Nik Держ - Кулаком и добрым словом Страница 2

— Давайте посидим под этой ёлкой, пока не кончится снег! — опять захныкал тот, что помладше.

Слезинка, выкатившаяся у него из глаза, тут же превратилась в сверкающий кристаллик льда. Старик замедлил шаг. Его морщинистое лицо, выдубленное суровыми ветрами, оставалось непроницаемым. Длинная борода, превратившись во множество маленьких сосулек, при порывах ветра звенела подобно бубенцам лошадиной упряжки. Старик посмотрел на хныкающего мальца, затем сурово сказал, словно отрубил:

— Сиди! Без тебя быстрей до жилья дойдем!

Отвернувшись, он зашагал дальше, как ни в чём не бывало.

— А я чо, я ничо! — испугался малец.

Он резво выбрался из сугроба и побежал догонять старика. Парень постарше на ходу теребил руками заиндевевшие лицо и уши.

— Ну, Мраз, Ящер его загрызи — заморозил совсем! Это Чернобогово отродье нас совсем изведёт…

Старик резко остановился. Малец, бежавший за ним следом, с размаха ткнулся в широкую спину Силиверста. Старик вновь развернулся, рыкнул, обрывая парня на полуслове:

— Замолкни! Сейчас Хлад в лесу хозяин, а он не переносит, когда его Мразом обзывают! Коли жить охота — помалкивай!

Лешку и Глеба старик подобрал на пепелище небольшого дулебского села. Из всех жителей только они, два брата, и уцелели. Никого не пощадил проклятый ворог. Пацанам повезло: мать в тот день отправила их в лес за хворостом. Вернувшись, ребята не нашли ни родного села, ни родичей. Даже собак, и тех перебили. Только обгорелые остовы хат, да закопченные печные трубы, словно гнилые зубы Мары, скалились в гнетущей тишине. Так и нашел их старый волхв: растерянных, грязных, замёрзших и голодных. С трудом Силиверсту удалось сложить из обгорелых бревен большую краду и перетащить на нее обезображенные останки поселян. Негоже лишать погибших погребального очищающего пламени, да и оставлять мертвые тела на поживу диким зверям тоже не по-людски. Покидая разоренное селище, старик прихватил сирот с собой: авось где-нибудь удастся пристроить этих горемык — мир не без добрых людей.

— Мальцы желторотые, — раздраженно думал Силиверст, — жизни еще не нюхали! Не понимают — Хлад своё дело знает: оставит их навсегда в лесу, зимним бесам на потеху. Поэтому нельзя останавливаться, нужно идти, идти, идти…

Вдруг резкий порыв ветра свалил путников с ног, разбросав их словно щепки в разные стороны. Наступившая следом зловещая тишина нарушалась только треском промерзших деревьев. Ветер стих, перестал бросать снежную порошу в лицо. Старик поднялся, выплюнул изо рта комок снега и огляделся.

— Ну-ка, выбирайтесь поскорее! — поторопил он мальчишек, копошившихся в сугробе.

Не замечая набившегося за шиворот снега, что, растаяв, стекал противными холодными струйками по спине, старик тревожно озирался. Непогода вывела их на край небольшой идеально круглой поляны.

— Не к добру это затишье, — едва успел произнести старик, как вдруг снег в центре поляны пришёл в движение.

Он закрутился спиралью, что увеличивалась в размерах с каждым мгновением. Внутри спирали появился неясный силуэт, отдалённо напоминающий человека. Снежный вихрь, посшибав шишки с елей, рассыпался также неожиданно, как и возник. Перед остолбеневшими путниками возникла исполинская фигура: в центре поляны стоял, опираясь на сверкающий ледяной посох, разгневанный великан, превосходящий ростом самые высокие деревья. Плечи велета прикрывал плащ, сотканный из множества непослушных снежинок, которые кружились и неспешно падали на землю. Его припорошенная снегом борода, похожая на застывший водопад, переливалась в лучах холодного зимнего солнца всеми цветами радуги. Глаза исполина, налитые кровью, могли напугать кого угодно, не только мальчишек, до сей поры не встречавших ничего сверхъестественного. Остолбенев от ужаса, они даже не обращали внимания на отмороженные носы и уши. Только старик оставался невозмутимым, хотя представлял лучше всех, чем может окончиться встреча с лютым сыном старухи Зимы. Морозное дыхание великана пронизывало путников до костей, не спасали даже теплые душегрейки, а стоявшие на краю поляны деревья, попросту не выдерживали и лопались от мороза. Мёртвыми падали с деревьев птицы, убитые ледяным дыханием бога стужи.

— Исполать тебе, Хлад! — чуть склонив голову в знак уважения, твердо сказал старый калика.

Великан с трудом отверз покрытые инеем губы:

— Жалкие твари!

Затем поднял свой хрустальный посох и ударил им оземь. Земля дрогнула от мощного удара. Снежный плащ Хлада пришел в движение, и через миг странники ощутили, что оказались в самом центре ледяного смерча. Он сдавил путников со всех сторон, тесно прижав их друг к другу. Земля вдруг ухнула куда-то вниз, и путников понесло в неизвестность.

Невзрачная мохноногая коняга резво тащила нагруженные дровами сани. Сидевший в санях сутулый мужичонка суетливо погонял лошадь:

— Давай Савраска, давай родной!

Родители нарекли мужичка Титомиром, однако, так его давно никто не величал, уж больно трусоват был мужичок и нерешителен. Тит — все, что осталось от его громкого имени. Тит никогда бы не рискнул сунуться один в лес летом. Не дай Род, лешак с пути собьёт, русалки защекочут, или чугайстыри затопчут. Но зимой вся нечисть по берлогам, да чащобам дрыхнет. Только Зима, да сынок ейный Мраз хозяйничают. А они за срубленные деревья не очень-то серчают, не то, что лешаки треклятые. Хладным богам что лес, что поле — всё едино. Да и как не поехать — жена со свету сживет, и так-то достаёт — мочи нету! А ведь не везёт — таки: начавшийся с утра небольшой снежок к вечеру перерос в снежный буран.

— Дернуло же меня поехать в этот проклятущий лес, — жаловался своему коню мужик, — эвон как метет. Ты уж Саврасушка не подведи! — дрожащим голосом умолял он коня.

Конь довольно фыркнул, словно говорил: не боись, хозяин, положись на меня — не подведу. Но тут Савраска резко остановился, попятился и захрапел.

— Тп-р-ру, стой, — закричал Тит, натягивая вожжи. — Что там такое?

Он пытался разглядеть, что напугало животное, но ничего не увидел. Проклиная, на чём свет стоит свою жалкую судьбу, мужичок слез с саней и осторожно, мелкими шажками, прячась за лошадиный круп, стал продвигаться вперёд. Поперек дороги лежал человек. Снег потихоньку прятал его тело в большой сугроб. Опешивший поначалу Тит, кинулся разгребать его в надежде, что человек еще жив. Руки враз окоченели: сперепугу не догадался надеть рукавицы — оставил в санях. Раскопав сугроб, Тит перевернул лежащего лицом вниз человека на спину. И тут, несмотря на жестокий мороз, его пробил холодный пот.