Redhat - Жизнь замечательных братьев Страница 2

— Мучитель! – фыркнула вернувшаяся дама в халате Родольфусу. – Будешь его голодом морить, ничего не заработаешь! Бедный ягненочек! – с жалостью добавила она перед тем, как снова захлопнуть окно.

— Какой ужас, — прошептала Гермиона; сидя на грязном подоконнике, она доедала приготовленный Кричером пирог с капустой.

— Гермиона, очнись – это враги! – одернул ее Рон – челюсти того работали не переставая.

— Знаю… но нельзя же так с мужчинами…

— Что правда, то правда, — согласился Уизли, делая глоток сливочного пива. – Кричер, принеси нам добавки, пожалуйста!

Вечером, выключив орущий телевизор и уложив мужа спать, обитательница квартиры на четвертом этаже дома №11 на площади Гриммо украдкой подошла к окну и отдернула занавеску. На тротуаре возле ограды маячили две фигуры, но это были не прежние черноволосые незнакомцы, а какие‑то пухлые коротышки в длинных одеяниях – они тихо разговаривали, то и дело поглядывая на дом; изредка вспыхивало странное голубоватое пламя.

«Все эта дура Венди», — пробурчала маггла, принимаясь мыть посуду. – «Вечно ломает весь кайф, старая ведьма…»

Блудный брат

«Здесь, во дворе постой, а в дом не заходи!

Ты мне невестка, или не невестка?»

Одним далеко не прекрасным осенним вечером – за окнами замка гремел гром, а молнии одна за другой ударяли в море – Беллатрикс отвлеклась от длинных счетов, сняла с носа пенсне и безапелляционно заявила мужу, что Рабастан обходится им слишком дорого.

— Если он и дальше будет столько пить и… есть, — урожденная Блэк удержалась от более грубого слова, — Авада нашему семейному бюджету! Он уже не мальчик, Родольфус, — с ноткой грусти в голосе добавила она, тут же снова помрачнев, — пусть идет зарабатывать на жизнь!

— Но отец оставил ему какие‑то деньги… – слабо возразил Руди. – Их можно пустить в оборот…

— Че–пу–ха! Раба давным–давно все просадил! Дай ему два кната в руку и два пинка в… – воспитанная Белла закусила губу, — и пусть катится подобру–поздорову!

— Но ведь Раба ничего не умеет, — сделал последнюю попытку старший Лестрейндж.

— Не маленький, научится! – отрезала жена.

На следующее утро продравший глаза Рабастан с удивлением обнаружил возле кровати два туго набитых чемодана со своим тряпьем, пожирательскими аксессуарами и кипой маггловских журналов, а также клетку с коршуном Цыпой. К ручке черного чемодана было прикреплено длинное, полное сбивчивых извинений и нравоучений письмо от брата, а на втором красовался клейкий листочек ярко–розового цвета, гласивший: «Иди к драклам! Скатертью дорога!» – почерк принадлежал Беллатрикс. Высказав Цыпе все, что он думает о нежно любимой невестке, Раба почистил клетку, где среди мусора и птичьего помета нашел два золотых галлеона.

Отлевитировав багаж за ворота, младший Лестрейндж с тяжелым сердцем оглянулся на родной замок, показал застывшей в окне Белле язык и задумался о том, куда ему лучше податься. Разумеется, многие соратники любили пропустить вместе с Рабой стаканчик–другой огневиски, но мало кто был бы рад видеть его на своем пороге с чемоданами и радостным: «Я к вам пришел навеки поселиться!» Почесав затылок, Рабастан хмыкнул, набросил на клетку платок и дезаппарировал к Малфоям.

Увидев его в дверях гостиной, Нарцисса ойкнула и бросилась вон из комнаты, Драко вылупил глаза, а Люциус горячо запротестовал.

— Рабастан, прошу прощения, но мы совсем не готовы тебя принять! Нет–нет–нет, это исключено! – тараторил старший Малфой, выпроваживая дальнего родственника в холл. – У нас… – Люциус замялся; аргумент «у нас мало места» никак не вязался с просторами родового имения, – у нас тут полчища докси… и вообще… не знаю… Может, через пару недель…

— Но мне некуда идти, — объяснял Раба, с досадой косясь на чопорных Малфоевских эльфов. – Ее сестрица выставила меня из дома!

— Очень, очень сожалею и сочувствую тебе! Весьма! Весьма сочувствую! Это просто варварство! – отчеканил Люциус, захлопнув парадную дверь перед носом Лестрейнджа. Спустя мгновение створка приоткрылась, и на площадку рухнули чемоданы и клетка.

Цыпа выслушал еще одну полную негодования тираду и недовольно закурлыкал, долбя клювом прутья тесной тюрьмы. Дотащив багаж до границы аппарации, Рабастан вытащил из кармана галлеон и загадал на орла–решку. Приземлившаяся на грязную ладонь монетка означала, что следовало попытать счастья у Макнейров.

Уолден проживал в низеньком одноэтажном доме с видом на свалку. Аппарировав под кухонным окном, Раба заметил, что многочисленная семья соратника только что села завтракать: тучная миссис Макнейр разложила яичницу и бекон и разливала по кружкам чай. Стараясь унять урчание в желудке, Лестрейндж робко постучал по жестяному подоконнику и дружелюбно улыбнулся. Хозяйка подняла глаза и завизжала так, что трое юных Макнейров вздрогнули, один подавился, а младшая мисс чуть не свалилась с высокого стульчика. Сам Уолден меланхолично глянул в окно – Раба ухмыльнулся еще шире и приветливо помахал рукой.

— Здорово! – радостно объявил Рабастан, как только товарищ с женой вышли на крыльцо. – А я вот… мимо проходил… и решил заглянуть…

— С вещами, — добавила Клотильда Макнейр, угрожающе багровея.

— А что в этом такого? – притворился непонимающим Лестрейндж.

— Раба, не дури! Нарси мне уже обо всем написала! – госпожа Макнейр выудила из кармана фартука надушенный конверт. – Так что зря пожаловал!

— Э–э–э, Уолден, ты что, забыл… – в Рабастане тоже закипала кровь, и он был готов напомнить другу обо всех карточных и кабацких долгах, но Клотильда молниеносно выхватила палочку. Прильнув носами к стеклу, из кухни на них смотрели шестеро маленьких Макнейров.

— Ничего он не забыл!! Проваливай, алкоголик, стервятник неощипанный! – наступала на него дородная хозяйка. Уолден тем временем незаметно скрылся в доме.

— Я вам это еще припомню, — сквозь зубы прошипел Рабастан; пятясь к багажу, он зацепился за клетку и опрокинул ее, вызвав сердитый клекот. Юные Макнейры тут же распахнули окно и заверещали:

— Дядя Раба Цыпу принес!! Он Цыпу принес, давай с ним играть!! Ну ма–а–ам, па–а–ап!… Дядя Раба, не уходи!!

— Круцио! – рявкнула Клотильда на детей, по–прежнему тыча палочкой в Рабастана; малышня бросилась прочь от окна. От души жалея о том, что кодекс чести не позволяет драться с дамой, Лестрейндж плюнул и дезаппарировал.

На пороге поместья Эйвери его также постигла неудача: старый эльф–привратник с грустью сообщил, что этим утром хозяева неожиданно упаковали все самое необходимое и отправились в летнюю резиденцию на юге Франции.