Анастасия Анфимова - Лягушка-путешественница Страница 2

— Никогда раньше не видели моря, госпожа Ника Юлиса? — ухмыляясь в клочковатую бороду, спросил Картен.

— Только…, — она запнулась, чуть не ляпнув «по телевизору». — Только на картинах.

— Ни один художник этого не нарисует, — покачал головой капитан. — Такие краски есть только у богов.

Он нерешительно потёр ладонью заросший подбородок.

— Может ваш отец уже говорил…

Мужчина замялся.

— О чём? — насторожилась девушка.

— В Канакерне никто не знает, где я беру синие камни, — он, прищурившись, взглянул на собеседницу. — Пусть так и останется. Мы ходим сюда за мехами, кожей и всякой ерундой вроде оленьих рогов или лечебных трав. Понимаете?

— Вполне, — кивнула Ника. — Мне тоже не хочется, чтобы кто-то лишний раз беспокоил Детей Рыси и моего отца. Не переживайте, никто не узнает, где вы берёте сапфиры.

Она произнесла название драгоценных камней по-радлански, и капитан удовлетворённо кивнул. Девушка не имела никакого желания создавать дополнительные трудности предприимчивому торговцу, да и лишние слухи о её происхождении совсем ни к чему. Именно на это она и постаралась намекнуть. Кажется, собеседник понял.

Как обычно, после полудня рабы раздали матросам по куску вяленого мяса и горсти орехов. На оленину Ника даже смотреть не могла. Желудок продолжал бунтовать. С трудом удавалось удерживать внутри кружку тепловатой воды, чуть подкислённой уксусом. Выйдя в море, Картен сразу же установил жёсткие нормы её выдачи. Перекусив и часок подремав прямо на палубе, матросы вновь взялись за вёсла, неторопливо промахав ими до сумерек.

Всё это время капитан либо стоял у руля, либо, передав его Жаку Фресу, сидел на маленьком стульчике, поглядывая на море и на гребцов.

Стараясь не замечать очень неприятного ощущения в животе, Ника с недоумением гадала: для чего же им парус, если за всё время плавания его даже ни разу не разворачивали? Ждут попутного ветра? Но девушка читала, что некоторые парусники могли ходить чуть ли не против ветра. Но, наверное, их время ещё не пришло.

Путешествуя по реке, матросы готовили пищу один раз в сутки, приставая к берегу на ночлег. Интересно, как они собрались варить свою мерзкую кашу в море?

Марбет, повар или по-морскому «кок», обладал несомненным антикулинарным талантом. Ни чем другим девушка просто не могла объяснить то отвращение, которое внушала его стряпня. И это после годовой однообразной рыбно-мясо-желудёвой диеты с десертом из корешков и орехов. Нужно сильно постараться, чтобы настолько испортить кашу из тех самых зёрен, которые так замечательно готовил Отшельник. Так звали аратачи её наставника, когда-то носившего гордое радланское имя Лация Юлиса Агилиса.

От мыслей о еде страшно замутило. Ника перегнулась через борт и выблевала драгоценную воду под дружный смех спаянного коллектива профессиональных морских волков. Зло сверкнув глазами в их сторону, она отвернулась и принялась изучать повисшие над горизонтом созвездия.

Однако любопытство оказалось сильнее. Поэтому, едва услышав за спиной подозрительные звуки, девушка бросила быстрый взгляд через плечо.

На носовой палубе матросы расстилали какие-то доски, поверх которых установили метровой высоты цилиндрическое сооружение с короткой трубой и широким зевом. «Печка! — удивилась начинающая путешественница. — Из глины!»

И уже не таясь, стала с интересом наблюдать за происходящим. Вставив внутрь знакомый котёл, Марбет шустро сбегал за водой, но потом долго возился с растопкой, бестолково щёлкая железом по кремню под насмешливые выкрики наиболее нетерпеливых мореходов. Ника уже собралась помочь незадачливому поджигателю, как тому всё же удалось запалить пеньковый трут. От него загорелась тонкая смолистая лучинка, и вот в печке уже потрескивали мелко наломанные сухие сучья. Кок шустро настрогал ту же самую вяленую оленину, засыпал зёрна и щедро посыпал смесью соли и специй.

Когда густой мясной дух стал настойчиво забираться в ноздри, вызывая новые рвотные позывы, она, со стоном оторвавшись от борта, на негнущихся ногах направилась к мачте. Возле неё между двух тюков девушка оборудовала себе убежище, перекрыв щель парой сломанных вёсел и привязав поверх кожаный плащ. Получился узкий, тёмный, ужасно тесный пенал, где путешественница сложила свои пожитки. Передвигаться в нём приходилось очень осторожно и только на четвереньках. А стоило вытянуть ноги во сне, как они тут же высовывались из-за прикрывавшей вход шкуры. Случалось, караулившие по ночам матросы спотыкались о них, весьма нелестно высказываясь о высокородной пассажирке. Тем не менее, только у Ники и капитана имелись на борту персональные помещения. Причём каюта Картена не слишком отличалась от её закутка. Разве что потолок чуть выше, да подлиннее на полметра.

