Пол Андерсон - Три сердца и три льва Страница 2

– В толк не возьму, но что-то меня от этого удерживает…

В 1941 году стали приходить известия, что Дания сыта по горло. До взрыва еще не дошло (он случился в конце концов в виде забастовки, и немцы, свергнув королевское правительство, стали править страной, как еще одной завоеванной провинцией), но слышались уже выстрелы и разрывы динамитных бомб. Потратив много времени и пива, Хольгер наконец решился. Его вдруг охватило неизвестно откуда взявшееся яростное желание вернуться на родину.

Мне его решение казалось бессмысленным, но отговорить его мне не удалось. И я отступился. «В-седьмых и последних», как говорят его земляки, он был не американцем, а датчанином. И вот он уволился с работы, устроил нам прощальную вечеринку и отплыл на шведском пароходе. Из шведского порта Хельсинборг он на пароме перебрался в Данию.

Наверняка немцы первое время не спускали с него глаз. Но он был вне подозрений, работал на заводах «Бурмистер и Вайн», производивших судовые двигатели. В середине 1942 года, узнав, что немцы потеряли к нему интерес, он вступил в сопротивление… и обнаружил, что его рабочее место обладает исключительными возможностями для саботажа.

Не буду рассказывать подробно историю его деяний. Он неплохо себя показал. Вся организация неплохо себя показала, действовала столь изощренно, в постоянном контакте с англичанами, что за всю войну провалов почти не было. Во второй половине 1943 года Хольгер и его друзья свершили самое славное свое дело.

Был человек, которого потребовалось тайно вывезти из Дании. Его знания и способности оказались крайне необходимы союзникам. Немцы прекрасно знали, кто он, и не спускали с него глаз. Но подпольщикам удалось незаметно вывезти его из дома и доставить к проливу Зунд, где уже ждала лодка, чтобы переправить его в Швецию. Оттуда его должны были перевезти в Англию.

Должно быть, мы уже никогда не дознаемся, пронюхало ли об этом гестапо, или немецкий патруль, обходивший берег после наступления комендантского часа, чисто случайно наткнулся на подпольщиков. Кто-то выстрелил. Завязалась перестрелка. Берег был каменистый и гладкий, как доска. Звезды и огни на шведском берегу давали достаточно света. Укрыться негде, бежать некуда. Лодка отчалила, а партизаны решили задержать врага, пока она не достигнет того берега.

Но надежды на это было мало. Лодка двигалась медленно. То, как ее защищали, показало немцам, как важно ее захватить. Через несколько минут все датчане будут перебиты, кто-нибудь из немцев вломится в ближайший дом и позвонит в штаб-квартиру оккупационных войск – она разместилась неподалеку, в Эльсиноре. Патрульный катер с мощным мотором перехватит беглецов, прежде чем они достигнут нейтральных вод. И все же подпольщики отчаянно отстреливались.

Хольгер Карлсен не сомневался, что вскоре погибнет. Но не было времени пугаться. Какая-то частица его сознания вернулась к былому, проведенным здесь дням, солнечному покою, ласточкам над головой, родителям в воскресных нарядах, дому, полному маленьких любимых безделушек; да и замок Кронборг над блистающей водой – стены красного кирпича, изящные башенки, позеленевшие от времени медные крыши… Почему он вдруг вспомнил Кронборг? Он прильнул к земле, вытянул руку с горячим пистолетом, выстрелил по темным перебегающим силуэтам. Пули свистели вокруг. Кто-то вскрикнул. Хольгер прицелился, снова выстрелил.

Потом мир взорвался ослепительным сиянием и тьмой.

Глава 1

Он пробуждался медленно. Лежал, не чувствуя ничего, кроме боли в голове. Медленно возвращалось зрение, наконец он понял, что торчит перед глазами – корень дерева. Он пошевелился, и под ним захрустел толстый ковер сухих листьев. Вокруг разливались запахи сырой земли, мха и влаги.

– Дет вар сом фанден! «разрази меня гром! (датск.)» – буркнул он и приподнялся.

Коснулся кончиком пальцев головы, ощутил засохшую кровь. Мысли повиновались плохо, но он сообразил, что пуля лишь вскользь ударила по голове, лишив сознания. Парой сантиметров пониже, и… Дрожь пробрала его.

Но чем все кончилось? Он лежал в лесу, сейчас – светлый день. И никого поблизости. Ни следа человека. Скорее его друзьям удалось прорваться, и они унесли его с собой. А потом спрятали тут, в чащобе. Но почему они раздели его донага и оставили одного?!

Он встал, ошеломленный, с одеревеневшими мышцами, горечью во рту и бурчащим от голода желудком. Сжал ладонями голову, чтобы она, чего доброго, не разлетелась на куски. По пробивавшимся сквозь кроны деревьев солнечным лучам определили, что перевалило за полдень. Утренний свет не приносит с собой того особенного золотистого блеска. Да, перевалило далеко за полдень. Ха! Он провалялся часов двенадцать!

