Дэвид Гаймер - Эра Зигмара: Омнибус Страница 2

После последних налётов её племя было уничтожено, и теперь от него не осталось и сорока душ. Первыми погибли старые — слишком медленные, неспособные бежать, быстро схваченные, но слишком жёсткие, не пригодные для еды. Мучители терзали их морщинистые от старости тела, наслаждаясь долгими воплями. Затем они забрали детей, одного за другим, обрекая племя на вымирание. И теперь остались лишь те, кто был достаточно быстр, не отравлен пропитавшими землю ядами и не стал слишком медленным, вялым от ран.

И даже эти последние выжившие были измотаны. Силы человеческого тела не беспредельны, а на прихваченных с опалённых полей колосьях далеко не уйдёшь.

Какой стыд. Ей всегда говорили, что её родословная была древней, тянущейся в легендарные времена до бесконечной ночи. Конечно, она не особенно верила в подобную похвальбу, но теперь это было не важно, ведь вскоре, даже если рассказанные у костра мифы были правдой, их род всё равно оборвётся.

Калья тяжело опустилась на землю, задыхаясь, упираясь ладонями во влажную грязь, пытаясь отдышаться. Остальные рухнули на колени или осели рядом — Сван, Ренек, Еленнар, все… Калья дышала глубоко, чувствуя, как пепел оседает в её глотке, даже зная, что от него она зайдётся кашлем.

— Как близко? — спросила Еленнар. Её покрытое коркой грязи лицо побелело от страха.

— А это важно? — пожал плечами измученный Ренек.

— Это кровавые налетчики, — Калья тяжело втянула воздух. — Они не быстрее нас. Мы можем добраться до дельты.

— Они едят плоть ещё живых жертв, — сухо заметил Сван. — И она придаёт им силу. Так что да, они быстрее…

Калья заставила себя встать на ноги. Она была изнурена, её щёки запали, кожа посерела, а длинные волосы свалялись и комками свисали на лицо. На боку Кальи висел тяжёлый тупой нож, а её огрубевшую кожу покрывали следы старых ран, полученных за целую жизнь, проведённую в бегах или в схватках.

Впереди на севере мрачное небо опускалось, становясь ржаво-красным. Проблески багряных молний мелькали у далёкого горизонта, пронзенный, словно клыками, силуэтами старых башен черепов. Повсюду вокруг земля была разбитой и потрескавшейся, расколотой на огромные плиты и пробитой высохшими руслами. Выжившие в пустошах растения почернели и огрубели, но цеплялись за жизнь с такой же мрачной решимостью, как и смертные.

Калья принюхалась. Ветер пах так же, как и всегда — жарким пеплом и цепким и приторным запахом гниющих трупов, но в нём было что-то ещё…

— Я чую воду, — сказала она, повернувшись к остальным.

Сван хрипло расхохотался. Такую воду пить не стоило, ведь потоки Пламенной Дельты были отравлены и пузырились в своих извилистых руслах, словно шипящая ртуть. Поэтому здесь не жил никто, даже самые отчаявшиеся из ставших добычей людей. Извилистые лабиринты могли скрыть их, но лишь на какое-то время.

— Мы не переживём эту ночь… — прошептал Ренек. Его плечи тяжело опустились.

— Тогда оставайся, — Калья сплюнула на землю. — Они сожрут твои глаза, пока ты будешь молить их о смерти.

По земле пронёсся низкий рокот грома. Далеко на юге разносился рёв боевых рогов. Где-то на опалённых равнинах бесконечные армии вновь наступали, ища черепа. Они не отправятся так далеко на север, где не было ничего, кроме обглоданных костей, с которых падальщики давным-давно содрали всё мясо. Однако кровавые налетчики выследят всё и всех.

— Нам нужно идти, — сказала Калья, встряхнувшись и готовясь вновь бежать. Её ноги болели, а желудок выл от голода, но выхода не было. И они побежали вновь, все, с Кальей и Сваном во главе, спотыкаясь и шатаясь, двигаясь на север — туда, где ждала дельта. Туда, где они прожили бы ещё немного в мире, который желал прикончить их — и ничего более.

Ракх жевал, наслаждаясь вкусом, запахами, клочьями плоти, сползающими по подбородку и падающими на безрукавку. Он закрыл глаза, чувствуя, как его уносит прочь нечто подобное блаженству. Он ощущал, как внутрь течёт жаркая жидкость, наполняя его божественной силой. Ракх облизнул губы, чувствуя острый металлический привкус.

— Хватит, — рявкнул Слейх, вытирая рот тыльной стороной руки, размазывая вдоль рваной челюсти потёки крови. — Найдём ещё.

