Опасные манипуляции 4 (СИ) - Путилов Роман Феликсович Страница 2

А с Николаем, в служебную командировку навязалась я, решив отдохнуть от скучных будних дней в Городе.

А потом меня похитили оборотни, те же самые, что, много лет назад, поздней зимней ночью, среди замерших грядок заснеженного огорода, чьи зады выходили к окружающей деревню тайгу, убили мою прабабушку, а потом, особо не скрываясь, попытались убить и меня. И хотя, счет нашей встречи закончился в мою пользу — одну тварь мне удалось упокоить, а вторую серьезно ранить, но я чувствовала, что наша встреча не последняя.

За прошедшие с тех страшных дней года я многому научилась, и даже участвовала в нескольких очень опасных схватках с серьезными противниками, но когда ты сидишь вечером дома, пусть даже в съемной квартире, а сверху на балкон обрушивается что-то ужасное, что мгновенно выносит оконную раму и оказывается в квартире. В общем, я оказалась не готова и просто побежала…А на улице меня приняли, запихнули в машину вонючей, волосатой тушей прижимая к сидению, и повезли в старый карьер, пользующийся у местных жителей жуткой славой.

Когда меня вытащили из машины два оборотня — один в своей звериной ипостаси, и второй — пока в человеческом обличии, так как тело волка-переростка мало приспособлена к езде на «механике». Стоя на узкой технологической дороге, где кроме моих похитителей присутствовала только огромная круглая луна над головой, я понимала, что времени у меня осталось только то, что требуется огромному обратившемуся оборотню, чтобы вылезти из узкого заднего сидения «Нивы», на которой меня сюда привезли. Оборотень в человеческом обличии подтаскивал меня к края обрыва, где, в сотне метрах ниже маслянисто поблескивала маслянистая поверхность небольшого озера, что покрывала дно выработки. Наверное, эти твари туповатые и злобные хотели меня еще больше напухать перед неминуемой смертью, не понимая, что сомнительному удовольствию быть заживо разодранной оборотнями я предпочту короткий шаг вперед, секундный полет и мгновенную смерть при ударе о поверхность озера. Вдруг «человек» перестал меня подталкивать и прислушался — завывая двигателем, к нам явно быстро приближалась какая-то машина.

— Погоди, Вакса едет, может что-то хочет! — «человек», не отпуская меня, шагнул ближе к оси дороги. Несколько секунд меня слепил яркий свет мощных фар, мчащегося к нам, большого автомобиля, затем раздался скрип тормозящих колес, короткий крик, удар, я почувствовала себя свободной, одновременно с этим пред мной распахнулась дверь и смутно знакомый голос отчаянно закричал:

— Прыгай в машину, быстро!

Надо ли говорить, что я прыгнула в неизвестную машину, которая тут-же начала резко разворачиваться, так что я упала с незнакомого мне сидения, не найдя в темноте, за что схватится. Через минуту, пробившись через рев двигателя, прыжки на ухабах, приятный запах натуральной кожи, мое сознание поняло, что из-за подголовника водительского сидения виден знакомый, коротко стриженный, затылок Николая, я позволила себе расслабится, почти потеряв сознание.

Всю ночь мы мотались по каким-та безумным дорогам и направлениям, за окном была кромешная темнота, присущая диким местам, где на сотни километров нет ни одного фонаря уличного освещения. Я чествовала только тупую отрешенность от всего, слабость, не способность ни на какие осознанные действия, поэтому просто пристегнулась потуже и постаралась задремать.

Мои глаза открылись одновременно с багровой полоской утреннего солнца, вылезшего из-за горизонта на востоке. Мой мужчина смотрел, подавшись вперед, ближе к лобовому стеклу, по его виду я поняла, что он смертельно устал и только напряжение остатков сил позволяет ему держаться за руль. Почувствовав, что я проснулась с переднего сидения высунулась радостная морда Никсона и лизнула меня в нос своим шершавым языком.

— Привет. Где мы?

— Не знаю, милая, скоро определимся. — Николай вздрогнул и снова уставился в предрассветную серость впереди.

