Кэролайн Черри - Врата Изгнанников Страница 2

В опаловом сиянии рассвета, в тумане, стрелы черным снегом падают на тело и сталь, гремят о деревянные щиты, прониют через каждую щель в доспехах. Удар за ударом, молот не переставая бьет по наковальне. Лошади кричат и падают, железными копытами сокрушая раненых и убитых. Люди пытаются спастись бегством, вырваться из-под взгляда безжалостных всадников.

Но надежды нет. Ичандрен попал в засаду. Хитреца-Лиса перехитрили, и вражеские всадники замкнули круг, добивая тех немногих, кто ускользнул от стрел.

Но большинство собралось вокруг Ичандрена, их лошади были убиты, а они сами ранены.

Стрелы кончились. Наконец мечи против мечей, люди против людей. Люди Ичандрена против тех, кто продал душу Морунду.

— Брон! — кричит Чи ап Кантори, увидев, что его брат упал, его место в защитном кругу опустело и к нему немедленно качнулись гребни шлемов людей Морунда. Вокруг Ичандрена собрался клубок отчаявшихся людей; Чи пытается сдвинуться на несколько футов и умереть, защищая тело брата, потому что не все ли равно где умирать: их защитное кольцо прорвано и сейчас их всех расстреляют из луков.

Но тут позади него раздался гром. Чи повернулся, поднимая меч, но их было только двое, в шлемах и с масками на лицах. Они, грохоча, шли к нему через ручей, бросая в воздух водяную пыль, освещенную первыми лучами солнца.

Третий шаг, серая лошадь и белая, горделиво медленно и неумолимо, как судьба…

Мрачная процессия достигает места казни, смертоносной земли. Им пришлось пошагать, последним оставшимся в живых после битвы у ручья Гиллина. Но Ичандрена среди них нет. Голова лиса насажена на копье за воротами замка Морунд, выражение ее лица странно спокойно, особенно учитывая то, что ему пришлось перенести; и теперь вороны клюют ему глаза, как эти вороны и коршуны сделали со многими-многими другими.

Вороны-падальщики взлетают в воздух и здесь, в конце всех дорог, черные силуэты на фоне бледного больного солнца, глухие удары испуганных крыльев напоминают грохот копыт по песчаной…

Но этот день окончился, Ичандрен мертв, его люди видели, как он умирал, видели и то, что с ним делали перед этим, так что смерть стала для него избавлением.

Теперь их черед. Потревоженные птицы опять садятся на поля, и только один-единственный ворон с важным видом вышагивает по краю дороги.

— Стой! — кричит лорд Гаулт, Гаулт ап Месиран, но это не тот Гаулт, которого знал Ичандрен, брат по оружию, которому он безоговорочно доверял. Это совсем другое создание, которое нынче захватило власть над Крепостью Морунд. Ему служат кел, хотя волосы Гаулта темные, как у людей, он силен телом и очень высок, просто громаден; его люди боятся даже находиться рядом с ним. Вот каким он стал. Именно Гаулт привел сюда пленников, в то место, где собираются вороны, где растут странные, перекошенные деревья. Он неспроста выбрал его. Недалеко отсюда, за изгородью, начинается по-настоящему странный лес: в нем нет животных, и даже птицы не летают над его сердцем. И из этого места Гаулт правит всем югом.

Все, дальше они не пойдут, потому что здесь то самое место, где Гаулт расправляется с врагами, где кончаются закон и разум. Лошади шарахнулись и заржали, почувствовав запах падали. Белые обломки костей, растащенные хищниками, мусор, запорошенный пылью, дорога взбирается на лысый холм — а там столбы и рамы, торчащие в небо, некоторые пустые, а к некоторым еще привязаны скелеты, сохранившие клочья плоти.

Пленники, пошатываясь, идут навстречу судьбе, а на них обрушиваются ругательства и удары, еще более жестокие чем те, от которых они страдали раньше, потому что стражники боятся этого места и хотят как можно скорее убраться отсюда. Пленники идут, смущенные и растерянные; они карабкаются на холм, доходят почти до вершины, и тут что-то — то ли мужество, то ли обломок черепа, попавший под ногу, то ли черный взгляд глаз-бусинок ворона, на мгновение переставшего клевать труп — разрушает чары, ломает строй, и один из них пытается сбежать. Всадники мгновенно догоняют его, два воина поднимают кричащего человека в воздух и швыряют на верхушку холма. Другие всадники, с копьями и дубинами, обрушивают град ударов на беглеца, а то, что осталось, волокут к столбам.

Лорд Гаулт на огромной чалой лошади поднимается на гребень вслед за ними. — Я не бросаю вас на произвол судьбы, — говорит он, копыта его лошади крушат пустые черепа. — Я оставляю вам еду. И много воды. Разве я могу сделать что-либо еще?

Чи ап Кантори слышит его голос, но смутно, среди множества других голосов, потому что палачи, покончив с Эранелом, ап Кнари, Десиндом и рыжим Фальвином, самым младшим двоюродным братом Ичандрена, как раз взялись за него. Он пытается сопротивляться, как он делал по дороге сюда, но на него опять обрушиваются удары древками копий, он сдается и прекращает бороться, ему остается только ждать того, что враги с ним сделают. Запах трупов повсюду, в руки впиваются острые обломки костей, он лежит в грязи, глядя в белое небо, в котором горят огни и носятся тени дьяволов, потом его хватают, волокут по дороге и приковывают к раме. Да, даже когда они уйдут, от этих кандалов не избавиться.

Кто-то ругается. Чи узнает Десинда по голосу, отдаленному и неестественному. Потом раздается смех Гаулта. Дыхание Чи восстановилась, тени дьяволов исчезли, он крутит руками, натыкаясь на кости, и проверяет цепи. В конце концов, убедившись, что цепи прочнее некуда, а всадники только развлекаются, глядя на его попытки, он валится на землю возле столба, к которому прикован.

Рядом с каждым из них стоит мех с водой. И немного еды. Лорд Гаулт желает им всего хорошего, потом уезжает со своими слугами.

Каждый из осужденных прикован одинаково, голенью к потрепанному погодой столбу. Цепь ровно такой длины, чтобы они не могли дотянуться друг до друга, как бы не старались. Руки не связаны, им даже оставили оружие, но это продлит их жизнь ненадолго.

Вечером приходят волки, ожидавшие добычу. Они уже давно знают, чего надо ждать, когда появляются всадники. Волки не спешат. Это полукровки, в каждом из них есть много собачьей крови. Они глядят собачьими взглядами и ползут вперед, как псы у камина в поисках вкусной косточки, но с хитростью и показной храбростью, которой нет ни у одной собаки. Они отступают, когда в них кидают обломками костей или даже пригоршнями пыли, отпрыгивают от криков или угроз, но долгими ночными часами они подкрадываются все ближе и ближе, пока, наконец, некоторые из них, высунув языки, не оказываются совсем рядом с линией пленников, и начинают наскакивать на людей, проверяя, достаточно ли те ослабели или решили сдаться.