Леонид Алёхин - Море и дождь Страница 2

— Я вообще-то ничуть не хотел вам возражать, — искренне сказал Макс. — Просто пытался вызвать огонь с Алины на себя.

— Мне защитники не нужны, — сказала Алина. — Но мне ваша теория понравилась…

— Максим. Лучше Макс. Алина, а можно увлечь вас к бару на пару минут? Я был в отъезде несколько месяцев и совершенно не знаю, чем сейчас актуально запивать беседы по социобиологии.

По дороге Алина взяла Макса под локоть и сказала, доверительно наклоняя к нему платиновую голову:

— Оксана — неприятная сука. Спасибо, что забрал, а то бы мы с ней опять полаялись. Сколько раз себе говорила: не брать ее с собой. Ничего, обратно сама поедет, нас мой водитель вез. А тебя я раньше у Стаса не видела.

— Я редко бываю, — честно сказал Макс. — Больше в разъездах.

— А география разъездов какая?

— Широкая. За последний год где только не был. Тибет, Монголия, Новая Зеландия, Альпы…

— Ого, — Алина слегка прижалась бедром, — серьезный размах. А чем занимаешься?

— Я помогаю людям, — сказал Макс. — И не только.

— Не только помогаешь?

— Не только людям.

Алина засмеялась, низко, с приглашением.

— Да ты с загадкой! Сложный весь из себя. Вот чего у Ксаны, суки, не отнимешь — она любого двумя словами как в ящик уложит.

— Вы подруги?

— Еще не хватало! У меня издательский дом. А она представляет американского инвестора, который в меня вкладывает деньги. Хочет вложить. Сделка от нее зависит, стала бы я иначе ее с собой таскать.

Макс подвел Алину к стойке бара.

— Ильяс! — крикнул он. И добавил слов, состоявших на слух из жужжания и буквы «ы».

Маленький бармен кивнул и завозился с бутылками.

— Это на каком? — поинтересовалась Алина.

— На монгольском. Сейчас попробуешь напиток, которым взбадривались гонцы Чингисхана. Если новость не доходила вовремя, из гонца делали «мертвецкое колесо» — заламывали ноги к затылку, пока не трескался позвоночник.

— С нашими бы курьерами так…

— Ты хотела сказать: «какой ужас».

— Ну, да. И захлопать ресницами, вот так. — Алина не без успеха изобразила Барби. — Так я ближе к твоим общечеловеческим идеалам?

— Ты в них укладываешься полностью, — сказал Макс. — Мне даже не надо раздевать тебя, чтобы это проверить.

Шею Алины чуть тронула краска.

— Так уж и не надо? — спросила она, касаясь Макса перламутровым коленом.

Ильяс поставил перед ними два граненых стакана с мутной белой жидкостью.

— Курьеру приходилось не спать по трое суток. — Макс подал один стакан Алине, второй взял сам. — Напиток, который у тебя в стакане, помогал ему держаться в седле. В него полагается, правда, добавлять еще кобылью кровь, но можно и так.

Макс коснулся краем своего стакана Алины.

— За успех твоей сделки с инвестором, — сказал он.

«Хлыст кипчака» действует не сразу. Они успели вернуться на диваны, когда Алину накрыла первая волна. Ее большая грудь начала вздыматься в три раза чаще. Она придвинулась к Максу и положила руку ему на бедро.

— Что-то кондиционер совсем не тянет, — сказала она.

— Да, жарковато, — подхватил одутловатый мужчина за сорок, сидевший напротив.

Он был депутат, завсегдатай «Точки». Алина посмотрела на него, как на говорящую вешалку.

— Мне кажется, Макс, ты меня споил, — заявила она. Ее ладонь недвусмысленно заявляла на Макса права. — Нельзя доверять незнакомым мужчинам.

— Мне ты можешь доверять. — Максу на секунду стало ее жаль.

Алину обманывали всю жизнь. Человек выращивает свое тело сообразно боли, которую ему наносят. Крупное красивое тело Алины было телом, измученным предательствами. Макс не сомневался, что она держала под жесточайшим контролем свой бизнес, свой издательский дом, свои отношения с партнерами. А мужчины либо сбегали от нее, либо начинали ей врать.

— Я доверю тебе секрет, — сказала Алина. Она нагнулась к уху Макса. — Я сейчас пойду в туалет. На первом этаже.

Ее губы коснулись мочки его уха. В туалете на первом этаже были установлены динамики. Кабинки были широкими, в них без проблем можно было поместиться вдвоем.

— Я никому не скажу.

Алина улыбнулась ему. Поднялась, качая бедрами, направилась к выходу из ложи. Одновременно с ней поднялась Оксана. Но она шла не в туалет, а поближе к пульту диджея. Оксана шла танцевать.

Худощавое тело Ксаны было телом, впитавшим жестокость людей и вырастившим еще большую жестокость к себе. Но скованности, присущей ее типу, в ней не было. Она мягко струилась под музыку, прикрыв глаза. Руки и плечи почти не участвовали в танце.

Не отводя от нее глаз, Макс расстегнул свою сумку. Достал маленький барабан, поставил между колен. Диджей одобрительно кивнул ему, ускорил бит-секцию. Макс принялся ударять в барабан ладонями, в ритм рила, в ритм покачивающихся бедер Ксаны.

Он тоже закрыл глаза. Ему представлялись капли дождя, барабанящие по листьям где-то в джунглях Амазонки. Там идут долгие хорошие дожди. А потом наступает беспощадная засуха, и местные жители готовы все отдать за жизнетворный шорох капель.

Макс ударил в барабан последний раз. Открыл глаза. Ксана стояла перед ним.

— Ты не знаешь, куда пошла Алина? — спросила она. — Хочу уехать.

— Вряд ли ее водитель тебя повезет.

— О, она с тобой поделилась планами мелкой мести. — Оксана усмехнулась. — Тогда передай ей, что я села на такси.

— Не надо. — Макс бережно запаковал барабан, поднялся. — Я тебя отвезу.

2

Они остановились только под утро, выжатые досуха.

— Не выходи, — попросила Оксана.

Ее рука ласкала шею и затылок Макса. Ноги обхватывали бедра, подрагивая от усталости. Она вытянула их по простыне.

— Хорошо, когда ты внутри, — сказала она. — Почему ты не забрал меня раньше? Теряли время в этой долбаной «Точке».

Макс осторожно поцеловал ее в губы.

— Хочешь сигарету? — спросил он. — Не удивляйся, я видел, что у тебя пепельница на полу возле кровати.

— Хочу. Но потом. Ты все равно догадливый. Пепельница не значит, что я курю после секса.

— А мне хочется шоколада. Я бы клал вместо пепельницы Шоколадную плитку.

— Почему не кладешь?

Макс провел ладонью по плечу Ксаны. Ее кожа холодила.

— Редко трахаюсь дома, — сказал он. — Вообще редко дома бываю. Я в Москве хорошо если три месяца в году.

— Хотела спросить, где ты трахаешься. — Оксана засмеялась. — Но ты можешь подумать, что я заявляю на тебя права. Если так редко бываешь, почему Москва — дом?

— Я люблю Москву. Мне здесь хорошо. Мало где бывает хорошо.

— Для тебя это слишком простое объяснение, по-моему. Теперь можешь дать мне сигарету. Они справа от тебя, в моих джинсах.