у других есть… у других есть гении! А гений — это некая бестелесная сущность, которую призывают, и которая остается с волшебником навсегда.

— Люди придумали множество способов обретения магической силы, словно магия — это нечто такое, чем можно обладать, передавать другому, отнимать, ограничивать… извращать…

— А евзар ен кат?

Я уже лихо болтала задом наперед. Со стороны, наверное, казалось, что Амаргин разговаривает с сумасшедшей. Но мало-помалу я училась экономить слова и выражать мысли точнее. Особенно после того как вдосталь накочевряжишься, сломаешь мозги и вывихнешь язык, а тебя ехидно переспросят: «Что?»

— Магия — это способ видеть мир, только и всего. Магии нельзя лишить, как нельзя лишить певца музыкального слуха, а художника — его таланта. Певцу можно проколоть барабанные перепонки, художника — ослепить, но эти увечья не отнимут у них того, что делает человека творцом.

— Яигам — отэ тналат?

— Не только. Кроме таланта требуется труд, желание, возможности. Некоторые люди от рождения имеют чуть больший чем обычно диапазон восприимчивости. Если его развивать — то получится неплохой колдун… или священник… или чудо-лекарь. Или поэт и певец, чье слово переворачивает сердца, вроде Золотого Арвелико или Анарена Лавенга. А может получиться великий полководец, вроде Черного Дага. Или великий король, вроде Халега Справедливого.

— Йынреч Гад, тяровог, лыб монудлок. Льорок Гелах гом тьыб мокинбешлов?

— Если бы захотел или посчитал нужным — отчего нет? А Даг колдуном не был, это людская молва его в колдуны записала.

— У Агад илыб ыномед. Ловьяд лад уме вономед. Аз ушуд.

— Чушь. Хотя доля смысла в этих заявлениях есть. Насчет демонов. К Дагу оно не относится, но существует масса учений, где основой магической практики является некая призванная сущность. Не обязательно демон, хотя частенько именно он. В смысле, сущность из Полночи, потому что Полночь легче призвать. Очень часто эта практика используется шаманами и колдунами языческих племен. В Ваденге и Кадакаре это излюбленный метод волшбы. Призвать полуночную тварь легко, выставить обратно трудно. Чтобы иметь возможность контролировать, их, как правило, накрепко привязывают к чему-нибудь. К предмету, к определенному месту, иногда к самому себе.