— Стой, стой! — мне показалось, что эти слова произнесла вовсе не я, но Николай тут же затормозил, после его выскочил из кабины и пошатываясь пошел от автомобиля, надо полгать, повинуясь вбитой с детства команде: «Мальчики — налево…». Никсон, выскочил через оставшуюся распахнутой, водительскую дверь и побежал к мальчикам, ну а я, отстегнувшись, двинулась к девочкам, в сторону единственного на много километров степи старого дерева. Вместо листьев с его темных, но, не выглядевших мертвыми, свисали сотни и сотни разноцветных ленточек. Честное слово, никогда меня не привлекали эти обычные для Юга Сибири ритуальные деревья — кыйра или дьалама, но сегодня, как будто кто-то сильный, подхватил меня под локоть и потащил вперед.

Разноцветные ленточки, вылинявшие от дождя и солнца, покрытые легким налетом коричневой, степной пыли, слабо шевелились на ветру. Моя рука сама потянулась к одной из низ, черной, выделяющейся в ряду белых и голубых лент, тесно-занимавшую одну из нижних ветвей. Стоило кончику моего пальца коснуться краешка черной материи, как ленточка, очевидно, плохо привязанная в к ветвям, соскользнула в мою ладонь. Не знаю, почему я совершила этот дикий поступок, но я неловко завязала черную материю на запястье правой руки.

В машине меня торкнуло. Хорошо, что Коля и Никсон, не отрываясь, смотрели на дорогу. Непонятная волна прошла по моему телу от пяток до макушки, меня изогнуло в приступе тошноты, но на этом все кончилось.

Я закрыла глаза, попытавшись загнать рвотный позыв поглубже в себя, но вдруг перед моими закрытыми глазами встала картинка, в которой я, с удивлением, узнала, как будто с высоты орлиного полета, что крошечными точками, висели непостижимо высоко в белом, от ослепительного солнца, небе. Я видела нашу красную машину, мчащуюся по узкой полоске проселочной дороги в сторону широкой темно-серой полосы шоссе, несколько темных пятен, бестолково мечущихся где-то далеко позади. Так, изредка говоря Николаю, куда повернуть и какой дорогой ехать, я вывела нас, практически без ненужных встреч, к дому.

С этого дня черная лента стала неизменным элементом моего гардероба. Утром я открывала глаза и первым моим движением было — ухватить лежащую на тумбочке у кровати ленту и быстрее завязать ее на руку или голову, в зависимости от настроения. Моя жизнь после поездки в Республику очень сильно поменялась. Я чувствовала себя, как инвалид, полностью излечившийся от недуга. Я видела людей насквозь, чувствуя их эмоции и настроение. Мои колдовские книги, доставшиеся мне от прабабушки и выкопанные на острове, стали читаться, как букварь, я понимала легко понимала значение каждого слова. Заказав в научно-публичной библиотеке газеты Н-ского района Республики, я на мутных фотографиях руководства района видела истинный облик хозяев этого таежного уголка и поняла, что самый главный оборотень местной стаи был Хамзат Икрамович Хлоев, местный глава и главный партийный функционер. К моему удивлению его правая рука — финансовый директор обогатительной фабрики Ваксин Петр Владимирович, оборотнем не являлся, а был обычным человеком. Кстати, он был последним из руководства фабрики, что продолжал мелькать в заметках местной прессы. Остальные руководители — директора и главный инженер, загадочным образом исчезли из Н-ска, уехав однажды в Москву и обратно уже не вернулись.

Расширение горизонта моих возможностей стало не единственным изменением в мое жизни. Я стала более… (да перед кем я кокетничаю?), стала злой и нетерпимой. Голос в голове, что как учитель, читал мне вслух страницы книг в черных переплетах, говорил мне, что я не должна терпеть любую обиду, что всякий, осмелившийся встать мне поперек, достоин сурового наказания. О мере ответственности людей, что нахамив мне на ходу, спокойно шли дальше по своим делам, я боялась даже задумываться — перед глазами постоянно сплывала картинка, какое счастье я почувствую, когда сожму в руке трепещущие сердце неприятного мне человека, легонько сожму его, почувствовав последнее, слабенькое биение, и отпущу его, уже не живое. При мысли о оборотнях же моя душа леденела от накрывшей меня ненависти. Если бы я дала волю своим желаниям, я бы пешком побежала в Республику и просто устроила бы кровавую потеху на улочках маленького поселка. Я чувствовала полную и незыблемую уверенность, что голыми руками смогу расправиться с любым встреченным мною оборотнем, в какой бы форме трансформации, звериной или человеческой, он бы не был.