Селия Фридман - Пожиратели душ Страница 2

Первой заговорила как раз женщина:

– Прости, мать, что беспокоим тебя…

– Я больше не занимаюсь врачеванием, – отрезала Имнея. – Если хотите горячего чаю на дорогу, я вам налью. Хлеб тоже найдется, но это и все.

Она приготовилась к тому, что женщина начнет спорить. Не первый случай, видят боги, скорее уж сотый. Но та просто откинула уголок одеяла, и блестящая зеленая сыпь на воспаленном младенческом личике обо всем сказала без слов.

Зеленая чума. Имнея сталкивалась с ней только однажды, давно, когда болезнь выкосила половину деревни. Все целители тогда объединились – явление столь же редкое, как Охотничья Луна, светившая им в ту пору. Их целью было не только лечение, но и окончательное изгнание заразы за пределы общины. Говорили, что в давние времена зеленая чума убила две трети всего населения, но на сей раз дело обошлось куда меньшими жертвами. Быть может, чуму остановили целители, а быть может, боги, видя, как люди не щадят собственной жизни ради спасения других, решили оказать милосердие. Или же Смерть, слишком занятая в ту ночь сбором новой жатвы, не стала более утруждаться.

Имнея, даже не прикасаясь к мальчику, знала, что он весь горит и что его ожидает неминуемая мучительная смерть.

– Я больше не занимаюсь врачеванием. – Ее словам недоставало убежденности. Будь прокляты эти двое – с чего им вздумалось тащить ребенка к ней в дом?

– У тебя есть Сила. Говорят, ты уже имела дело с этой болезнью.

– Больше я этим не занимаюсь. Сожалею, но это так. – Каждое слово обжигало ей горло каленым железом. Неужели эта женщина не понимает, какой ценой дается лечение подобных болезней? Что дает ей право распоряжаться жизнью целительницы?

Скоро у мальчика начнутся судороги. Он будет кричать, страдая от жажды, но не сможет выпить ни глотка. Это будет длиться несколько дней, если родные не избавят его от мучений, а они этого ни за что не сделают. Они будут давать обеты и молить богов, чтобы их мальчик стал одним из немногих, переживших чуму. В конце концов от маленького страдальца останется только иссохшая оболочка – душа, так и не дождавшаяся последней милости, покинет его.

За ним последуют другие. Рано или поздно чума охватит все селение, а там и на Гансунг перекинуться может. Мало кто способен сдержать чуму, когда она вырывается на волю.

Мальчик пока еще в ранней стадии. Если заняться им незамедлительно и если он не успел никого заразить, деревню еще можно спасти.

Полено, добавленное Имнеей в огонь, не желало загораться – угли едва тлели.

– Прошу тебя, – прошептала мать.

Имнея заранее укрепила себя против посулов и угроз, но эта мольба была сильнее и тех, и других. Как бороться с совестью, вонзающей раскаленное лезвие прямо в сердце?

Дать бы нож самой матери и велеть ей прекратить страдания сына. Если не прикасаться после этого к телу, зараза может и не пойти дальше.

Имнея, вздохнув, снова повернулась лицом к матери с дочерью. Хотя бы это она должна для них сделать – посмотреть им в глаза, прежде чем лишить их всякой надежды. На этот раз ее взгляд остановился на девочке. Ясные глаза – слишком ясные для впалых глазниц и темных кругов, оставленных тяжкой жизнью. Зеленые, припорошенные золотой пылью. Но притягивают к ним не цвет и не чистота, а нечто другое… нечто, столь же неуместное в этой хижине, как сошедшая с неба звезда.

Какая глубина, необычайная в таком юном возрасте! Быть может, девочка обладает Силой? Имнея отогнала от себя эту мысль. Не время теперь размышлять о Силе и оценивать одаренность девчонки, которая скорее всего умрет от голода и холода на улицах Гансунга, так и не успев обрести наставника.

Возможно, именно эта мысль послужила последней каплей. Или память о собственных ученицах, о детях, которых она родила, о людях, обращавшихся к ней за помощью, за советом и просто за утешением. Возможно, именно Сила позволила ей услышать их голоса, просящие помочь бедной матери… или это Смерть играет с ней шутки. Торопит ее, чтобы не опоздать на встречу со следующей по списку колдуньей.

«Будь ты проклята, костлявая! Мою жизнь ты получишь, но этот мальчуган тебе пока не достанется».

– Дай его мне, – суровым, как зима, голосом сказала целительница.

Женщина безмолвно вручила ей сверток. Ребенок весил меньше, чем ему полагалось. Он и прежде был невелик, а болезнь совсем изглодала его хрупкие косточки. Имнея ощутила ломоту в собственных костях, взяв его на руки. «Бедное дитя! Одно утешение: если ты выживешь, чума, по крайней мере, станет тебе не страшна».

Имнея на миг закрыла глаза. Отдохнуть немного, собраться с духом, отогнать подальше боли и немощи своей преждевременной старости, чтобы разум мог выйти вперед. Этого боги ее пока еще не лишили.

Ей не хотелось бы пережить еще один чумной год. Одного такого ужаса для человека более чем довольно.

Она принялась тихо напевать, собирая в пучок волшебную Силу. Женщина с девочкой, чувствовала она, следили за ней как зачарованные. Если бы она только могла показать им, каково это! Если бы только могла разделить с кем бы то ни было боль, радость, страх и восторг своего чародейства! Пойми хоть один из них, что такое Сила и какой ужасной ценой за нее расплачиваются, это искупило бы все. Ибо тогда они поняли бы и всю огромность ее жертвы. Тогда ее любили бы за самоотречение, вместо того чтобы ненавидеть за неудачи.

Приготовив все: мелодию, комнату – и дитя, и мать, и время, и ночь за окном, – она углубилась в свою душу, где помещалось средоточие ее Силы. Душа порядком истощилась за последнее время – где тот яркий маяк, что светил Имнее в юности? Больше года она не протянула бы, убедилась ведьма, и весь этот год ей пришлось бы жить одиноко, окруженной ненавистью односельчан.

Ты уверена? – прошептала ей на ухо Смерть. Вполне уверена, Имнея? На сей раз пути назад для тебя не будет.

– Убирайся к дьяволу, – прошептала в ответ Имнея.

Тепло живой души наполнило тело, изгоняя холод зимней ночи, и стало струиться наружу, в тело мальчика. Чистый поток, животворный дар. Имнея снова закрыла глаза – ей не требовалось зрения, чтобы наблюдать, как крепнет дух ребенка, как наливается силой его атра. Мальчик громко закричал, ощутив огонь в своих жилах, но ни мать, ни девочка даже не поморщились.

Болезнь, крепко укоренившаяся в его теле, норовила выпить всю ее атру и высосать душу мальчика. Некоторые ведуньи говорят, что болезнь наделена собственной жизнью и борется, когда ты хочешь ее убить, но Имнея думала о ней как о тысяче или десятках тысяч живых существ, способных сражаться, прятаться, зарываться глубоко в плоть. Надо отыскать их всех, иначе болезнь вернется с новой силой. Сколько же жизненных соков ушло у нее, юной чародейки, на этот урок?