Ракх скривился, потянувшись за мясом. Возможно, ему показалось, но не дёрнулся ли труп? Пировать всегда лучше, пока они ещё живы. Крики, как и слёзы, делают еду вкуснее. Стоит смеяться, когда они плачут, так делают все. Не проявишь должного веселья, и, возможно, в голодные годы тебя самого пустят на ножи…

Повсюду вокруг брызжущего искрами костра другие кровавые налетчики тяжело поднимались на ноги. Приближалась ночь, и по земле ползли длинные рваные тени. Температура быстро опускалась, и он уже чувствовал сквозь пластины брони укусы холода. Всего их было пятьдесят — большая охотничья стая. Чтобы оставаться сильными и поджарыми, они должны были схватить всех замеченных смертных, конечно, кроме тех, кто сможет избежать пиршества, кому будет позволено присоединиться к ним.

Налетчики не были слабоумными дикарями, и для любящих жизнь всегда оставался выход. Цена была простой — присоединись к оргиям поглощения, научись ценить дрожащие жиры человеческого тела, поглоти их, смакуя во рту, изрыгая хвалу Повелителю Битв.

Ракх сделал свой выбор давным-давно. Иногда он вспоминал те первые ночи, когда ему хотелось блевануть, когда он заставлял себя погрузиться в беспокойный сон, скрывая ужас, который сделал бы его жалкой добычей.

Теперь при мысли об этом он усмехался. Как всё изменилось. Он начал наслаждаться тканями, хрустящей кожей, сорванной с мускулов, почками, жилами и вырванными из органов сосудами… Ракх продолжал жевать, ворочая плоть между обитых железом зубов.

Слейкх выпрямился и втянул ночной воздух ноздрями. Красные глаза вожака стаи расширились, когда он всмотрелся во тьму. Затем он зашипел, и его волчье лицо скривилось в усмешке.

— Запах ещё уловим, — прошептал он, протянув руку к окровавленному топорищу. — Туда.

Остальные подтягивались ближе, беря крючья, цепи, топоры. Их орудие было сделанным кое-как, но кто, кроме владык Медной Твердыни повелевал кузницами, которые изготавливали для них все необходимое? Кровавые налетчики были падальщиками, хищными зверями, кружившими в полумраке вокруг костров. Они брали всё что могли украсть или сделать в пустошах, и этого было достаточно чтобы крушить плоть и рвать мускулы.

— За мной, — приказал Слейкх, побежав вприсядку навстречу ночи.

Ракх бросился за ним, как и остальные. Охота началась вновь.

Акши — так называлось это царство, пусть этого и не знал никто, кроме его самых могущественных обитателей. Здесь, на Серном Полуострове, кости земли перековывались в огне, под её скалистой поверхностью бурлили и кипели древние литейные. До эпох разрушения эта земля кишела жизнью, которую наполняли силой течения волшебства, идущие по горам и ущельям.

Теперь эти времена были забыты — непрестанное нашествие проклятых армий вычеркнуло их из истории. Не стало ни городов, ни королевств Акши — всё поглотила топь пролитого ихора. На их месте возникли новые твердыни — храмы насилия, одетые в бронзу и окованные медью, где кровь бурлила вокруг железных тронов. По воле жестоких богов убийства продолжались даже тогда, когда исполнились все возможные мечты о завоеваниях. Погибшим не было числа, но, по правде сказать, они были счастливчиками, ведь они умерли рано и не увидели, во что превратился их мир.

В Акши остались лишь Владыки Разрушения — смертные чемпионы Пантеона, рыщущие по осквернённой ими земле в надежде найти что-то, что можно убить. После уничтожения всего возможного сопротивления они обратились друг на друга, огромные орды сходились вместе в бесконечной резне. В ней могли прожить долго лишь Одарённые — благословенные демонической силой или наделённые губительными орудиями. Тёмная магия кружила и бурлила на заваленных костями пустошах, питая бесконечную резню и раздувая распри, благодаря которым гудели наковальни и сверкали кузницы.

Не столь возвышенным людям осталась лишь полужизнь, цепляющаяся за край бездны забвения. Всё ещё рождались дети, и потому род людской продолжал жить, но они становились лишь добычей, рабами или жертвами избранных победоносных Тёмных Богов. Лишь удача могла позволить прожить дольше двадцати лет, а до трёх десятков дотягивали чудом. В конце концов, жизнь в аду была короткой. Здесь не было мудрецов, князей, чародеев и жрецов, им не было место в отчаянной, яростной и безнадёжной борьбе за возможность сделать ещё один вдох, услышать ещё один удар своего сердца и увидеть ещё один омрачённый восход, пока поток убийств не захлёстывал с головой.

Несмотря на все рассказанные истории, племя Кальи не отличалось от тысяч остальных, чей свет тлел, а потом его давили. Они бежали от отчаяния, а не от надежды. Выбирать они могли лишь способ смерти, желая чистый конец без страданий.