Александр Волков - Пришелец Страница 2

Две молодые жрицы положили на Очаг тонкое бревно длиной с человеческую руку. Светлое, очищенное от коры, оно потемнело, обуглилось и стало наливаться Духом Синга. Когда сгорало восемь бревен, Синг возвращался в свое место над Высокой Горой, чтобы вновь съехать на огненных лыжах за дальний лес. Зейг, плававший на байге по болотной протоке до мест, где Лик Воды делается, как он говорил, столь велик, что покрывает собой всю Землю, говорил, что Синг утонул у него на глазах, после чего Зейг в страхе прибился к суше и сам, без жриц, без Унээта, принес в жертву Лику Воды глухаря, мышь и ветку рябины, привязав их к камню лосиной жилой. Он говорил, что исполнил обряд как положено: взобрался на скалу, встал на колени лицом к месту погребения Синга, провел раскрытыми ладонями по лицу, далеко отставив в стороны большие пальцы, и лишь затем закрыл глаза и через плечо бросил в Лик Воды приготовленную жертву. Затем остался на скале и стоял на коленях до тех пор, пока не увидел собственную тень на гладком, как череп мамонта, камне.

— А что ты сделал потом? — нахмурился Унээт, выслушав Зейга.

— Потом, Верховный, я закрутил гладкую палочку в тетиве, выдолбил ямку в коряге, обложил ее сухим мхом, добыл огонь и на скале принес Сингу искупительную жертву от Лика Воды, — ответил Зейг, стоя перед ним на коленях.

— Что ты принес в жертву?

— Марлина.

— Как ты добыл его? — спросила одна из молодых жриц, приблизившись к охотнику и прикоснувшись ладонью к двойному шраму от медвежьих когтей на его щеке.

— Поймал руками.

— Но ведь ты знаешь, — сказала другая жрица, подойдя к Зейгу сзади и возложив ладони на его твердые, словно выточенные из бивня мамонта плечи, — что Марлина для жертвы надо бить острогой из его собственной кости, прикрепленной к стволу саолы заячьей жилой.

— У меня не было с собой священной остроги.

— Зейг табу, — коротко сказал Унээт и оглядел сидящих вокруг озера кеттов спокойными и ничего не выражающими глазами.

— Нет, — сказала молодая жрица, поглаживая плечи Зейга пальцами и покалывая его кожу острыми красными ногтями. — Зейг не табу. Зейг пойдет со мной. Я очищу Зейга.

Очищение происходило в одном из дальних залов. Эрних никогда не был там, а из разговоров и перебранок молодых жриц мог понять лишь то, что зал этот невелик, что к нему ведет длинная ступенчатая галерея, все стены и потолок которой покрыты рисунками, прославляющими поклонение Игнаму, его увяданию, возрождению и некоей таинственной связи между его бурными извержениями в темном непостижимом женском лоне и зарождением там нового живого существа. Еще он узнал, что алтарь в зале Игнама вырублен из плоского камня, выстлан вымоченными в Едком Источнике и высушенными перед жарким ликом Синга медвежьими шкурами, что как раз на этих шкурах и происходит очищение от табу. Жрицы переговаривались обо всем этом, то и дело впадая в брань, но внимательно следили, чтобы бревно в Очаге обгорало ровно со всех сторон. И как только одно догорало, сразу выкладывали на свежие мерцающие угли новое. Еще Эрних понял, что каждая из них хотела бы подняться с Зейгом по украшенной рисунками галерее и что та, которая поднялась с ним, заслужила свое право тем, что подолгу проводила время с Верховным Жрецом на устланном медвежьими шкурами алтаре.

Жена Зейга уже готовилась к разлуке с мужем. После очищения он должен был оставить пещеру и прожить девять лун в дальних Белых Горах, из-за которых появлялся Синг. Она сидела у огня и обновляла швы на большом мешке из рыбьих и змеиных кож, куда следовало положить все, что понадобится охотнику в его долгом житье наедине с горными духами. Здесь были и два глубоких глиняных горшка для еды, иссеченные по краям особенными, понятными лишь Верховному Жрецу значками, и сухие заостренные палочки для добывания огня, и крепкие кожаные обручи на руки и ноги, предохраняющие от зверя во время охоты, и легкие накидки из сухих беличьих шкурок, изгоняющие лихорадку, и амулет Синга — кусочек блестящего белого камня, рожденного в круглой печи, где обжигали глину, из случайно упавшего туда осколка пещерного свода. Оружие: лук с запасными тетивами, кремневые наконечники для стрел и копий, костяные, зазубренные для гарпунов. Волосяные силки для зайцев и косуль Зейг должен был приготовить себе сам. Он же должен был сплести сеть для ловли птиц, и лишь тогда, когда сеть была готова и растянута между деревьями, жена охотника с разбега бросалась в нее, чтобы проверить прочность узлов и приманить к сети будущих птиц.

Вскоре после ночи, проведенной на алтаре Игнама, Зейг ушел в горы и вернулся через девять лун, когда молодая жрица, очистившая его, родила мальчика, назначенного в искупительную жертву Лику Воды. Опять все племя собралось у подземного озера, Зейг завернул ребенка в высушенную кожу большого сома, жрицы, приседая, поглаживая бедра и выкрикивая: «Игнам — ха-а!», с рук на руки перебросили сверток Верховному Жрецу. Он привязал к свертку камень, обколотый по краям так, что его форма напоминала старый след тетерева на подтаявшем снегу, и опустил сверток в темную воду. Так с Зейга было снято первое в его жизни табу. Но когда он убил камнем горящего медведя, назначенного Рааном в жертву Лику Воды, Верховный уже не отдал Зейга ни одной из жриц. Быть может, это случилось оттого, что сам он, как опять злобно судачили у Очага жрицы, с некоторых пор перестал призывать их на алтарь Игнама.

Зейга принесли в жертву среди ясного дня на большой лесной поляне, густо заросшей высокой тонкой и крепкой травой, срезая и высушивая которую женщины плели сети для ловли птиц. Накануне женщины срезали траву зазубренными серпами из оленьего рога, часто усаженными по лезвию мелким рыбьим зубом, а охотники выкопали глубокую круглую яму у кромки леса. С земляных стен сочилась вода, и к тому времени, когда охотники прикрыли ее зев тонкими и гибкими ветвями ивы, яма наполнилась водой почти наполовину. Затем четверо охотников вывели на середину поляны Зейга, растянув его руки крепкими, сплетенными из травы веревками. По его обнаженному телу змеились глубокие волнистые надрезы, обращенные выступившей и уже подсохшей кровью в зазубренные темные полосы. Зейг твердо ступал по колючей траве обутыми в медвежьи лапы ступнями и, откинув голову, смотрел на высоко стоящего над поляной Синга широко открытыми глазами.

Янгор — теперь он вслед за Зейгом становился самым сильным воином и охотником племени — выстраивал в ряд у кромки леса мальчиков с копьями и пращами, напоминая им, что, когда с Зейга снимут веревочные путы и набросят на него медвежью шкуру, они должны будут забросать его камнями, а затем, выставив копья, с криками гнать его в сторону прикрытой ветвями ямы.