Андрэ Нортон - Леди Триллиума Страница 2

И вот теперь она постаралась отогнать все посторонние мысли, хотя полностью избавиться от впечатлений пережитого во сне оказалось невозможно, и посмотрела в воду.

Почти тут же Харамис почувствовала себя летящей по воздуху на спине ламмергейера — могучей птицы, всегда приходившей ей на помощь в трудную минуту. Вскоре внизу возникли очертания какого-то здания, в котором она узнала главную башню Цитадели — относительно недавнюю постройку, воздвигнутую людьми не более пятисот лет назад, в отличие от основного здания, сохранившегося со времен Исчезнувших.

Она легко приземлилась на крышу башни, и ее астральное тело соскользнуло в комнату через люк под самым потолком. Сейчас здесь царила пустота. Когда Харамис в последний раз посетила ее во плоти, за ней и Узуном гнались лаборнокские солдаты, и лишь своевременное появление двух ламмергейеров, поднявших ее с крыши башни, позволило беглецам уйти живыми. На Харамис вновь нахлынули воспоминания того давно ушедшего дня…

Этажом ниже некогда располагалась солдатская казарма. Безумная идея разместить стражу Цитадели семнадцатью лестничными пролетами выше всех прочих обитателей принадлежала, насколько Харамис могла теперь припомнить, ее деду. Что касается ее отца, то он был больше ученым, чем воином, и не удосужился произвести не обходимые перестановки.

И все-таки у кого-то, очевидно, нашлось достаточно здравого смысла, чтобы изменить прежний порядок, не дожидаясь, пока он превратится в незыблемую традицию. Хотя в комнате по-прежнему стояло с полдюжины коек и тумбочек, сейчас в этой бывшей казарме находилось всего два человека, и это были дети — мальчик и девочка, которым на вид можно было дать лет по двенадцать. Они сидели друг против друга на полу посреди большого пятна света, проникавшего в открытое окно.

— Думаю, он работает от света, — произнес мальчик. Он был строен и худощав, а его темные волосы давно нуждались в стрижке. Густая прядь упала на лицо, когда мальчик нагнулся над исследуемым предметом, и он машинально отбросил ее назад. Волосы снова упали, как только он убрал руку, но мальчик не обратил на это внимания.

— Это слишком просто, — возразила девочка.

Небрежно завитые огненно-рыжие косы доходили ей до пояса. Таких волос Харамис не видала с тех пор, как рассталась с Кадией, а по виду девочки можно было понять, что она заботится о своей внешности ничуть не больше, чем заботилась когда-то ее сестра. Одежда обоих подростков, несомненно, перешла им по наследству от старших братьев и сестер, и к тому же, видно, ни один из них не чувствовал потребности содержать ее в чистоте. Деревянный пол выглядел так, словно его никогда не подметали, и тем не менее, судя по следам, оставленным в толстом слое пыли, эти дети — или кто-то другой — частенько на нем полеживали. А девочка была еще более худая, чем мальчик. «Неужели об этих детях никто не заботится?» — подивилась Харамис.

— В темноте же он не работает, — стоял на своем мальчик.

— Я и не спорю, что ему нужен свет, чтоб он заработал. Но если б одного света было достаточно, то не только нижние, но и все ноты заиграли бы сразу.

Астральное тело Харамис пересекло комнату. Она хотела взглянуть, что у девочки в руках, и сразу распознала одну из любимейших игрушек своего детства. Это был музыкальный ящик, один из реликтов времен Исчезнувших — небольшой куб, издававший звуки разной высоты в зависимости от того, на какую сторону его положат.

— Гляди, Файолон, — говорила девочка, держа куб так, что одним углом он касался пола, — Если б нужен был только свет, он играл бы сейчас по крайней мере один звук: солнечные лучи падают прямо на него.

Они поставили куб на пол, и тот зазвучал.

— Видишь? Одна его сторона должна лежать на полу или… — Она приподняла куб, и музыка продолжала звучать. — Параллельно полу.

— Ты хочешь сказать — горизонтально, — заметил мальчик.

— Это одно и то же, если пол ровный. А теперь смотри. — Она медленно и аккуратно перевернула кубик на другую сторону. — Если его нагнуть больше, чем на ширину двух пальцев, звук умолкает, а когда горизонтальной становится другая сторона, музыка возобновляется не сразу. И во время этой паузы, — закончила она с торжествующим видом, — я чувствую, как в кубике «что-то» движется. Музыка не заиграет, пока это «что-то» не опустится на дно. — Она потрясла кубиком над ухом. — Там какая-то жидкость. Я бы с удовольствием его вскрыла, чтобы узнать, что там внутри и как оно действует.

Файолон выхватил у нее игрушку:

— Не смей, Майкайла! Он у нас только один, и мне он очень нравится. Если ты его сломаешь, я не стану на тебе жениться, когда мы вырастем.

— Я снова его соберу, — возразила Майкайла.

— А откуда ты знаешь, что сможешь его собрать? — рассудительно заметил Файолон. — Тебе неизвестно, что там за жидкость — для воды она слишком тяжела, — и ты непременно хоть немного да прольешь, когда будешь открывать. Так мы никогда и не услышим настоящую музыку Исчезнувших.

Майкайла рассмеялась:

— Для тебя любой источник музыки — святыня. Отец твой, видно, был музыкантом.

Файолон пожал плечами:

— Этого мы никогда не узнаем.

Девочка взяла куб и взвесила его на ладони.

— Думаю, ты прав насчет жидкости. Она действительно слишком тяжела для воды. И что бы там ни было внутри, оно движется куда медленней, чем если бы плавало в воде, — Она вздохнула. — Хорошо бы найти такие еще.

— Да, — согласился Файолон. — Может, тогда мы услышали бы и другие звуки.

— А если бы нашли точную копию этого, я смогла бы его разобрать и выяснить, что там внутри.

— Почему тебе вечно хочется узнать, как устроены разные вещи?

Майкайла пожала плечами:

— Не знаю. Почему тебе вечно хочется писать песни обо всем на свете?

Файолон повторил ее движение.

— Не знаю.

Они глянули друг на друга и весело расхохотались.

Харамис тоже засмеялась и тут же обнаружила себя сидящей в собственной башне перед чашей. От ее дыхания по воде пробежала рябь, и видение исчезло.

«Ну что ж, — подумала Харамис, — они и вправду выглядят умными. Но я с трудом вижу ее в роли Великой Волшебницы. Придется разузнать о ней побольше, да и о нем тоже. Из его слов по поводу женитьбы можно подумать, что они помолвлены, но то, что он не знает, кем был его отец, слишком уж странно. А их одежда хотя и с чужого плеча, но все-таки добротная, да и разговаривают эти дети не как прислуга».

Харамис быстро оделась и вышла к завтраку. Ей предстояло еще писать письма и отдавать распоряжения.

Все, что происходило с природой, Харамис могла слышать так же легко, как собственное сердцебиение. Добыть сведения о людях было куда сложнее. Прошло несколько недель, прежде чем Айя, служанка дворца из племени ниссомов, получила записку Великой Волшебницы, добыла разрешение навестить свою сестру и удалилась от Цитадели на расстояние, достаточное для того, чтоб сесть на ламмергейера незамеченной. Никто из королевской семьи не знал, что сестра Айи служит у Белой Дамы, и Харамис это положение устраиваю.