Дмитрий Казаков - Пыль вечности Страница 2

Старческая конечность втянулась во тьму, словно растворилась в ней. Послышалось негромкое шуршание.

– Отлично, теперь выбирай, – Ганис растерянно заморгал, а обтянутая пергаментной кожей рука вновь была перед ним. Она держала небольшую дощечку, на которой вместо одной, как обычно, стояли три глиняных чашечки.

– Что это? – спросил Ганис ошеломленно.

Вместо привычного серого порошка чашечки содержали нечто странное. В одной находилось что-то, похожее на толченый уголь, в другой – прозрачный песок, в третьей – диковинная смесь разноцветных крупинок, алых, голубых, желтых, черных…

– Пыль вечности, – пришел ответ. – Ты должен выбрать только один ее вид.

– А чем они отличаются?

– Я не могу тебе сказать, – вот теперь в голосе хозяина подвала зазвучала грусть. – Но учти, что содержимое каждой из этих чашек стоит больше, чем весь порошок, который ты вынюхал. Можешь считать, что это подарок самому верному клиенту…

Ганис невольно вспомнил тот день, когда совершенно раздавленный повторяющимися неудачами, брел по этой улице. Взгляд его тогда упал на цветастую вывеску, позже сорванную возмущенными горожанами. Он спустился по высоким ступеням, шагнул в полутемный подвал…

И вот чем все кончилось – пылью вечности.

Черный порошок он отверг сразу, было в нем что-то неприятное. Прозрачный песок, который был виден лишь благодаря бликам на поверхности, показался слишком невесомым, эфемерным.

– Хорошо, я выбираю вот этот – сказал Ганис, показывая на разноцветные крупинки.

– Нюхай, – приходящий из мрака голос дрожал от волнения. Или это только показалось?

Ганис взял трубочку, сделанную из птичьей кости, приставил ее к ноздре и наклонился к чашечке с цветастым порошком. На мгновение ощутил терпкий аромат и тут же с силой втянул в себя воздух.

Нос, а затем и гортань обожгло. Ганис хотел остановиться, закричать, но к собственному удивлению, не смог. Тело словно закаменело, он вдыхал и вдыхал до тех пор, пока перед глазами не замелькали цветные вспышки.

Он потерял ощущение собственного единства, словно распался на тысячи, на миллионы Ганисов, каждый из которых вспоминал один из моментов прошедшей жизни: мягкие руки матери, ее лицо, сияющие добротой глаза… полумрак отцовской лавки, слабый запах благовоний… выговор за разбитую вазу… игры с друзьями… первый поцелуй… свадьба…

Это было нестерпимо приятно и невыносимо больно одновременно.

Тело трясло, сквозь голову словно струился водопад, в каждой из капель которого жило событие – яркое или неприметное, то, о котором он помнил или то, о котором совершенно забыл…

А потом все закончилось. Ганис стоял, весь мокрый от пота, и рука его мертвой хваткой сжимала ненужную более трубочку.

– Вот и все, – сказал хозяин подвала, – теперь ты сам должен обо всем догадаться. Будущее черно для вас, людей, настоящее неуловимо, а прошлое содержит в себе все, и хорошее и дурное.

Тьма в нише зашевелилась, и из нее показалось лицо. Щеки и лоб покрывали морщины, волосы и борода были седыми, а глаза таились под повязкой из плотной ткани.

– Любовь живет будущим, – сказал Ганис, сглотнув пересохшим горлом, – сила проявляется в настоящем, а мудрость черпает из источников прошлого.

– Все верно, – сказал хозяин подвала. – Ты сделал правильный выбор.

– Так ты… бог? Разве вас не уничтожили? – вопросы посыпались из Ганиса, как горох из дырявого мешка. – Что было бы, выбери я не ту чашку?

– Убить нас не так то легко, – Мудрость усмехнулся. – Выбери ты неправильно, то просто забыл бы обо мне, а очнувшись утром, решил, что перебрал вчера в кабаке… Шанс дается только один раз!

– Шанс на что?

– Дурные времена, – бог закряхтел совсем по-человечески. – Мы не можем без служителей, но обычные пути их поиска закрыты. Сила должен искать последователей среди калек, Любовь обретается в борделях, меж тех, кто продает ее за деньги, а я разыскиваю жрецов среди глупцов, которые меняют жизнь на грезы серого порошка…

– Жрецов?

– Именно.

– А если я не хочу?

– На этот путь приводит не желание, а необходимость. Ты уже сделал выбор и отступить не можешь.

– Так что мне теперь делать? Построить тебе храм и начать службы? – Ганис хмыкнул. – Рискни я поступить так, долго не протяну!

– Нет, живи как жил, вновь займись торговлей, – бог снял повязку, глаза под ней оказались необычно голубые, цвета вечернего неба. – С обретенной сегодня мудростью ты не прогоришь. Но однажды, через много лет, получишь от меня знак. Тогда тебе придется надеть вот это, продать все, на вырученные деньги купить серого порошка и открыть свой подвал.

– Мне придется потакать глупости других? – спросил Ганис, принимая повязку. Та оказалась теплой и шершавой на ощупь.

– Да, до тех пор, пока ты не найдешь еще одного достойного глупца, – бог поднялся во весь рост, – и тогда ты призовешь меня. Храни повязку и помни, что смотреть на этот мир глазами мудреца очень больно…

– Я понимаю. Так же как во всякой любви таится уродство, а сила не должна быть оружием…

– Вот и славно, – бог взмахнул рукой и исчез.

Ганис моргнул. Ниша перед ним была пуста. В ней не осталось даже тьмы, в которой привычно скрываться мудрости.