Евгения Белякова - Приключения Гринера и Тео Страница 2

Гринер послушно поскакал на кухню, где застал картину, которая стала настоящей наградой за все его мытарства в этой таверне. Барбюс стоял перед холодильным чуланом в состоянии полного ступора, озадаченно разглядывая туши, висевшие на крюках, и, видимо, пытаясь определить их возраст на глазок.

Гринер не стал отрывать хозяина от этого, без сомнения, требовавшего напряжения всех душевных сил, занятия; нацедил самого свежего пива в самые чистые кружки. Перекинул через плечо полотенце почище и ринулся обратно в зал. Там он, выставив кружки перед загадочными посетителями, с невинным видом стал протирать соседний с троицей стол, одновременно со жгучим любопытством прислушиваясь к их разговору.

— Вот, а ты говорила, что это мы, мол, далеки от народа и его тягот… — пробасил мужчина с лошадиным лицом, пододвигая к себе пиво. Мешок свой он снял со спины, но не отпустил, держал на коленях.

— Ты это к чему? — спросила женщина, принюхиваясь к пене.

— А как ты хозяина с порога… срезала. Прямо само сострадание и лояльность.

— Да ладно тебе, Талли… Ты себя со стороны видел? Посмотрев на нас, с уверенностью можно сказать, что мы не обычные путники. Если бы мы вели себя скромно и тихо, хозяин первый бы заподозрил что-то… Нужно соответствовать своему внешнему виду, дружище.

— Тео хочет сказать, — пояснил клинобородый, которого женщина звала Дереком, — что мы выглядим как несколько эксцентричная троица, и вести себя должны соответственно.

— И за кого же, по вашему, нас тут принимают? — хмыкнул Талли.

— Ну, ее вот, думаю, за наемницу, — Дерек отсалютовал кружкой своей спутнице. — Меня за…

— Моего содержанца, — предложила Тео.

— Нет такого слова, — насупился мужчина с лошадиным лицом.

— За таинственного высокородного… э-э-э… путника, коего охраняет эта наемница, — Дерек неодобрительно обвел взглядом своих приятелей. — А тебя, Талли, пока ты не достанешь свою подружку из мешка, можно принять за кого угодно, только не за барда.

"О, бард! Неужели?" — подумал Гринер, внезапно переполняясь оптимизмом. Непонятно почему, но барды, сказители и музыканты всегда вызывали у него детский восторг. "А в мешке у него лютня, точно, как же я сразу не догадался!". Гринер даже забыл протирать стол от такой новости, но скоро спохватился и принялся за работу с утроенным усердием.

— Это почему нельзя принять? — обиделся бард.

— Потому, — в два голоса отрезали Тео с Дереком, а Тео добавила: — У тебя слишком похоронный вид.

— Ну знаете, — начал было бард, потом фыркнул возмущенно. — Да я… Я не просто какой-то безызвестный стихоплетец, я Таллиесин, меня каждая собака… Спорю на десять золотых, что после этого вечера нас все запомнят?

— Прирежешь их всех, что ли? — Дерек красноречиво провел пальцем у горла.

— Фу, конечно, нет! Я буду петь!

Гринер украдкой выдохнул. Таллиесин же преисполнился энтузиазма.

— Тео, помнишь два года назад, в "Одноглазом кабане" мы устроили потрясающий разгул?

— Ну, Талли, сейчас совсем другая ситуация…

— Да, да, знаю, не хватает вина, гулящих девок и половины нашего бардовского цеха, и еще студентов алхимиков с петардами, поэтов с сонетами и для контраста пары мрачных астрологов. — Бард махнул рукой. — Того размаха, нам, конечно, не достичь, но хоть что-то мы сделать сможем?

— Не думаю, что…

Но бард и слушать не стал. Ощупал свой мешок, ловким движением распустил завязки… и извлек лютню.

Тео быстро переглянулась с Дереком. Шепнула "надо заткнуть ему рот едой" и, не мешкая, повернулась к Гринеру.

— Парень… эй, парень! Хватит елозить тряпкой по столу, ты его уже, по-моему, отполировал… Как тебя зовут?

— Гри… Гринер, — ответил Гринер и, в общем-то, не сильно погрешил против истины.

— Слушай, Гринер, а долго ждать жаркое?

Тут, видимо, под впечатлением от этих замечательных, интересных и загадочных людей у Гринера проснулось чувство юмора:

— Это зависит от того, нашел ли хозяин среди наших туш достаточно молодую, чтобы можно было подать вам на стол.

Тео преувеличенно горестно шлепнула себя по лбу.

— Да будет проклят мой длинный язык! Мальчик, а есть у вас что-либо удобоваримое, но при этом уже готовое?

— Жареные цыплята! — с триумфом объявил Гринер.

— Неси!

Цыплята оказались хоть куда, а под пиво — совсем хороши, потом подоспело жаркое (хозяин вымученно улыбнулся в ответ на похвалу Тео), полилась музыка, потом в закромах Барбюса нашлось вино, приберегаемое как раз для таких случаев; в таверну потянулись привлеченные смехом и песнями местные. А когда узнали, что их скромную деревушку посетил сам Таллиесин, известный бард и песнопевец, обрадовались, как дети, и зазвали в «Лосося» остальную половину деревушки. Бард же, несмотря на совместные старания Тео и Дерека отвлечь его от очередного прославления себя, любимого, к концу вечера так распелся, что его приятели смирились и даже стали подпевать. Дух безудержного веселья проник в таверну "Дикий Лосось", да там и остался.

Гринер без зазрения совести воспользовался занятостью хозяина, и, забросив дела, уселся в уголке, радуясь жизни. Пялился на столичную знаменитость, отхлебывал пиво из кружки и вообще вел себя так, будто существует только настоящее. Он понимал, что завтра получит грандиознейший нагоняй за безделье, но в этот вечер ему было все равно.

В этот вечер он решил стать наемником. Или бардом. Или содержанцем — он не знал, что это такое, но очень хотелось. И еще в этот вечер он увидел самый потрясающий разгул за всю свою предыдущую жизнь.

Тео проснулась с содроганием.

Тело было будто чужое, во рту вяло реагировали друг на друга осадок от пива и осадок от вина, а между передних зубов, кажется, застрял кусочек жареной на вертеле тушки домашней птицы под названием цыпленок.

Мрак.

— Бросаю пить, даже за искусство, — просипела Тео и открыла глаза.

Комната. Незнакомая, вроде в таверне. А что было вчера? Судя по ощущениям — разгул. Тео проверила голосовые связки, тихонько захрипев. Затем, понимая, что прислуги дозваться надо, заранее схватилась за голову, ожидая последующей боли, и заорала:

— Эй!

В голове тут же ухнуло — как и предполагалось.

Гринер с самого раннего утра дежурил под дверью у наемницы, ожидая, пока она проснется и ей понадобится помощь. Его поразила как сама женщина, так и то, что она сумела организовать, имея в активе только одного барда, одного меланхолично-саркастического друга и себя. Услышав ее стон, он тут же распахнул дверь и с радостной, бодрящей, утренней улыбкой вплыл в комнату, всем своим видом выражая желание услужить.