Майкл Стэкпол - Война темной славы Страница 2

— Маска неплохо смотрится на тебе, Таррант.

— Спасибо, отец.

Он указал мне рукой на кровать.

— Присядь на минутку, я должен кое-что сказать тебе.

Отец произнес эти слова очень тихим голосом, затем взглянул на дверь и присел напротив меня на корточки, обхватив мои колени.

— Ты последним из моих детей получаешь маску, но ты готов к ней больше, чем были готовы все остальные. Ты тренировался очень усердно. Ты, конечно, еще допускаешь некоторые ошибки, и тебе многому нужно учиться. Но ты не сдаешься. А твоя преданность друзьям, особенно Норрингтонам, восхищает меня. Гордость твоей матери за тебя безгранична, но так же безграничны могут оказаться ее страдания, если она тебя потеряет. Помни об этом всегда, Таррант, и пусть тебя не смущает порой чрезмерная забота твоей матери. Когда ты, наконец, станешь мужчиной, она научится немного сдерживать себя в проявлениях любви к тебе, а ты научишься лучше понимать ее. Пока что мама переживает твое взросление так же болезненно, как и ты сам.

Я кивнул головой в знак согласия и почувствовал, как о шею мягко ударяются шнурки маски.

— Я бы никогда не посмел сделать ничего такого, что может причинить боль ей или тебе.

— Я знаю, ты славный малый.

Он похлопал меня по ноге своей грубой ладонью, испещренной шрамами.

— Помни также, что ты должен носить маску везде и всюду и снять ее ты можешь только здесь, дома, в кругу семьи. Да, я знаю, что сейчас некоторые могут позволить себе обнажить лицо, находясь в компании друзей, но только не мы! В нашей семье маски носят с тех самых дней, когда их впервые пришлось надеть, и мы не собираемся отказываться от традиции, за которую наши предки проливали кровь. Пообещай мне, мой мальчик, что твое лицо всегда будет спрятано под маской.

Я положил свою ладонь на его руку.

— Обещаю.

— Хорошо.

Какое-то время он молча глядел в пол, затем кивнул.

— Твои братья — отличные парни, но ты их во многом превосходишь. Вместе с их масками я дал своим старшим сыновьям множество советов по поводу предстоявшего им Лунного месяца. Тебе же я не могу сказать ничего такого, чего бы ты еще не знал. Для кого-то Лунный месяц — повод измениться в лучшую сторону, для кого-то — шанс начать все заново. А для тебя это лишь продолжение роста из ребенка в мужчину, которым ты хочешь стать.

Он поднялся и выпрямился, взглянул на меня.

— Знаешь, Таррант, у меня нет любимчиков. Все вы, мои дети, мне одинаково дороги, но вот что я тебе скажу: если бы я заблудился в лесу в лютый зимний мороз, я уверен, что один из вас нашел бы и спас меня — ты! Остальные пытались бы, но только тебе удалось бы это сделать. Любой ценой — ты бы спас меня! Поэтому, и по многим другим причинам, я горжусь тобой!

В этот момент я тоже гордился собой. От волнения к моему горлу словно подступил комок, и я не мог ничего сказать. Я лишь улыбнулся отцу, и он кивнул мне в ответ.

— Пойдем, мой мальчик, теперь я представлю тебя семье.

Он открыл передо мной дверь, и мы прошли в коридор, ведущий в комнаты верхнего этажа дома. Здесь нас уже ожидали мама и братья. Я лишь взглянул на них. Они, в свою очередь, как и подобает по старинному обычаю, сделали вид, будто встретились со мной впервые и даже не подозревали никогда о моем существовании.

Я спускался по лестнице впереди отца, затем уступил ему дорогу. Он прочистил горло, я улыбнулся.

— В пятнадцатый день Золотого месяца разрешите мне представить вам нового Хокинса. Его имя — Таррант.

Я слегка склонил голову в знак приветствия.

— Весьма рад познакомиться с вами.

Мой старший брат Доук протянул мне руку и промолвил с наигранной серьезностью в голосе:

— Доук Хокинс, капитан приграничного эскадрона, к вашим услугам.

— А я Саллит Хокинс, лейтенант разведывательного эскадрона.

Произнеся это, Саллит смахнул со лба прядь рыжих волос и пожал мне руку.

— Таррант, говорите? Знавал я когда-то Тарранта Хокинса. Он приходился мне братом.

Мама осадила его:

— Прекрати, Сал! Польщена встречей с вами, Таррант.

— Взаимно.

Я взял нежную руку мамы в свою и поцеловал. Мама вдруг резко отвернулась, спрятав от меня свое лицо. Лучи восходящего солнца, струящиеся сквозь окно, освещали ее каштановые волосы. В них мерцали серебром седые нити. Я уже давно приметил эти серебристые прядки и даже подшучивал по этому поводу над мамой. Но теперь, смотря на них через прорези своей лунной маски, я впервые ощутил холод страха перед смертью. Отец и мать навечно были частью моей жизни — или, точнее, я был частью их жизни до этого дня. Теперь мне предстояло идти по своей собственной тропе, которая могла увести меня далеко от родного дома и от моих родителей. Словно семя, оброненное цветком, я должен был теперь сам прорасти и расцвести — или погибнуть.

Мама указала мне на грубо сколоченный стол, стоявший возле кухонного очага.

— Добро пожаловать в наш дом, Таррант. Пожалуйста, присоединяйтесь.

Я прошел в кухню и занял за столом место гостя. На столе были буханка хлеба, зеленое яблоко, крошечная плошка с солью, маленькая головка сыра и кувшин эля. Стояли также пустые кубки и тарелки еще для четверых. Сначала сел я, за мной все остальные, и глаза каждого при этом светились радостью.

Я взял яблоко и отрезал небольшой кусочек. Поскольку яблочный сезон еще не начался, оно было недозрелым и кислым. Но я, тем не менее, с удовольствием ел эту первую после моего рождения (или, точнее, перерождения) твердую пищу. Я прожевал, а затем проглотил один кусочек, потом разрезал на четыре части оставшееся яблоко и роздал семье.

То же самое я проделал с хлебом и сыром. В каждый кубок я налил немного эля и бросил по щепотке соли. Подняв свой кубок, я произнес традиционный лунный тост.

— За этот дом, чтоб был он, как твердыня, и за узы крови, чтобы они сплотили семью!

Выпив, мы с торжественным видом поставили на стол кубки. Секунду все молчали, лишь дрова потрескивали в очаге. Но вот оба моих брата усмехнулись в один голос, и Доук потянулся за кувшином с элем.

— Ну что, братишка, готов ли ты к испытаниям Лунного месяца? Не страшишься ли грядущих приключений?

— Страшусь ли? Нет.

Я улыбнулся и почувствовал, как моя щека упирается в маску.

— А чего мне бояться?

Братья засмеялись снова, и на этот раз к ним присоединился и отец. Мама с укором посмотрела сначала на него, потом на братьев. Смех отца плавно перешел в какое-то невнятное бормотание и закончился кашлем. Он протянул кубок Саллиту.

— Вам, наверное, хочется поддразнить его сейчас своими вопросами, рассказать ему множество страшных историй. Вы уже, конечно, взрослые и немало повидали в своей жизни.