Stashe - Пустоцвет. Танцующие в огне Страница 2

3 глава

В середине лета погода стояла жаркая и сухая. Утренняя прохлада резко заканчивалась, стоило солнцу подняться над горами. Сразу же становилось нечем дышать, а воздух застывал густым, тягучим, дрожащим маревом. Духота стелилась над землей словно тяжелое, теплое покрывало. Стоило ей настичь живое существо, как обволакивала незаметно, ласково, и высасывала все силы.

Скалы шершавые, слоистые и ломкие обрывались в ущелье склонами достаточно крутыми, чтобы сломать шею, лишь поскользнувшись. Чахлые кустарники изо всех сил вцеплялись в почву, упирались, пускали корни в щели между камнями. Кое-где возвышались деревца с кривыми стволами, словно причудливо изогнутыми рукой великана. Небо — высокое и синее — казалось необъятным и почти слепящим.

Вниз, к желанной прохладе в темноту леса, вела узкая тропка, петлями вгрызающаяся в гору до самого подножья. Худая девушка спускалась по ней почти бегом. Иногда она становилась на колени, и осторожно свесив ноги, сползала на животе вниз прямо по скале. Срезала дорогу. Это опасное занятие грозило большими неприятностями, стоило оступиться и…

Острые обломки впивались в ладони, девушка шипела от боли, но продолжала двигаться. Внезапно, нога соскочила с уступа. Еще хоть одно, маленькое движение и девушка сорвалась бы вниз. Она зажмурилась, замерла, мертво вцепившись в пучок травы. Затем, медленно, осторожно нащупала опору и продолжила путь. Над верхней губой выступили бисеринки пота, сильно билось сердце, но руки не дрожали. Когда ступни коснулись тропки, она позволила себе вздох, прежде чем идти дальше. Что-то стекало по коже, и девушка посмотрела на ладонь. По ней расползался кровавый цветок. Ярко алый, внушающий животный ужас.

'Начинается. Проклятое солнце!'- девушка устало прикрыла глаза. Она с трудом стояла. Вот и все, скалы преодолены. Но кровь текла, не останавливаясь. Срывалась с кончиков пальцев каплями и пятнами расплывалась в пыли, забирая остатки сил. Рана медленно расползалась по краям, словно язва. Перед глазами поплыли круги, и девушка поняла, что если сейчас упадет, встать не сможет. Почти сразу возник страх. Запустил длинные жесткие щупальца в сердце и сжимал, заставляя биться его все сильнее. Обычно она почти не чувствовала боли, но сейчас, сладковатый привкус крови во рту означал приближение смерти.

Основной инстинкт — выжить. Вопреки всему. И этот животный, примитивный страх, подстегивал словно плеть. Слабость усиливалась, малейшее усилие давалось с большим трудом. Девушка согнула руку в локте, прижав к груди, но теперь алые ручейки скатывались по изгибу, пропитывали одежду. Она закусила губу, из которой медленно поползла змейкой кровь, шатаясь, сделала несколько шагов вперед. Спасительная тень так близко, а дикое желание выжить не позволяло сдаться. Немного усилий и ее окутала влажная, прохладная сырость леса. Девушка не остановилась. Страх по-прежнему не отпускал, заставляя искать безопасное место. Она хотела спрятаться в самую густую тень. Спустилась в сырой овраг, увидела поваленное дерево. Надломленный гигант показался хорошим укрытием. Девушка залезла в дупло и, свернувшись калачиком, замерла. Ее охватило похожее на беспамятство состояние.

В тело медленно возвращались силы. Кожа разглаживалась, исчезала сетка вен, восковая бледность превращалась в мраморную белизну. Дыхание выровнялось, стало сильным и глубоким. Через какое-то время девушка поднесла ладонь к лицу — ровная и гладкая поверхность. Ни следа раны. Тогда, тихо вздохнув, она положила руки под щеку. Темные глаза — пугающе неподвижные, блестящие, с огромными зрачками, стали блеклыми.

Хотелось пить. Она облизывала губы, и вкус собственной крови будоражил, вызывал нервную дрожь. Спутанные пряди волос намотались на шею, окружая узкий овал лица как черный шелк.

Нужно восстановить силы, но придется ждать ночи — уютной, бархатной, несущей сытость. Голод так мучителен, а она потеряла слишком много сил. На солнце ее кровь не сворачивалась, и если бы повезло чуть меньше, вытекла бы вся, капля за каплей. Но страх исчез. Он казался мимолетным и почти не оставил следа в памяти.

Люди, как выдерживают они ласку разрушающего тирана? Для нее он являлся непостижимым злом. Только те, кого не пугает свет, обращают лица к небу и молятся. Солнце, наверное, это и есть человеческий бог. Только его ярость столь же беспощадна к вампирам.

Если бы девушка с тусклыми глазами умела молиться богу, он представал бы образом холодным, отстраненным и завораживающим. Возможно, как диск луны. Ликом волнующе недосягаемым и равнодушным, как к страданиям, так и к мстительной ненависти. Ждала бы она его помощи, как люди?

Интересно, что сказал бы отец? Мать сначала поджала бы задумчиво губу и долго молчала, но потом обязательно завела беседу.

Девушка мало знала о человеческих чувствах и, многое для нее оставалось пустыми словами. Ничем больше. Но она знала разницу. Между людьми, собой, и вампирами.

4 глава

Левату сидела на земле. Дети спали, тихо вздрагивая во сне. Огонь радостно плясал, поедая наломанные ему в дар ветки, но женщина не замечала, смотрела в никуда. Перед глазами мелькали, сменяя друг друга картинки собственного прошлого.

Десять лет назад, она пятнадцатилетней девушкой бродила по рынку, смеялась и болтала с подружками. На том же самом рынке ее заметил будущий муж, на нем же публично избил четырьмя годами позже. Тогда дочери исполнилось два года, и она готовилась родить сына. Как судьба распределяет свои дары? Она считала себя красивой женщиной, такой гордой и сильной в юности. А после…

Жена, втоптанная в грязь, измученная побоями и ненавистью. Хуже. Агония счастья, веры. Падение в пропасть, страх, отчаянье. Муж ломал ее. Ломал, как мог. Она долгое время не смотрелась в зеркало. Не могла выносить собственного взгляда, где все отчетливее под покорной усталостью, черными кругами и не сходящими ссадинами проступало что-то очень страшное.

Дети, голод, одиночество. Дни и ночи, ночи и дни. Однажды, три года назад, мужчина, которого она ненавидела, подошел и начал говорить о чем-то. Левату не слушала, хотелось есть. Тогда он схватил за горло и ударил головой о стену. Потом еще и еще.

Когда сознание вернулось, уже наступила ночь. Привычно одинокая, непривычно короткая. Было невыносимо душно. Женщина встала, шатаясь, и придерживаясь за стену, вышла на улицу. Воздух горячий, сухой обжигал легкие. Перед глазами плыли круги и слегка подташнивало. Ныли разбитые губы. Но все меркло перед ощущением безысходности.

Не было сил плакать. Не было сил даже думать.