Ольга Громыко - Профессия: ведьма Страница 2

Ромашка обнюхала арбалет, презрительно фыркнула и, напрочь игнорируя грабителя, потянулась к аппетитной зелени малинника, из высокой гущи которого только что возникло это чудо в лаптях.

Преступный элемент заметно смутился. Наконечник затрепетал, как щенячий хвостик. Увы, до раскаяния и покаяния было еще далеко – заблудшая овца упорствовала во грехе сребролюбия:

– А ну-тка, живо слезай с коня, девка языкатая! Кошелек или жизнь, да пошустрей, слышишь?

Я изобразила усиленную работу мысли:

– Ладно, убедил. Кошелек.

Пахнуло озоном.

Лицо грабителя передернулось, зрачки расширились, глаза остекленели, и он, медленно опустив арбалет, отвязал и беспрекословно подал мне тощий мешок, болтавшийся у пояса.

От мешка разило кошками и куревом. Ослабив веревку, стягивавшую горловину, я пропустила сквозь пальцы несколько мелких монет.

– Маловато, дорогой мой, маловато. С ленцой работаешь, без огонька. Впрочем, так уж и быть, возьму в качестве аванса, – осчастливила я грабителя, швыряя ему под ноги пустой мешок, и предупредила: – Я через пару дней этой же дорогой назад поеду, так уж будь добр, постарайся меня не разочаровать.

Мужик, не отрывая от меня загипнотизированного взгляда, медленно нагнулся, поднял мешок и застыл столб столбом, не в силах шевельнуться без моего ведома.

Как только горе-грабитель скрылся из виду, я деактивировала заклинание и позволила Ромашке перейти с галопа на любимую ею трусцу. Письмо, зажатое во время подсчета денег у меня между коленями, немного помялось и утратило товарный вид. Впрочем, рассудила я, главное не оформление, а содержание. Оное же компенсировало недостатки репейного листа, использованного в укромном месте.

Ага, вот наконец и обо мне пара строк. За дифирамбами загадочному Арр’акктуру пропустишь и не заметишь.

«…за время обучения в Высшей Школе Чародеев, Пифий и Травниц адептка Вольха проявила себя…»

Знаю. Очень плохо.

«…неусидчива, нетерпелива, своевольна…»

Знакомая песня.

«…любит злые шутки и неоднократно переносит их с воспитанников на воспитателей…»

Это он про ведро, что ли? Да, было одно ведерко, довольно объемистое. Стояло себе на балке, над дверью моей комнаты. Эдакий самодельный капкан на соседей по Школьному общежитию, дабы неповадно было без спросу одалживать у меня конспекты и кастрюли с наваренным на неделю борщом. Может, Учитель так бы не разозлился, если бы ведро все-таки опрокинулось, а не упало ему на голову стоймя, вместе с водой?

«…отличается редкими способностями к практической и теоретической магии, сильно развитой интуицией, быстро адаптируется к нестандартной ситуации…»

Ха, может, я еще не безнадежна?

«…рекомендую применить ее дарование для решения упомянутой Вами проблемы. Да, еще. Последующие страницы начертаны симпатическим составом, дабы уберечь их содержание от неумеренного любопытства вышеупомянутой адептки, которая в настоящий момент наверняка уже ознакомилась с содержанием страниц предыдущих. Компоненты, входящие в состав, Вам известны и для Вас не составит труда…»

Нет, безнадежно. Меня исправит только могила.

Материалы и методы

Глава 1

Неприличная какая-то граница у Догевы. У эльфов – высокие травы. У гномов – скалы. У вадлаков – груды выброшенной на поверхность земли. У дриад – дубы, подметающие облака. У друидов – каменные круги. У людей – облупленные стены, каналы с затхлой водой, разделенные парой-тройкой подъемных мостов, да лысые стражники при них, бдительно дремлющие, упираясь на ржавые алебарды.

А здесь – осины. Издевательство какое-то, особенно если учесть, что жители Догевы – вампиры. Хорошие такие осины, серебристые, трепещущие. За осинами щекочет небо островерхий еловый ковер, среди которого кое-где проглядывают затравленные березки и сосенки, сама же Догева лежит в долине, как плюшка на дне расписной пиалы. Если смотреть с холма – края пиалы, виден белый ободок из осин; второй потолще, потемнее – из елей, а в центре – широкое зеленое дно с крапочками: сама Догева в кольце возделанных полей и облаках тумана.

– Подойдешь вплотную к деревьям, – наставлял меня Учитель, – и пошлешь мысленный сигнал вглубь леса. Любой. Можешь думать о чем угодно, лишь бы сформировать мощную телепатическую волну.

– А кому мне ее направить?

– На общей частоте. Кто-нибудь из Стражей Границы услышит.

Я смущенно кашлянула.

– Лучше бы ему этого не слышать…

– Не обязательно продумывать очередную пакость. Знаю, знаю, ты на них сверх всякой меры горазда, но на сей раз постарайся воздержаться от оных. О чем это я? Ах, да, о волне. Вампиры очень восприимчивы к телепатии и сразу отреагируют на ее присутствие, хотя и не смогут досконально расшифровать. Так что напирай на количество, а не на качество.

– Вот так? – Я смотрю на дымящую баню, наморщив лоб от усердия, и на мою волну тут же реагируют пять или шесть адептов, которые, овеянные паром, выбегают из дверей и выпрыгивают из окон, атакованные внезапно ожившими вениками. Руки будущих коллег заняты шайками, прикрывающими от веников самое сокровенное. Учитель усмиряет веники одним движением брови, но взгляды, адресованные шутнице недомытыми коллегами, не сулят ничего хорошего.

– Я сказал «подумать», а не транслировать заклинания. Жаль, что за годы, проведенные в этих стенах, ты так и не научилась думать.

Что ж, думаю. Стою под осиной, наморщив лоб, и Ромашка уже что-то жует, зеленая слюна сочится из черных уголков бархатистых губ, разделенных кольцами удил. Телепатировать – значит, сознательно делиться мыслями с кем-нибудь другим. Делюсь последним. Из леса тянет прохладой, сидящая на ветке иволга удивленно покачивает хвостом в ответ на мои умственные потуги.

Либо занятие оказалось мне не по зубам, либо ошарашенные Стражи Границы попадали на месте, сраженные моей мощной думой. Мои старания увенчались успехом минут через сорок, и за это время я успела передумать больше, чем за предыдущие восемнадцать лет.

А вот и результат. Ага, подействовало. Или он проходил мимо случайно?

Я впервые увидела вампира. Возможно, если бы он возник из ниоткуда, был бледен, как смерть, и недвусмысленно скалил окровавленные зубы, я бы его испугалась, как, собственно, и планировала. Мои знания в области вампироведения базировались на человеческих легендах и преданиях, отличавшихся редкостным пессимизмом. К тому же все гравюры, картины, гобелены, наскальная живопись изображают вампиров исключительно ночью и в темноте. Крылья, зубы, когти – все это кажется таким страшным и огромным только потому, что толком ничего нельзя разглядеть.