Робин Хобб - Странствия Шута Страница 2

Шут все еще глубоко спал. Он выглядел ужасно. Следы пыток отпечатались на его покрытом шрамами лице, кожа обветрилась и потрескалась от лишений и голода, волосы поредели и превратились в рваную солому. Даже таким он выглядел лучше, чем когда я только увидел его. Он был чист, накормлен и согрет, ровное дыхание было дыханием человека, получившего прилив свежих сил. Я бы хотел сказать, что это моя заслуга. Ненамеренно я украл силу у Риддла и передал ее моему другу, пока мы шли через Скилл-колонны. Я сожалел о том, что по незнанию злоупотребил здоровьем Риддла, но не мог отрицать, что чувствовал облегчение, слыша ровное дыхание Шута. Прошлой ночью у него хватило сил поговорить со мной, он немного прошелся, сам принял ванну и съел ужин. Это было куда больше, чем можно было ожидать от изможденного нищего, которого я увидел вначале.

Однако позаимствованные силы – не силы настоящие. Поспешное лечение Скиллом, которое я применил, опустошило скудные резервы его тела. Энергия, которую я украл у Риддла, не могла долго поддерживать Шута. Я надеялся, что вчерашние еда и отдых начали восстанавливать его тело. Глядя на то, как он крепко спит, я посмел надеяться, что он будет жить. Я поднял одеяла, которые стащил на пол при падении, и бережно укрыл его ими.

Шут сильно переменился. Он всегда был человеком, любившим красоту во всех ее проявлениях. Его изящная одежда, убранство его комнат, гардины над его кроватью и на окнах, даже лента, которой он скреплял сзади свои безупречно ухоженные волосы – все это было подобрано с чувством гармонии и стиля. Однако тот человек исчез. Он вернулся похожим на оборванное пугало. Кожа на лице обтягивала кости. Избитый, ослепленный, покрытый шрамами от пыток, Шут так изменился от перенесенных им страданий, что я не узнал его. Исчез гибкий и подвижный придворный шут с насмешливой улыбкой. Также, как и элегантный лорд Голден с дорогими нарядами и аристократическими манерами. Мне осталась лишь походящая на труп развалина.

Его слепые глаза были по-прежнему закрыты, но дыхание стало прерывистым и тяжелым, воздух с хрипом вырывался из легких.

– Шут? – Сказал я и осторожно потряс его за плечо.

В ответ он лишь затих ненадолго. А потом выдохнул, как будто отстраняясь от боли и страха, и вернулся к ровному дыханию глубокого сна.

Бегством он спасся от пыток и, пройдя через невзгоды и лишения, нашел меня. Его здоровье было подорвано, и он смертельно боялся погони. Я не мог понять, как ему, сломленному и слепому, это удалось. Однако он сделал это, с единственной целью. Прошлой ночью, прежде чем впасть в забытье, он попросил меня убить ради него. Он хотел, чтобы мы вернулись в Клеррес, в его старую школу, к людям, которые пытали его. Он попросил, чтобы я воспользовался своими старыми навыками убийцы, чтобы уничтожить их всех.

Он знал, что я оставил позади эту часть своей жизни. Я стал другим человеком, уважаемым господином, управляющим поместья своей дочери и отцом маленькой девочки. Я больше не был убийцей. Я оставил убийства позади. Прошли годы с тех пор, когда я был подтянутым, и мышцы моих рук были так же тверды, как и сердце убийцы. Теперь я был сельским джентльменом. Мы оба сильно изменились.

Я до сих пор помнил его насмешливую улыбку и озорной взгляд, которые очаровывали и в тоже время выводили из себя. Он изменился, но я был уверен, что до сих пор знал самое важное о нем, то, что не сводилось к тривиальным фактам - откуда он родом или кем были его родители. Я знал его с юных лет. Мои губы изогнула горькая улыбка. Не с детства. В некотором смысле я сомневался, что хоть один из нас когда-то по-настоящему был ребенком. Однако долгие годы крепкой дружбы были основой, в которой сомневаться я не мог. Я знал его характер. Был уверен в его преданности и верности. Мне был известны многие его секреты, и эти секреты я хранил как свои собственные. Я видел его в отчаянии и лишенным сил от ужаса. Я видел его сломленным болью и вдребезги пьяным. Более того, я видел его мертвым, был им мертвым, вернул его тело к жизни и призвал его дух обратно в это тело.

Я знал его. Вдоль и поперек. Или думал так.

Я сделал глубокий вдох и выдохнул, однако напряжение, которое я ощущал, не прошло. Я напоминал ребенка, который боится смотреть в темноту от страха перед тем, что может там увидеть. Я отрицал правду, которая была мне известна. Я действительно знал Шута вдоль и поперек. И знал, что Шут сделает все, что посчитает необходимым, чтобы направить мир на лучший путь. Он позволял мне балансировать на острие ножа между жизнью и смертью и ждал, что я вытерплю боль, лишения и потери. Он обрек себя на смерть под пытками, в неизбежность которой верил. Все ради его видений о будущем.

Итак, если бы он верил, что кто-то должен быть убит, но не смог бы сделать это сам, то попросил бы меня. И подкрепил бы свою просьбу ужасными словами «ради меня».

Я отвернулся от него. Да. Он бы попросил меня об этом. О том, к чему я менее всего хотел возвращаться. И я бы ответил "да". Потому что я не мог смотреть на него, сломленного и страдающего, и не замечать бушующий во мне океан ярости и ненависти. Никому, никому не было дозволено причинить ему такую боль и остаться в живых. Никому, настолько лишенному сопереживания, что он мог так страшно и долго мучить и физически уничтожать другого, нельзя позволить жить. Те, кто это сделал, были чудовищами, вне зависимости от того, как они выглядели. Их работа говорила сама за себя. Их нужно было убить. И сделать это должен был я.

Я хотел это сделать. Чем больше я смотрел на него, тем больше хотел пойти и убить, но не быстро и скрытно, а кроваво и шумно. Я хотел, чтобы люди, сделавшие это с ним, знали, что они умирают, и знали - почему. Я хотел, чтобы им хватило времени сожалеть о том - что они сотворили.

Но я не мог. И от этого я разрывался на части.

Я буду вынужден сказать ему «нет». Потому что, как бы я не любил Шута, как бы глубока не была наша дружба, с какой бы яростью не бушевала во мне ненависть, но защита и верность Пчелке стояли на первом месте. Я уже нарушил это правило, оставив ее на попечении других, пока спасал своего друга. Моя маленькая девочка была всем, что мне осталось от Молли. Пчелка была для меня последним шансом быть хорошим отцом, а я не слишком хорошо справлялся со своей ролью в последнее время. Многие годы назад я потерпел неудачу со своей старшей дочерью, Неттл. Я позволил ей думать, что ее отцом был другой человек, отдал ее на воспитание другим людям. Теперь Неттл сомневалась в моих способностях заботиться о Пчелке. Она уже говорила о том, чтобы забрать у меня Пчелку и привезти ее сюда, в Баккип, где сама смогла бы следить за ее воспитанием.