Люциус Шепард - Человек, раскрасивший дракона Гриауля Страница 2

— Проще всего побелить его негашеной известью, — говорил Мерик. — Но так мы потеряем переходы цветов и гребни, которые характеризуют размеры и возраст Гриауля, а их, по моему глубокому убеждению, следует всячески придерживаться, иначе у нас получится не картина, а нелепая татуировка!

Надлежало также поднять на дракона чаны для краски и собрать наверху различные мельницы: бегуны для отделения красителей от рядовых руд, шаровые мельницы для размельчения красящих веществ, глиномялки для смешивания, глин с минеральными маслами. Еще там должны были быть чаны для кипячения и кальцинаторы — печи высотой в пятнадцать футов, предназначенные для производства каустической извести, которая будет использоваться в герметизирующих растворах.

— Мы поставим их на голове дракона, — сказал Каттанэй, — точнее, на передней теменной кости. — Он посмотрел свои записи. — У меня вышло, что кость шириной около 350 футов. Это как, похоже на правду?

В большинстве своем отцы города пребывали в состоянии полного изумления, однако один из них сумел утвердительно кивнуть, а другой спросил:

— Сколько он будет умирать?

— Трудно сказать наверняка, — ответил Мерик. — Нам ведь неизвестна его восприимчивость к яду. Быть может, несколько лет. Но даже в худшем случае умирание растянется всего лишь лет на сорок или пятьдесят: химикалии, проникая под чешую, постепенно размягчат скелет, и в конце концов Гриауль развалится, как старый амбар.

— Сорок лет! — воскликнул кто-то. — Немыслимо!

— Или пятьдесят, — улыбнулся Мерик. — Зато нам хватит времени, чтобы закончить работу. — Он повернулся, подошел к окну и встал у него, глядя на белые домики Теочинте. Похоже, сейчас наступает переломный момент. Если он правильно понял членов магистрата, они ни за что не поверят в план, который не сопряжен с трудностями. Им нужно чувствовать, что они совершают жертвоприношение, что соглашаются, движимые исключительно благородными побуждениями. — За сорок-пятьдесят лет ваши ресурсы истощатся, ибо на осуществление моего замысла уйдет все — лес, животные, минералы. Ваша жизнь уже никогда не станет прежней, но от дракона вы избавитесь.

Отцы города взволнованно зашумели.

— Вы действительно хотите его убить? — Мерик стукнул кулаком по столу, за которым они сидели. — Вы столетия дожидались того, кто срубит ему голову или обратит в облачко пара. Но такого не произойдет! Я же предлагаю вам выход не из легких, зато практичный и элегантный. Его погубит та самая земля, на которой он распростерся! Да, придется потрудиться, новы избавитесь от него. А вы ведь именно того и желаете, правда?

Отцы города молча обменялись взглядами. Мерик увидел, что они поверили ему и гадают теперь, какую он запросит цену.

— Мне понадобится пятьсот унций серебра, чтобы нанять инженеров и мастеровых, — сказал он. — Поразмыслите на досуге. А я пока погляжу на вашего дракона, осмотрю его чешую и так далее. Когда я вернусь, вы сообщите мне свое решение.

Члены магистрата заворчали, принялись чесать в затылках, но, наконец, договорились обсудить предложение Каттанэя с верховной властью. На обсуждение они запросили неделю, а сопровождать художника к Гриаулю назначили мэршу Хэнгтауна Джарке.

