Дэвид Геммел - Белый Волк Страница 2

Подняв с земли черный футляр, он бросил его Дамалону. Его лицо при этом, как заметил Кафас, искривилось, словно от боли.

— Можете ехать, капитан, — сказал Дамалон, оглянувшись. — Наша задача выполнена.

Всадник на гнедом коне выехал вперед.

— Рад видеть тебя снова, генерал, да сопутствуют тебе боги.

— И тебе, Аскелус.

Кавалеристы во главе с капитаном стали удаляться, и на поляне осталось только четверо человек — без сабель, но с длинными кинжалами у пояса. Они спешились и стали рядом с Дамалоном.

— Зачем ты уехал? — спросил придворный. — Королева отличала тебя больше всех своих военачальников.

— Это мое дело.

— Странно. У тебя было все: богатство, власть, дворец, чтобы жить в нем до конца своих дней, а жениться ты мог бы снова. — Дамалон потянул за одну из костяных рукоятей, выступающих из футляра, но ничего не произошло.

— Нажми на рубин в эфесе, — сказал Скилганнон. Дамалон нажал, и при луне сверкнул серебром клинок с вытисненными на нем рунами. Кафас смотрел на меч с нескрываемой алчностью. Мечи Дня и Ночи вошли в легенду. Правитель любой страны дал бы за них три тысячи рагов — а может, и пять.

— Какая красота, — произнес Дамалон. — Кровь играет, когда на них смотришь.

— Мой вам совет: садитесь на коней и уезжайте, — отозвался Скилганнон. — Ты сам сказал, что твоя задача выполнена.

— Не совсем. Королева сильно разгневалась, когда ты уехал.

— Она разгневается еще больше, если ты не вернешься к ней, а мне начинает надоедать твое общество. Пойми, Дамалон: я не хочу убивать тебя и твоих приспешников. Хочу покинуть эту страну, больше ничего.

— Твоя самонадеянность просто ошеломляет. У меня твои мечи и четверо вооруженных людей, а ты еще и угрожаешь. В своем ли ты уме? Жаль, что ты оказался здесь в это время, купец. Судьба, должно быть, — от нее, как известно, не уйдешь.

Дамалон нажал на изумруд во второй рукояти и обнажил другой клинок, уронив наземь черные ножны. Этот меч сверкнул золотом. Придворный на какое-то время залюбовался клинками. Потом тряхнул головой, словно пробуждаясь от чар, и сказал:

— Старика с девчонкой убейте, а старшая скрасит нам обратную дорогу.

Рука Скилганнона шевельнулась. Что-то блестящее пролетело по воздуху и слегка задело горло Дамалона.

Из рассеченной артерии брызнула кровь. Все последующее отпечаталось в памяти Кафаса навсегда.

Скилганнон подхватил мечи, выпавшие из рук смертельно раненного Дамалона. Четверо убийц бросились на него, и оба меча замелькали при свете костра. Боя не было, сталь не лязгала о сталь. Через несколько мгновений на земле остались лежать пять мертвых тел — одно почти обезглавленное, другое разрубленное от плеча до пояса. Скилганнон вытер клинки, убрал их в общие ножны и повесил себе за спину.

— Поищи себе новые рынки для сбыта товаров, Кафас. Боюсь, что Наашан для тебя теперь станет опасен.

Скилганнон дышал не чаще обычного, и пот не выступил у него на лбу. Осмотрев землю вокруг мертвого Дамалона, он подобрал измазанный кровью стальной кружок не более двух дюймов в поперечнике и вытер его о рубашку убитого. Кафас разглядел острый зазубренный край и содрогнулся. Скилганнон спрятал кружок в карман на поясе и оседлал своего коня.

— Они и нас хотели убить, — сказал, подойдя к нему, Кафас. — Огромное вам спасибо за спасение наших жизней.

— Ребенок напуган — ступай ка ты к ней, Кафас, — ответил Скилганнон, садясь в седло.

— Я тоже благодарю вас. — Лукрезис подбежала и стала рядом с конем, во все глаза глядя на всадника.

Он с улыбкой нагнулся, взял ее руку и поцеловал.

— Будь счастлива, Лукрезис. Жаль, что не могу побыть с тобой подольше. — Затем отпустил руку и повернулся к Кафасу, прижимающему к себе младшую дочь: — Не оставайтесь тут на ночь. Запрягай лошадей и гони на север.

С этими словами он уехал.

Кафас смотрел всаднику вслед, пока он не скрылся в лесу.

— Хотела бы я, чтобы он остался, — вздохнула Лукрезис. Кафас только головой покачал.

— Он только что убил у тебя на глазах пятерых человек. Он беспощаден и опасен, Лукрезис.

— Ну и пусть, зато глаза у него красивые.

Глава 1

Дым от пожаров еще висел в воздухе, но вчерашние беспорядки поутихли. Два монаха медленно спускались с холма к городу. Над восточными горами собирались тяжелые тучи, сулящие дождь, дул холодный ветер. Брат Брейган обычно любил такие прогулки, особенно в погожие дни, когда река и белые домики сверкали на солнце. Он с удовольствием смотрел на луговые цветы, такие маленькие и недолговечные на фоне снеговых вершин. Природа и сегодня радовала глаз своей красотой, но ощущение опасности мешало молодому монаху любоваться ею.

— Скажи, брат Лантерн, бояться грешно? — спросил он своего спутника, высокого, с холодными и яркими голубыми глазами. Одежда послушника казалась на нем неуместной.

— Тебе когда-нибудь случалось убить человека, Брейган? — равнодушно проронил Лантерн.

— Нет, конечно.

— А грабить, насиловать, красть?

Пораженный Брейган уставился на собеседника, позабыв на миг о своих страхах.

— Нет.

— Почему же ты тогда то и дело задумываешься, что грешно, а что нет?

Брейган умолк. Общение с братом Лантерном не доставляло ему радости. Тот говорил очень мало, но в нем чувствовалось что-то тревожное, и голубые глаза придавали худощавому лицу свирепый вид. Когда они летом работали в поле, Брейган видел шрамы от старых ран на его руках и ногах. Он спросил Лантерна, откуда они у него, но тот промолчал. Про татуировки на груди, спине и руках он тоже молчит. Между лопатками у него выколот орел с распростертыми крыльями и раскрытыми когтями, на левом предплечье — паук, на груди — оскаленная морда леопарда. Если его спрашивают, он лишь молча смотрит на любопытного своими холодными глазами. Во всем остальном он образцовый послушник, трудолюбивый, никогда не пренебрегает своими обязанностям. Ни на что не жалуется, не спорит, исправно посещает все службы и занятия. Может прочесть наизусть любой стих из священного писания, хорошо знает историю страны и соседних с ней государств.

Брейган снова обратил взгляд на город, и страх вернулся к нему. Городская стража не делает ничего, чтобы остановить бунтовщиков. Два дня назад те накинулись на брата Лайбана, шедшего в церковную школу, и переломали ему руки. Его били железными прутьями и пинали ногами. Лайбан, уже немолодой, чуть не умер после этого.

Два монаха перешли через мост над речкой. Брейган споткнулся, наступив на подол своей бледно-голубой рясы, и упал бы, но брат Лантерн подхватил его за локоть.