Хольгер чихнул. Поблизости, в глубокой, едва окропленной солнечными лучиками тени, поблескивал ручеек. Хольгер подошел, наклонился и пил большими глотками. Потом умыл лицо. Холодная вода вернула чуточку сил. Он огляделся, пытаясь понять, где же находится. Леса Гриб?

Нет, во имя божье. Слишком высокое тут деревья, слишком узловатые, слишком дикие: ясени, буки, кусты высокого боярышника, покрытые густыми моховыми бородами, образовали меж деревьями почти непроходимую стену. В Дании таких лесов не было со времен средневековья.

Белка промелькнула по стволу алым языком пламени. Скворцы сорвались с ветки. Сквозь просветы в листве Хольгер разглядел ястреба, кружившего высоко в небе. Неужели в Дании еще остались ястребы?!

Быть может, один-два. Он не знал точно. Оглядел себя, обнаженного, и безрадостного задумался: что же теперь делать? Если его друзья раздели его и оставили здесь, значит, у них были на то серьезные причины. И отдаляться от этого места не следует, особенно голышом. Но, с другой стороны, с ними потом могло что-то случиться…

– Скверный у тебя будет ночлег, парень, – буркнул он. – Посмотрим хоть, что это за место… – его голос среди тихого шума леса показался ненатурально громким.

Шум леса? Нет, еще что-то. Он застыл, прислушался и распознал конское ржанье. Видимо, поблизости есть ферма. Он уже достаточно твердо стоял на ногах и мог, проломившись сквозь кустарник, поискать коня.

Что он и сделал. И встал, как вкопанный.

– Нет… – только и смог прошептать.

Животное было огромно, не меньше першерона, но изящнее – красавец-скакун, черный, как отшлифованный мрак. Пут на нем не было. С красивой, украшенной серебром уздечки свободно свисали вычурные, обшитые бахромой повода. Седло с высокими луками, из узорчатой кожи, как и повода; белый шелковый чепрак с вышитым черным орлом; к седлу приторочены какие-то вьюки. Проглотив слюну, Хольгер подошел поближе. Ну вот и хорошо. Кто-то любит конные прогулки в таком вот стиле.

– Эй! – позвал Хольгер. – Эй, есть тут кто?

Когда он подошел совсем близко, конь встряхнул длинной гривой и радостно заржал. Мягкие ноздри коснулись щеки Хольгера, огромные подковы ударили оземь. Хольгер потрепал его по шее. Никогда еще он не встречал столь дружелюбного к чужим коня. Присмотрелся. На уздечке архаическими буквами выгравировано – «Папиллон».

– Папиллон! – сказал Хольгер, чтобы проверить свою догадку. Конь заржал, топнул ногой и натянул поводья, которые Хольгер держал уже в руке.

– Папиллон – это твое имя? – Хольгер потрепал его по шее. – По-французски это означает «мотылек», верно? Это ж надо додуматься – назвать такую громадину Мотыльком!

Его внимание привлек вьюк за седлом. Он присмотрелся… Черт побери! Кольчуга!

– Эй! – позвал он вновь. – Есть тут кто? Помогите!

Только сорока насмешливо застрекотала.

Оглядевшись, Хольгер заметил прислоненное к стволу дуба древко со стальным острием с одной стороны и чашеобразным упором с другой. Господи боже, копье, настоящее средневековое копье! Хольгер воспрянул духом. Беспокойная жизнь в подполье привела к тому, что он не столь строго соблюдал законы, как делало большинство его законобоязненных земляков; и потому он без особых колебаний отвязал вьюк, выложил на землю его содержимое. Было на что посмотреть: кольчуга, которая пришлась бы Хольгеру по колено, островерхий шлем с пурпурным плюмажем и прикрывавшей нос стальной стрелкой, кинжал, все необходимые пояса и ремни, кафтан, какой надевали под броню. Часть одежды из грубого, ярко окрашенного полотна, часть – из обшитого мехом шелка. Он не особенно удивился, когда обнаружил на левом боку коня подвешенные на ремнях меч и щит. Щит был своеобразной формы, строго соответствовавшей законам геральдики. Около четырех футов длины, явно новехонький. Хольгер стянул с него полотняный чехол. Щит состоял из деревянного основания и тонкой стальной пластины, и нес на себе герб – на голубом фоне три золотых льва перемежались тремя алыми сердцами.

Герб этот пробудил в нем смутные воспоминания. Минутку, минуточку…

Герб Дании? Нет, на гербе Дании девять сердец. Не припомнить…

Но что все это означает? – почесал в затылке Хольгер. Кто-то устраивает маскарад? Хольгер вытянул меч из ножен: длинный, обоюдоострый, заточен, как бритва, рукоять широкая, крестообразная. Взгляд инженера распознал сталь с низким содержанием углерода. Для киносъемок, не говоря уж о парадах, никто не стал бы с такой доскональностью имитировать средневековую экипировку… Хольгер вспомнил виденные в музеях доспехи. Мужчины средневековья были гораздо ниже ростом своих нынешних потомков. А этот меч подходил к руке Хольгера так, словно был выкован специально для него – хотя Хольгер был высок даже по меркам двадцатого века…