Екатерина Иванова - К тебе я руки протяну… Страница 2

— Добрый вечер, почтенный Тарик.

— Ба! Да это сама Ильравен! Добро пожаловать под мой кров!

— Благодарю, почтенный Тарик. Две комнаты. Мне и… — я повернулась к убийце, — ему.

Он даже не взглянул на меня, что-то бормоча себе под нос.

— У госпожи новый напарник?

— Напарник? Нет, скорее, ценное приобретение. Завтра мы прогуляемся с ним к рынку.

Убийца вздрогнул, судорожно втянул воздух и окаменел.

Я кивнула ему на мальчишку, уже поднимающегося по лестнице с моими вещами, он поклонился и двинулся следом.

— Госпожа уверена? — Тарик доверительно наклонился ко мне из-за стойки. — Я мог бы предоставить вам несколько человек…

— Все в порядке, почтенный Тарик. Все в порядке.

Постоялый двор «У Тарика» не был лучшим в городе. Он был лучшим на моей памяти. Безопасность, вкусная еда, уют. Безупречность во всем. Можно было забыть о лошадях сразу по приезде. Можно было доверить мешок с деньгами последнему помощнику повара. За все отвечал Тарик, а перед ним отвечали его люди.

Ночь обошлась без сновидений. Разбудил меня стук в дверь.

— Доброе утро, госпожа…

Судя по солнцу, около шести утра. Где-то за окном кричат мальчишки: «Молоко! Мо-ло-коо!» Доброе утро, убийца.

Я села на кровати, спустив ноги на пол.

Убийца опустился передо мной на колени и протянул руки вперед. На запястьях красовался мой пояс. Хорошенько затянутый. Зубами он что ли его завязывал?

— Госпожа, воля ваша, вы можете снять этот пояс и набросить его мне на шею — я убью себя. Вы можете положить его к моим ногам — я сломаю их. Вы можете оставить его — и я сделаю то же с руками. Ваша воля…

Он впервые встретился со мной взглядом, и я вдруг поняла, что это правда: и убьется, и сломает. Я закусила губу и подцепила ногтем узел. Его глаза снова скрылись за волосами, плечи поникли.

Рьмат! Да кто же так завязывает! Я сорвала пояс и отбросила его прочь. Пряжка стукнулась о половицы.

Руки убийцы дрогнули, потянулись вперед и обхватили мои икры. Лоб коснулся коленей.

Ступни заледенели на холодном полу. Я попробовала пошевелиться, но тут на правую лодыжку упало что-то горячее… и на левую. Он… плакал?

Я протянула руку и осторожно погладила его по голове. Плечи вздрогнули, и он заплакал навзрыд. Так плачут маленькие дети и обессиленные мужчины. Бездумно, от всей души.

Наконец, он отер глаза рукавом и снова взглянул на меня.

— Меня зовут Ральт, госпожа.

2. Бабочка

— Хорошо, отойди к стене.

Он встал в угол у двери и выпрямился, глядя на меня.

— Итак. Если я продам тебя, что ты сделаешь?

Убийца закусил губу:

— Я… Я останусь с тем, кто заплатит за меня деньги, госпожа, до тех пор, пока не представится случай сбежать и вернуться к вам, или умру.

— Да на тебе можно делать деньги, если не увлекаться… А если я сдам тебя в аренду в бордель?

Убийца стремительно залился краской, и внезапно стало заметно, что он очень молод — лет двадцать, может, чуть больше.

— Я буду служить вам, где прикажете, до тех пор, пока вы не покинете город. А потом попробую сбежать или…

— Умрешь… Это я поняла…

У меня забрезжила смутная догадка.

Познавательный разговор прервал стук в дверь.

— Завтрак для госпожи Ильравен!

— Войдите!

В дверном проеме появилась девчушка с подносом. Правой рукой она придерживала створку двери, поднос опасно подрагивал на левой ладони.

— Прими у девушки завтрак!

Я думала, сильнее покраснеть нельзя. Он немедленно выполнил приказ, и я улыбкой отпустила служанку.

Убийца шагнул к кровати, пытаясь привычно сложить запястья и в то же время не уронить поднос. Я с любопытством наблюдала за его небезуспешными усилиями. Наконец, тот оказался на постели. Молоко было вкусным, пенка почти превратилась в масло, свежий хлеб таял во рту. Приятно, когда помнят, что ты любишь. Рядом с моей кружкой стояла еще одна — с сидром и тарелка с кашей. Безупречность во всем. Второй постоялец у госпожи, оба завтрака в ее комнату — не дай Рьмат, остынет — стыд-то какой!

— Ну, и чего ты ждешь? — Повернулась я к убийце.

— Вашего позволения, госпожа.

Так… Значит, он ничего не ел, если не считать той чашки с водой. Если это будет продолжаться…

— Договоримся так. С этого момента ты справляешь свои естественные надобности, будь то насыщение пищей, расставание с оной или что-нибудь подобное… — Видимо, под подобным он подумал то же, что и я, молодой мужчина все-таки, а потому снова покраснел. — Так вот, ты будешь делать это, не спрашивая моего разрешения.

— Как пожелает госпожа.

Он неуверенно улыбнулся и потянулся сомкнутыми руками к ложке.

— Да. И вот еще что…

Убийца вздрогнул и замер.

— Если ты еще раз встанешь рядом со мной на колени или будешь держать руки в таком положении, я тебя выпорю. Сопротивляться, как я понимаю, ты не будешь…

— Не могу, госпожа…

Гхм… Не может… что же это я такое вспомнила, когда вошла эта девчушка? Люди, которые неспособны причинить вред господину, которые умирают, стоит расстоянию между ними и их господином превысить предел… Быть того не может! Я подстрелила… бабочку-убийцу! Не однодневку… Таких отпускают в полет в дворцовых покоях и богатых кварталах. Бабочку-охотницу.

Если его выпустили именно на нас, то кто? Если он набросился на нас сам, то почему? И каким образом он… «выбрал» меня? Ведь рядом не было плетельщика, чтобы его направить.

Из транса меня вывел его голос:

— Госпожа, что с вами? Очнитесь…

Ффух…

Что ж, делу время…

Неизменный Тарик снова возвышался за стойкой.

— Доброго утра, госпожа Ильравен.

— И вам того же, почтенный Тарик.

— Далеко ли собрались?

— В оружейную лавку, а потом на рынок.

Доспехи Илана в руках убийцы отчетливо звякнули. Тарик оглядел его с ног до головы и кивнул:

— Хороший товар, госпожа Ильравен.

— Я тоже так думаю. — Я тепло улыбнулась старому пройдохе и вышла на улицу.

Оставалось пройти квартал до Башенного рынка, когда из ближайшей подворотни в меня метнули нож. Я поймала его еще в полете под грохот упавших доспехов и едва успела рявкнуть:

— Ральт, назад!

Убийца отцепил руки от нападавшего и обернулся, одарив меня улыбкой, в ответ на которую у меня заныл правый коренной зуб.

Я шагнула к несостоявшемуся метателю и вернула ему нож.

— Здравствуй, Хряп!

— И тебе не болеть, прекрасная Ильравен.

Хряп замолк, поглядывая то на меня, то на убийцу.