Андрей Левицкий - КЛАНЫ ПУСТОШИ Страница 2

– Чего это?! – заголосил младший брат. – Пусти! Мне надо!

– Отец сказал, едем к Железной горе.

– Не хочу к горе! – Мика попытался вырваться. – Там старики эти!

Мальчишка не любил Знахарку и ее брата, которого все называли Стариком. Они вечно пичкали его полезными, но невкусными хлопьями из карликовой кукурузы, а старуха еще заставляла открывать рот и высовывать язык, который долго рассматривала. Потом она щупала ему бока и мяла живот Мики сухими сильными пальцами.

– Правильно, к старикам и едем, – согласился Туран.

– Зачем? Не поеду!

Мика – смешной, конопатый, лопоухий. Когда сердится, щеки краснеют, а между бровей пролегают две морщинки, одна короткая, другая длинней. Брат дернулся сильнее, но Туран крепко держал его за волосы – у Мики аж слезы на глазах выступили от возмущения.

– Батя сказал, Знахарка микстуру новую сделала, которая матери может помочь. Надо Знахарке отвести продуктов и забрать лекарство. Прямо сейчас выезжаем. Ты что, не хочешь, чтоб мать выздоровела?

– Ты сдурел! Конечно, хочу! – оскорбился Мика. – Я только ехать не хочу! Я вчера силки…

– На «Панче», – перебил Туран.

– Я… ого! – Мика замолчал, от удивления открыв рот. Потом мотнул вихрастой головой и добавил огорченно: – Не, все равно не могу, дела у меня… Да отпусти ты!

Но Туран не отпустил, зато дал подзатыльник, чтоб не вырывался. Наклонив голову брата влево, вправо, потом вперед и назад, внимательно осмотрел кожу. И вправду – сыпь под кадыком и немножко за ухом. Но из-за такой ерунды ехать к Знахарке? Странно как-то…

– Батя сказал – обязательно едем вдвоем. И к матери перед дорогой велел зайти.

Мика что-то еще возмущенно бубнил, но Турану было не до него. Прикрыв заднюю дверь, он потащил брата по темным коридорам. Оба они не любили ходить в дальнее крыло дома, в комнату, устланную толстыми коврами, приглушавшими звуки шагов. На полу здесь стояла большая старинная ваза, треснувшая, с облетевшей позолотой, над кроватью висели древние картины в резных рамах. А на самой кровати, под лоскутным одеялом, лежала мать. В комнате всегда было закрыто окно, и всегда горела свеча в блюдце на табурете.

Мама казалась старухой, хотя была на много лет младше отца. Она почти выжила из ума, лихорадка изуродовала ее лицо и иссушила мозг.

Верткий Мика, который обычно и минуты не мог усидеть на месте, молча жался к Турану. Братья стали у изножья кровати, непроизвольно стараясь держаться подальше от матери. Темные волосы разметались по подушке, она громко сопела, неподвижно глядя перед собой. Лицо покрывали глубокие морщины – будто трещины в земле. Лихорадка так и называлась – земляной. Болезнь лишала кожу каких-то важных компонентов, та пересыхала и трескалась. Больной постоянно не хватало влаги, она много пила, но нарушенный обмен веществ неотвратимо сводил ее в могилу.

Глядя на сыновей лихорадочно блестящими глазами, мать приподнялась на локте и выпростала из-под одеяла тощую руку.

– Дети мои! – произнесла она с надрывом, и Мика вздрогнул.

В последнее время в голосе матери появилось что-то пугающее, незнакомое, будто вместо нее говорил чужой человек.

– Уезжайте! – сказала эта незнакомая старая женщина. – Уезжайте быстрее. Ну же, ну!

Она вдруг заплакала, зашмыгала острым длинным носом – а ведь раньше он не казался Турану таким уж длинным – и замахала на сыновей руками, будто на цыплят, которых хотела отогнать под навес, потому что в небе показался ястреб.

Это было совсем уж неприятно. Мика вцепился Турану в локоть, тот ухватил брата за плечо и, пятясь, потащил из комнаты. Вслед им неслись всхлипывания и неразборчивые причитания.

Выбравшись из дома, они перевели дух. Стало светлее, солнце поднялось над затянутым дымкой горизонтом. Вскоре начнется такая жара, что почти вся живность, обитающая на просторах Пустоши, попрячется по норам и старым подвалам.

От ворот доносился голос отца – Борис распределял между батраками работу на день, хотя те обычно и сами знали, что делать. На ферме явно что-то происходило, но Туран никак не мог понять, что именно.

Братья вошли в гараж и молча полезли в кабину «Панча» – после встречи с матерью говорить не хотелось. Туран завел мотор, тот запыхтел, зарокотал и выплюнул через трубу облако копоти. Мика потянулся к свисающему с потолка тонкому тросу с деревянной «грушей» на конце, собираясь огласить ферму ревом гудка, но Туран перехватил его руку.

– Не надо, – сказал он. – Мать напугаешь.

Не зря Назар брал хозяйского сына в поездки на соседние фермы, к дамбе и Железной горе – Туран уверенно вывел грузовик из гаража и повернул, огибая один из больших ветряков, снабжающих ферму электричеством.

Поместье окружал частокол с натянутой поверху колючей проволокой. За высокими воротами шла дорога, если свернуть по ней влево, то к полудню попадешь к разрушенному мосту, за которым стоит Дворец. А если от развилки взять вправо и хорошенько вдавить педаль газа, то есть шанс до обеда увидеть дамбу – огромное бетонное сооружение, одиноко торчащее посреди степи. Но если спешишь к Железной горе, к дамбе ехать незачем, надо повернуть и пересечь речку Сухую. Вообще-то Сухая и не река вовсе, просто в Мокрый Сезон, когда подолгу льют дожди, там собирается вода, превращая русло в бурный ручей.

Столпившиеся у ворот батраки оглянулись. Мика заерзал на сидении и пробормотал:

– Ого, сколько их…

Борис что-то втолковывал Назару, а тот поглаживал приклад тяжелого четырехствольного ружья, которое обычно висело в мастерской на стене. Когда «Панч», извергая клубы дыма, подъехал ближе, отец шагнул к грузовику. Туран приоткрыл дверцу, чтоб лучше слышать.

– Заходили к матери? – спросил Борис.

Джай рассеянно кивнул, думая о предстоящей поездке – он впервые в одиночку отлучался из дома так далеко, да еще и на «Панче». Борис помедлил, будто собираясь с мыслями, и сказал:

– Не гони, езжай осторожно. Слышишь?

– Слышу, – ответил Туран. – Не буду гнать.

– Не суетись, если наткнетесь на матку ползуна. Ползуны шума двигателя боятся. Задержишься – переночуете у Знахарки, я разрешаю. На Платформы не засматривайся, если появятся, а то въедешь во что-нибудь. Все, тусклого вам солнца!

– Тусклого солнца, – откликнулся Туран, а Мика нетерпеливо махнул отцу рукой.

Борис отвернулся, пошел вдоль ограды. Батраки открыли ворота, Туран вдавил педаль, и машина поехала. На этот раз Джай не успел помешать младшему брату – тот схватился за «грушу» на конце тросика и дернул что было сил. Протяжно взвыла сирена, в конюшне заржали лошади, утробно хрюкнула свинья в сарае. Если кто еще спал на ферме, то теперь уж точно проснулся.