Надя Яр - Пища ада Страница 2

— Надвигается буря, — сказал книжник. — Иди на своё место, сядь и попытайся стать невидимкой.

— Буря? — Халлель был поражён. — Эта женщина наверняка рожает, мы в пустыне, надвигается буря… и я не имею права помочь?

Книжник пожал плечами и взглядом указал назад. Мужчины не думали прятать свои ножи. Это были хозяйственные ножи, острые и прямые. Ими одинаково удобно свежевать ягнёнка и резать глотку врагу. Халлель понял, что он действительно дурак.

Он вернулся на место. Автобус опять тряхнуло, потом ещё и ещё, и женщина закричала. Водитель сбавил скорость и что-то крикнул в салон. Автобус свернул с шоссе.

— Будет буря… — протянул попутчик с азартом. — Мы едем к убежищу. Становится интересно…

Халлель напряжённо ловил звуки, которые издавала женщина. Она была очень молода, моложе Самири, меньше ростом… и не так красива. Была проще, невзрачнее, чем та, к которой он более чем прикоснулся.

— Только Вы его обязательно прочитайте.

— Хорошо, — сказал он.

— От этого может зависеть жизнь.

— Да, — сказал Халлель и взял путеводитель.

У него уже была такая брошюра, но это не имело значения, потому что этот экземпляр ему дарила её рука. Чудное женское лицо выглянуло из окошка кассы турбюро, когда Халлель пришёл забрать билет. Он не видел ни груди, ни бёдер — того, на что прежде всего обращают внимание мужчины, и для него самой соблазнительной частью её были губы. Словно спелая вишня — писали о таких губах поэты; такие плавные очертания глаз они сравнивали с миндалем, и Халлель вдруг почувствал остроту правды стихотворцев. Каждый ноготь её был крохотным садом, и на тёмной почве из лака рос белый, с золотыми сердцами цветок. Халлель зачарованно смотрел, как рука феи вернула ему паспорт с визой, и зачем-то сказал:

— Я лечу в отпуск в Чиати. Двадцать шестого.

— Я знаю, — ответила она.

Голос был чистый и плавный, как южное лето. Как ласковые небеса.

Оазис Чиати рос прямо из шкуры пустыни. Даже кирпичи были здесь песчаного цвета. Их делали, связывая песок цепким строительным раствором, который, согласно легенде, изобрёл лично Ран. Посреди самой Гешу до сих пор стояли возведённые им для караванов и солдат убежища от бурь, неприступные цитадели, сложенные из огромных песчаных блоков. Они были надёжны до сих пор, держались многие сотни и тысячи лет на этом цепком растворе, или, может быть, на чьём-то когда-то данном кому-то честном слове… За окном автобуса сошли на нет все каменистые холмы, и мир стал плоским — пустыня, дорога и беспокойное небо. Только автобус (жук) полз (летел). И ещё что-то плавало в воздухе, дальние точки — вверх, вниз. Похоже, это были птицы… И какое-то подозрение замерло, шевельнувшись.

Халлель приехал в Чиати из аэропорта Танаис на таком же автобусе-ветеране. Было полдвенадцатого ночи, и время ужина в отеле давно прошло. Халлель начал искать открытый ресторан. И нашёл. Ужин был неимоверно убог, и десять талеров — ничто для доходов врача — показались серьёзной потерей. Кое-как набив брюхо и валясь уже с ног, Халлель побрёл к озеру. Песчаный берег был совершенно пуст, а воды мерцали нечётким призрачным светом. Халлелю стало неуютно. Вспомнились старые западные сказки о жутких жителях восточной ночи, созданиях Эша и Рана, но почему-то не Андрея. Было как-то не принято поминать в этой связи Святого Андрея, хотя хроники тех времён говорили, что и он имел отношение к монстрам. Как будто сам Запад хотел очистить этого человека от этой вины и вознести его на пьедестал… Халлель улыбнулся древним мифам, но всё-таки повернул назад, так и не подойдя к воде. Ночью город производил жалкое впечатление. Халлелю чудились вездесущая пыль и грязь, которые он увидит, когда выйдет из отеля при свете дня… Он лёг полуголодным и решил, засыпая: пусть даже отпуск не удастся, это всё равно удача, потому что я увижу, как и чем они здесь живут.

Утром в его номер пришла Самири. Полусонный, Халлель поднял голову с подушки и тут же узнал эти вишнёвые губы. Она переоделась западной женщиной, упаковала себя в строгий костюм, перчатки, мужскую шляпу и солнечные очки — словно чудесный подарок в неуклюжем пакете, не умаляющем чуда. Она спокойно сняла шляпу, вынула заколку, и волосы упали на светлую шерсть пиджака чёрным буйным водопадом.

Потом, после всего, Халлель долго размышлял, что это значило для неё, и для её людей, и вообще для всех: что молодая женщина с Востока, названная Самири — кажется, это было имя убитой демонами Армагетто древней святой мученицы, — рождённая в традиционной семье неподалёку от Чиати, работала на Западе одна, без мужа, брата, отца. Повинуясь внезапному порыву, она нарядилась в чужое платье, притворилась чужой и повела себя не как женщина своего народа и своей веры. Повела себя как чужая. Она взяла отпуск на те же дни, что и он — или, может быть, у неё уже был запланирован отпуск на те же дни, что у него — или, может быть, она просто уволилась из турбюро, ведь по сравнению с главным это было не так уж и важно… Под чужою личиной Самири последовала за незнакомцем на свою родину, на Восток, и явилась в отель, где соотечественников обманул её фальшивый акцент. Солнечные очки скрыли от цепких взглядов её глаза, жаркие чёрные озёра; и вот эту чужую западную женщину служанка без вопросов провела в номер западного мужчины, ничего плохого не думая о них — или, может быть, думая, но это было неважно. Эти двое были чужаками. Под маской незнакомки Самири явилась в родной дом и сыграла чужую, и только чужак Айве Халлель узнал её тайну. Самири доверилась и отдалась этому чужаку.

Озеро оказалось прохладным и прозрачным, а город был очень чист. Лишь вездесущая пыль летела по каменным плитам — назойливый привет пустыни Гешу. Ночью Чиати пустел. Самири и Халлель бродили в каменных переулках, не разнимая рук, как будто сразу срослись. Серьёзные, песочного цвета коты неторопливо ускользали прочь, прятались в мусорные баки, ныряли в норы подвалов и под неподвижные глыбы машин. Большое жёлтое здание, в котором некоторое время назад случился пожар, глядело слепыми тоскливыми окнами в ночь. Его не сносили, не ремонтировали и не продавали. В тёмных витринах бутиков поблескивали зеркала и ждали утра причудливые крепости из песка, раковины, украшения, вина и шахматные наборы: западная пехота, рыцари и королевская пара за белых, восточные воины, Ран и его Семёрка за чёрных. С озера текли незримые струи прохлады и запах воды.

Халлель не ощущал опасности и не считал местных мужчин своими врагами. Изредка эти мужчины присматривались к Самири, но ничего не делали и не говорили. Халлель узнал, что акцент и одежда значат намного больше, чем смуглота кожи, чёрные волосы, миндальный рот. На ногтях Самири теперь был тёмный западный лак, похоронивший под собой бело-золотые цветы.