Протяженность долины с юга на север составляла семьдесят миль, с обоих боков ее возвышались лесистые холмы, очертания которых невольно наводили на мысль, что под ними спят громадные звери. На плодородной, обработанной почве долины произрастали банановые деревья, сахарный тростник и дыни, кое-где виднелись рощицы диких пальм и заросли ягодников, над которыми высились мрачными часовыми гигантские смоковницы. Очутившись на расстоянии в полчаса езды от города, Джарке и Мерик стреножили своих лошадей и начали подниматься по пологому склону, который выводил в распадок между двумя холмами. Мерик потел, задыхался и, в итоге, остановился, не пройдя и трети пути, но Джарке упорно двигалась вперед. Она не замечала того, что совершает восхождение в одиночестве. Лицо ее было смуглым и обветренным, и внешне она напоминала пивной бочонок с ножками. Они с Мериком были почти ровесниками, однако с первого взгляда казалось, что Джарке старше лет на десять. На ней было серое платье, перепоясанное в талии кожаным ремнем, с которого свисали четыре метательных ножа, с плеча свешивался моток веревки.

— Далеко еще? — крикнул Мерик.

Джарке обернулась и нахмурилась.

— Ты стоишь на его хвосте. Все остальное за холмом.

По спине Мерика пробежал холодок, и он уставился на траву под ногами, словно ожидал, что она вдруг исчезнет, обнажив ряд сверкающих чешуек.

— Почему мы идем пешком? — спросил он.

— Лошадям тут не нравится, — фыркнула Джарке, — да и людям тоже.

Она зашагала дальше.

Двадцать минут спустя они перевалили через холм и продолжили подъем. Из подлеска выглядывали кривые, кряжистые стволы дубов, в камышах жужжали насекомые. Путь пролегал по как будто бы естественному уступу шириной в несколько сот футов, но впереди, там, где склон круто уходил вверх, маячили толстые зеленовато-черные колонны. Между ними виднелись кожистые складки, все в земле, которая лепилась к ним многочисленными комьями. Колонны выглядели остатками рухнувшего забора или призраками седой древности.

— Крылья, — пояснила Джарке. — Обычно их не видно. В окрестностях Хэнгтауна есть места, где можно пройти под ними… Но я бы тебе этого не советовала.

— Я хочу взглянуть на них поближе, — проговорил Мерик, чувствуя, что не в силах отвернуться. Хотя листья деревьев сверкали в ярких лучах солнца, крылья оставались темными, словно поглощали свет, словно возраст дракона не допускал такой детской забавы, как эффект отражения.

Джарке отвела Каттанэя на лужайку, которую окружали с трех сторон древовидные папоротники и дубы. Они отбрасывали на траву густую тень. С четвертой стороны земля резко обрывалась. Джарке обмотала один конец своей веревки вокруг дуба, а вторым обвязала Мерика.

— Дерни, когда захочешь задержаться, а после двух рывков я тебя вытащу, — сказала она и начала отпускать веревку. Мерик двинулся к обрыву. Папоротники щекотали ему шею, дубовые листья гладили по щекам. Внезапно в глаза ему ударило солнце. Он огляделся: ноги его стояли на складке драконьего крыла, которое исчезало вверху под слоем земли и растительности. Мерик позволил Джарке спустить его на десяток футов, дернул за веревку, повис в воздухе и принялся рассматривать исполинский бок Гриауля.

Чешуйки имели шестиугольную форму, были тридцати футов в поперечнике и около половины этого расстояния в высоту. Среди цветов и оттенков основным являлся бледный золотисто-зеленый, попадался также и белесый; некоторые чешуйки заросли голубоватым мхом, другие — лишайником, чьи узоры представлялись символами неведомого змеиного алфавита. В трещинах вили гнезда птицы, из щелей высовывались и колыхались на ветру стебли папоротника. Мерику почудилось, будто он оказался в чудесном висячем саду. От осознания древности Гриауля у него закружилась голова, он неожиданно понял, что может смотреть только прямо перед собой, и висел так, точно муха на теле гигантского зверя. Он утратил всякое ощущение перспективы: бок Гриауля заслонял небо, создавал свое собственное притяжение, и Мерика так и подмывало встать на него и пойти вверх без помощи веревки. Он было извернулся, чтобы выполнить задуманное, но Джарке приняла рывок за сигнал и потянула веревку к себе. Она подняла Мерика вдоль крыла, проволокла его по грязи через папоротники и вытащила на лужайку. Бездыханный, он лежал у ее ног.