Александр Бабицкий - Повелитель Огня Страница 2

Агат, единственный из ребят, кто смотрел на зверя не со страхом, но с детской любознательностью, внимательно посмотрел на старика — похоже, тот проверяет его смелость. Мальчик с улыбкой откинул со лба черные прямые волосы, вытащил из висевшего у пояса чехла маленький нож и уверенно пошел к телу. Некоторые из его товарищей осторожно последовали за ним, держась при этом поодаль, остальные остались стоять на месте и напряженно всматривались то в волка, то в спину Агата. Последний остановился у самого костра и вытащил из него наполовину обгорелое полено. Старик, прислонивший лук к стене, одобрительно улыбнулся под своей седой длинной бородой — мальчишка не только храбр, но и предусмотрителен: если в звере еще теплится жизнь, отбиваться от него длинной горящей палкой сподручнее, чем коротким лезвием ножа. Внук Лейруса должен стать хорошим вождем…

Агат осторожно приблизился к массивному телу хищника, длинный хвост которого изредка вздрагивал. Мальчик ткнул объятой пламенем деревяшкой в живот волка, серая слежавшаяся шерсть сразу начала тлеть и по зале, наполненной неверным светом костра, пополз резкий запах паленых волос и кожи. Последняя мельчайшая частица жизни, тоскливо блуждавшая по волчьему телу и обреченно сопротивлявшаяся неумолимому закону, по которому ей суждено было покинуть обжитую привычную обитель и устремится в страшащую и неведомую громаду беззвездного неба, в ужасе бросилась спасаться от огня. От ушей до задних ног пробежала заметная судорога. Дети разом вскрикнули и отскочили к опершемуся на остаток колонны старику. Агат тоже отступил на один шаг, но продолжал следить за почти издохнувшим зверем, крепче сжав факел и отведя в сторону руку с кинжалом. Старик, которого трудно было назвать действительно старцем, присмотревшись к его крепкому телосложению и твердому взгляду ясных серых глаз, чуть заметно одобрительно кивнул. Со времен Лейруса ничего не изменилось — вождь должен быть отважным и рассудительным, не только вести своих людей в бой и первым врезаться в гущу врагов, но и думать о том, как можно победить без боя, сохранив жизни своих людей. Лейрус так и говорил: «Для меня главная драгоценность — жизни воинов, доверившихся мне». Воспитание воспитанием, обучение обучением, а мальчишка, что стоит сейчас в свете костра посреди залы разрушенного дворца когда-то великой столицы Лайтии с коротким ножом в маленькой детской руке, загораживая товарищей от опасности, настоящий вождь, вождь по крови, в котором с рождения живет доблесть лидера, которую не вложишь в сердце и душу никакими наставлениями. Теперь многое зависит от него, от постаревшего Зихия, прославленного соратника и друга Лейруса: нужно помочь Агату овладеть премудростями и хитростями, без которых ему вряд ли удастся достичь цели. Сила духа, сила сердца, сила ума все равно что желуди, упавшие прозрачным студеным осенним днем с ветвей могучего дуба в златотканый ковер из резных листьев — если не помочь им, не перенести в мягкое теплое лоно Земли, не полить водой, не огородить камнями, то почти наверняка жизнь молодых дубов прервется, не успев начаться. Пронырливое, любопытное и завистливое зло иссушит желудь на солнце и пронзительном ветре осенних дней, сгноит в сыром пироге из разлагающихся листьев, пожрет острыми зубами гигантских лесных кабанов, от чьих гигантских боковых клыков, что длиной с руку десятилетнего мальчика, мало кому удается спастись. Только одному из тысячи дубовых детей повезет, и он сможет пережить второе рождение и гордо вскинуть свою зеленую кудрявую голову над лесом. Но внука Лейруса нельзя выпускать в опасное плавание к острову под названием Смерть с шансом «один на тысячу». Добро не может позволить себе играть в почти безнадежные игры. Молодой дубок должен обязательно выжить, вырасти и набраться сил. Для этого и нужен он, Зихий, поэтому он и стоит сейчас посреди развалин, а к нему жмутся, словно стайка испуганных рыбок, несколько детей его народа.

С судорогой последняя искра жизни вылетела из волчьего тела и Агат, сев на корточки, с уважительным любопытством рассматривал мощные челюсти зверя, чей рост в холке в полтора раза превышал его собственный. Остальные мальчишки тоже подошли поближе; они обменивались впечатлениями — сначала шепотом, а затем все громче и громче, пока дело не дошло до громких возгласов:

— Какой большой!

— Да-а-а-а!

— Посмотри, какие длинные клыки! Как моя ладонь!

— Да у тебя ладонь как у девчонки, чего ж тут удивляться?

— Ха-ха-ха-ха-ха!

— А я думал, волки больше. Издалека кажется, что они ростом с большого воина.

— Да разве это большой?… В Долине, когда гостил у дяди, я видел волка в два раза больше этого!

— Что ты врешь?

— Ну, может не в два раза… Но на голову выше — точно!

— В Долине вообще волки не водятся. Их оттуда саблезубые выгнали.

— Это кто тебе сказал?

— Зихий, скажи, что саблезубые выгнали волков из долины…!

Все мальчишки, не считая Агата, который продолжал осматривать мертвого хищника, повернулись к старику. Тот неторопливо, размеренно положил лук на каменные плиты, снял с плеча шкуру свирепого горного головогрыза, убийством которого мог похвастать редкий охотник, расстелил ее на холодном полу, сел, стряхнул с кожаного нагрудника пыль, пригладил изящной потемневшей ладонью длинную бороду и только тогда ответил:

— Да, саблезубые изгнали из долины и волков, и белых рысей, и диких урунгов, что живут в верхушках деревьев… Саблезубые — единственные, кто поедает и своих собратьев, хищников.

Вопль торжествующего восторга пронесся под сводами разрушенного дворца, разбудив нескольких особо чутких летучих мышей: несколько темных трепещущих силуэтов проскользили над кострами исчезли в чернеющем проходе, по которому за своей смертью пришел сюда волк.

— Ага, слышал? «Я в Долине видел…»! Трепло ты, Витот!

— Кто трепло?

— Да ты!

Намерения Витота, засучившего рукава и присевшего в готовности прыгнуть на обидчика, были яснее ясного — сейчас начнется драка. Но властный окрик Зихия заставил напыжившихся, словно разгневанные воробьи, мальчишек отступить друг от друга и ограничиться по отношению друг к другу гневными взглядами. Детское внимание снова обратилось на тело зверя, и вспыхнувшая ссора была быстро предана забвению.

— Слушайте, а давайте каждый возьмем от волка себе что-нибудь на память! Чур, я отрезаю себе хвост!

— Точно! А я себе возьму нижний клык, вон тот, нижний!

— А я правое ухо!

— Ты смотри, какой хитрый! Я тоже хочу ухо отрезать!

— Ну, возьми левое.

— Ага, сейчас! У него левое короткое!