Александр Больных - Желтый колокол Страница 2

Идти на поводу у пригоршни микросхем Санечка не собирался. Конечно, выключать машину с работающей программой — последнее дело, но что ему еще оставалось?

Санечка протянул руку… и полетел кувырком на пол. Судя по богатству полученных ощущений, на сетевой выключатель было подано не менее трехсот вольт.

— Интересные дела, — растерянно прокомментировал Санечка происшедшее, когда к нему вернулась способность рассуждать здраво, а звон в ушах почти умолк. — Как мне ее теперь выключить?

Во второй раз его тряхнуло основательней, значит о случайности не может идти и речи.

Сознание его как бы раздвоилось. Он отчетливо понимал бредовость ситуации: компьютер начал мыслить и существовать. Бред! Жалкая серия 286 никак не могла претендовать на почетный титул первенца искусственного интеллекта. Однако хватило же у него силы повести Санечку за собой.

Он кисло усмехнулся и положил руки на клавиатуру. Внутри невольно все сжалось в ожидании нового удара, однако его не последовало. Санечка тяжко вздохнул и начал набирать команды.

… панцирь, большой шлем, боевые рукавицы, военный щит, магические башмаки…

С каждым тихим щелчком клавиши он ощущал, как на плечи ему ложится тяжкое холодное железо, сковывает движения и тянет к земле. Бред и трижды бред! Компьютер-гипнотизер… Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! Санечка не сдержался и от души треснул ладонью по клавиатуре.

В то же мгновение ему почудилось, будто огромные стальные зубы хватают его и тащат в узкую щель дисковода. Санечка еще успел удивиться такой бесцеремонности…

…как в глаза ударил яркий солнечный свет. Санечка ошалело замотал головой и обнаружил на ней тяжелый шлем. На левой руке висел треугольный деревянный щит, обтянутый дубленой кожей, с металлической пластиной в центре.

Лаборатория пропала бесследно, он оказался в каком-то лесу. И раздвоенность сознания сыграла с ним злую шутку — он присел на камень и принялся методично пересматривать вновь приобретенное имущество. В результате обнаружилось, что он стал обладателем напоминающего горшок шлема, грубо склепанного из железных пластин. Шлем полностью закрывал голову, оставляя незащищенными лишь щеки. Нос тоже был прикрыт стальной полоской. На плечи легла кожаная куртка с нашитыми железными пластинками, напоминающими крупную квадратную чешую. Кожаные сапоги тоже были обшиты железом. На стальной пластине щита Санечка сумел разглядеть нечто из семейства кошачьих. Но кто это? Лев, тигр, леопард? Законы геральдики не требовали большого сходства. Слева на широчайшем поясе висел тяжелый прямой меч. Справа его уравновешивала еще более тяжелая булава. Тяжелый, тяжелая, увесистая, массивная… Санечке приводилось читать лихие статейки, в которых доказывалось, что средневековые рыцари были хлипким народом. Втайне он предполагал, что, наверное, смог бы одолеть Ричарда Львиное Сердце. Но неведомый маг облачил его в доспехи тех самых рыцарей, и он начал покряхтывать. Пожалуй, авторы этих писаний ни разу не пытались примерить снаряжение презираемых ими рыцарей, иначе они были бы сдержанней в оценках. Вооружение завершал длинный прямой кинжал с крестообразной рукоятью. Сначала Санечка путался в длинном белом балахоне, прикрывавшем плечи, но потом привык. Уф-ф…

Вывод напрашивался довольно очевидный — парамагические силы превратили его в рыцаря, ситуация довольно стандартная. И сейчас настало время отправляться на поиски верного коня. Впрочем, искать его не пришлось, он сам деликатно тронул Санечку за плечо. Ездить верхом Санечка, как всякий нормальный человек, не умел, но надеялся, что при превращении получил кое-какие навыки рыцаря, и потому отважно вскарабкался на статного темно-коричневого (или гнедого?) коня. С уважением он ощупал исполинское дубовое копье с тускло мерцающим широким лезвием и слегка тронул поводья. Конь недовольно мотнул головой, фыркнул, но подчинился и, не спеша, двинулся по еле заметной тропинке, прихотливо петляющей между валунами.

Тихий цокот копыт, равномерное покачивание седла потихоньку убаюкали Санечку, и он начал подремывать, клевать носом… И уснул, успев еще подумать, что вернуться сейчас в вестибюль метро было бы огорчительно.

Проснувшись, Санечка долго не мог сообразить, что это такое черное и жесткое тычется ему в лицо. И вообще, что происходит? Но потом выпрямился в седле, потянулся и вспомнил. Торопливо осмотрел себя. Нет, ничего не изменилось. Он остается странствующим рыцарем. Значит гипотеза галлюцинации отпадает. Интересно, кому и зачем это понадобилось?

Санечка ощущал странную раздвоенность в мыслях. С одной стороны он отчетливо понимал нелепость происходящего, но с другой — кто-то неведомый, может, подсознание рыцаря, в доспехи которого попал Санечка, подсказывал, что следует делать. И приходилось подчиняться. Любая попытка сопротивления вызывала судорожное подергивание всех мышц, напоминающее эпилептический припадок.

Тут его размышления оборвались. На нежно-голубом незабудковом небе прямо над нежно-зеленым аквамариновым зубчатым частоколом леса поднимались нежно-черные страусиные перья дыма. Кажется, именно в таком стиле писали раньше? Природа дышала покоем и негой, нежно-золотистые солнечные лучи пронизывали расплывающееся, как клякса туши в стакане родниковой воды, пятно. Санечка хотел было пришпорить коня и броситься наутек. Покрасоваться в рыцарском облачении — одно, а вступать в бой — совсем другое. Да и о славных подвигах рыцаря Ламанчского он превосходно помнил. Героически напасть с копьем наперевес на какую-нибудь баню ему совсем не улыбалось. Лучше скромно удалиться. Поэтому он поправил хлопающий по конскому боку щит, поплотнее затянул ремни секиры, притороченной к седлу, и с достоинством двинулся вперед. Да, вперед, потому что хотел поближе познакомиться с жителями этого мира.

Тропинку пересекало великое множество узловатых серых корней, поэтому конь, который явно больше всадника смыслил в верховой езде, и не думал подчиняться попыткам всадника управлять его аллюром. Он недовольно фыркал, прядал ушами и упрямо не ускорял величавого неспешного шага. Когда Санечкины попытки ему окончательно надоели, он зло заржал и хватанул всадника зубами за правое колено.

Лес был самым настоящим «дремучим», как определил его для себя Санечка. Раскидистые кряжистые дубы, реже появлялись стройные буки, кое-где виднелись отдельные сосны. Высокую траву явно не мяла ничья нога. Несмотря на все старания Санечка не мог увидеть на единого пня — топор дровосека не посягал на девственные чащи. Беззаботное чириканье птиц окончательно усыпило все подозрения, и Санечка, разморенный горячим солнцем, снял железный горшок шлема, вытер вспотевший лоб и звучно зевнул. Откуда-то долетело сильно заглушенное листвой бархатистое «Бум-м-м»… Колокол. Тишина, покой, идиллия. Первому колоколу ответил более высокий удар второго. Санечка горестно вздохнул. Жаль, что сейчас от маленьких деревенских церквушек остались только обгорелые бревна. Из русской жизни чья-то недобрая рука вырвала кровоточащий кусок. «Дон-дон», — отозвался третий колокол. Расчувствовавшийся от умиления Санечка едва не прослезился от умиления.