Забравшись внутрь, девушка завернулась в одеяло и попыталась уснуть, вспоминая путешествие по реке как лёгкую, приятную прогулку. Расслышав своё имя, она встрепенулась, прислушиваясь. Но рассказчик, скорее всего зубоскал Купин, понизил голос, так что до неё донеслось только неразборчивое «бу-бу-бу». Однако раздавшийся через минуту дружный хохот послужил веским доказательством весёлой непристойности матросских шуточек.

«Над чем ещё могут так ржать мужики?» — неприязненно подумала Ника, сворачиваясь клубком и крепче зажмурив глаза. Увы, но даже это не помогало забыть о мерной качке, натужном скрипе деревянных частей судёнышка и холодной бездне внизу.

Всё же, несмотря на тревоги, тошноту и обиду на вредных жлобов — матросов, она потихоньку задремала, а затем погрузилась в беспокойный суетный сон.

Целых пять дней девушка даже смотреть не могла на еду, посмеивавшиеся поначалу матросы и то стали жалеть начинающую мореплавательницу, а на шестой — куда только всё подевалось? Смолола приготовленную Марбетом кашу так, что за ушами трещало, а потом долго грызла размоченный в воде кусок лепёшки. Капитан, который питался из одного котла с командой, одобрительно пробурчал, наблюдая за пассажиркой:

— Повезло тебе, госпожа. Я уж думал, ты совсем к морю не приспособлена.

— А что, разве так бывает, господин Картен? — спросила Ника, чтобы поддержать разговор.

Купец усмехнулся, матросы заулыбались.

— Случается. Есть люди, которых Нутпен не принимает, как бы те ни старались. И молятся, и жертвы приносят, да всё без толку.

Капитан облизал плоскую деревянную ложку.

— Как только закачает на самой мелкой волне. Так и всё. Ничего в брюхе не держится.

Радуясь в душе, что она не такая, ещё немного посидела на корме, слушая морские байки, а потом вернулась к себе, впервые ощущая приятную, сонную тяжесть в желудке.

Наставник вновь давал ей урок рукопашного боя. Вот только происходило это не в знакомом дворике, зажатом между двух скал и каменной оградой, и даже не на берегу озера, а на узеньком плоту, который девушка соорудила когда-то, чтобы ставить ловушки на рыбу.

Прыгая, как молодой козёл вокруг козочки в период гона, старик наносил удары так стремительно и ловко, что девушка не успевала ни уворачиваться, ни парировать их, больше озабоченная колыхавшимися под ногами брёвнами, опасаясь упасть или сломать ногу.

— Какая же ты стала неуклюжая! — весело хохотнул наставник, награждая ученицу увесистым тычком под рёбра. — А ещё почти балерина! Корова неуклюжая!

Разъярённая подобным сравнением, Ника взмахнула ногой, намереваясь достать проворного старикашку, но поскользнулась, попав ногой в щель и, чувствуя, как падает одновременно вперёд и вниз, отчаянно завизжала.

Распахнутые от испуга глаза резануло мокрым, солёным ветром. Под ударами волн корабль накренился, и девушка, выскользнув из своего убежища вместе с постелью, проехала по мокрой палубе, больно ударившись об ограждение борта. Ошалев от мелкого дождя, ветра, пляски судна и внезапного пробуждения, она долго не могла выбраться из одеяла и расстеленных шкур.

«Хорошо ещё, не легла спать голой, — пронеслось в голове, но тут же сверхновой звездой вспыхнула более здравая мысль. — Мои вещи!»

— Эй! — донёсся с кормы голос Картена. — Госпожа Юлиса, спустись в трюм, а то ещё смоет!

Довольно скаля зубы из-под низко надвинутого капюшона, он стоял, широко расставив кривые, волосатые ноги в сандалиях, крепко вцепившись в толстую рукоять рулевого весла.

Капли звонко барабанили по грубо выделанной коже длиннополого плаща. У борта, скрючившись, сидели Жаку Фрес и Тритин Версат, готовые прийти на помощь капитану и старались хоть как-то укрыться от косо бившего дождя.

Плюнув на шкуры, Ника встала, ухватившись за удерживавший мачту канат. Крыша её «конуры» ещё держалась, лишь чуть провиснув внутрь между уложенных перекладин. Заглянув внутрь, она облегчённо перевела дух. Свалившись на бок, корзина намертво застряла между надёжно закреплёнными тюками. Едва не свалившись от очередного удара, девушка подняла глаза к небу, с которого продолжали хлестать холодные, косые струи. Скользнув внутрь, путешественница сунула руку под ворох заячьих шкурок и нашарила круглую, окованную серебром шкатулку с письмами, предназначенными подтвердить её личность. Оглядевшись, заметила кинжал в ножнах, зацепившийся ремнём за прутья корзины. Подумав, прихватила и его.