Генри Каттнер - Ярость Страница 2

Прежде всего ему провели обработку волосяного покрова. Блейз не хотел допустить, чтобы перекрашенные волосы отросли и снова стали рыжими. Рост золотистого пушка, покрывавшего еще мягкую головку младенца, был остановлен навсегда.

Цивилизация, культивирующая наслаждение, вырабатывает специальные отрасли знаний. А Блейз был в состоянии хорошо заплатить. Очень многие ученые занимались обслуживанием любителей развлечений. Это были прекрасные специалисты — в трезвом состоянии. Блейз нашел женщину-эндокринолога, которая, если привести ее в чувство, была просто исключительным мастером своего дела. А в чувство она приходила только одевая Плащ Счастья. Люди, однажды соприкоснувшиеся с Плащом Счастья, обычно умирали года через два. Это был биологически адаптирующийся организм, обитавший в венерианских морях. Его подпольное производство началось сразу же, как только стало известно о его действии. В естественном состоянии он добывал себе пищу простым прикосновением к жертве. После установления нейроконтакта жертва начинала получать наслаждение от того, что ее переваривают.

Плащ был очень красив. Жемчужно-белого цвета, он переливался мягко вспыхивающими огоньками и периодически содрогался от мучительного экстаза в момент установления новых точек смертельного симбиоза. Задрапированная в него женщина словно в трансе передвигалась по ярко освещенной комнате, полностью сосредоточившись на поставленной перед ней задаче. Выполнение этой задачи обеспечило бы ее суммой, достаточной, чтобы оплатить собственную смерть. О железах внутренней секреции она знала практически все. И когда работа была закончена, генетический код маленького Сэма Харкера оказался заново переписан. Все естественные структуры были полностью изменены.

Оперировались щитовидная железа, гипофиз, надпочечники — крошечные сгустки ткани, одни из которых уже включились в работу, другие еще ждали своего часа. Лежащий на операционном столе младенец напоминал скорее груду мяса. Его беспомощное тельце и крошечная головка были полностью разворочены.

— Только не чудовище, — сказал Блейз, непрерывно думавший о своей Бесси. — Никаких крайностей. Невысокий, коренастый, даже толстый.

Забинтованный комочек неподвижно лежал на операционном столе в ослепительном свете ртутных ламп.

Женщина плавала по комнате, предчувствуя приближение экстаза. Последним ее сознательным действием было прикосновение к кнопке вызова. После этого она тихо легла на пол, отдаваясь ласкам переливающейся ткани. Ее глаза, плоские и пустые, как два зеркала, неподвижно уставились в потолок.

В комнату вошел ассистент. Он брезгливо обошел Плащ Счастья и склонился над операционным столом, чтобы довести необходимые мелочи до конца.

Харкеры следили за Блейзом, надеясь через него выйти на ребенка. Но план Блейза был неуязвим. Отпечатки пальцев и рисунок сетчатки Сэма он спрятал в надежном месте, чтобы иметь возможность найти сына в любое время. Он не спешил. Чему быть, того не миновать. Теперь от него уже ничего не зависело. Новый облик, чуждое окружение не давали Сэму Харкеру ни единого шанса.

Блейз встроил в его мозг таймер, который мог сработать в любое время. После этого, впервые в жизни столкнувшись с реальностью, он сделал все, чтобы поскорее выкинуть ее из головы. Блейз снова с головой окунулся в яркую круговерть наслаждений, но, как ни старался, так никогда и не смог забыть свою Бесси.

Первые годы жизни забылись с детской легкостью. Время для Сэма текло медленно. Часы и дни цеплялись друг за друга. Мужчина и женщина, заменившие ему отца и мать, даже тогда не имели с ним ничего общего. Операция не изменила его мозг. Цепкий ум, глубина и ясность мышления — все это он унаследовал от своих предков, наполовину мутантов, потому что именно мутация была причиной их долголетия, которое поставило Харкеров над всей Венерой. Они были не единственными Бессмертными. Кроме них существовало еще несколько Кланов, члены которых жили от двухсот до семисот лет. Появилась новая порода людей, совершенно не похожих на всех остальных.

Один праздничный карнавал особенно запомнился Сэму. Его приемные родители вырядились во что-то несуразно-крикливое и отправились вместе со всеми в центр города. Сэм к тому времени был уже достаточно большим и мог делать собственные выводы. До сих пор он видел праздники только издали.

Ежегодный карнавал был традиционным праздником. Весь Купол Делавер сиял огнями. Ленты ароматного тумана плавали в воздухе над движущимися тротуарами, задевая за возбужденных веселых прохожих. Богатые, бедные — все развлекались вместе.

Теоретически, на целых три дня различий между низшими и высшими классами не существовало. Но в действительности…

Он увидел женщину — самую красивую из всех, что ему доводилось видеть. Она была в голубом. Но это не точно определяло цвет — глубокий, таинственный, переливающийся, такой бархатистый и мягкий, что мальчику до боли захотелось его потрогать. Он был еще слишком мал, чтобы оценить изящество покроя ее платья, благородство и чистоту линий, подчеркивавших тонкий овал лица и пышные золотистые волосы. Он смотрел на нее издали и чувствовал страстное желание узнать о ней как можно больше.

Его приемная мать не могла ему толком ничего сказать.

— Это Кедра Волтон. Ей сейчас лет двести, а то и триста.

— Угу… — что могли значить годы? — А кто она?

— О, у нее куча денег!

— Это наш прощальный вечер, дорогой.

— Так скоро?

— Шестьдесят лет — разве этого мало?

— Кедра, Кедра, я иногда жалею, что мы живем так долго.

Она улыбнулась: «Иначе мы бы не встретились. Мы, Бессмертные, словно привязаны к одному уровню, только так мы и встречаемся».

Старый Захария Харкер коснулся ее руки. Под балконом, на котором они стояли, сверкал и переливался карнавал.

— И каждый раз это по-новому, — сказал он.

— Этого бы не было, если бы мы иногда не расставались. Представь себе — прожить несколько сотен лет вместе!

Захария внимательно посмотрел на нее:

— Пожалуй, все хорошо в меру. Бессмертным вообще не следовало бы жить в Куполах. Это ограничивает. Понимаешь, чем старше становишься, тем больше приходится… расширяться.

— Вот и я расширяюсь.

— Ты тоже ограничена Куполом. Простые смертные и молодежь не замечают стен вокруг них. Но людей зрелых это стесняет. Нам нужно больше места, Кедра. Я боюсь, что мы приближаемся к своему пределу.

— Неужели?

— По крайней мере, мы, Бессмертные. Я опасаюсь интеллектуальной смерти. Что толку от долгой жизни, если мы не можем использовать все наши способности и опыт. Мы начинаем закукливаться.