Вера Огнева - Дети вечного марта. Книга 1 Страница 20

— Стой, Санька, не ходи! — поднял бледное, иссеченное глубокими морщинами, лицо Шак. — К нему сейчас нельзя…

Апостол еще не успел договорить, когда из повозки выметнулся Эд. Глаза бешенные, на губах пена. Клыки по вершку. И рычит, как дикий зверь.

— Стой, Санька!

Кот прыжком ушел в сторону. Замешкайся он, клыки собаки отхватили бы руку. Саня успел, да еще оказался у того за спиной. Можно оглоблей врезать. Успокоится собака… не исключено на веки. Значит, нельзя. На размышления времени особенно не осталось, потому что собака уже разворачивался. Саня сообразил, что катастрофически не успевает. Но тут стремительное движение Эда оборвалось. Шак, выкинув ручищу, схватил его за лодыжку. Собака полетел лицом в траву. Тут-то кот его и накрыл. Всем телом. Сел сверху и руки назад заломил. А пусть почувствует боль. Глядишь, быстрее очухается.

Ой, котяра, зря ты на скорую победу понадеялся. Сане показалось, под ним не живое тело, а жгут из стальной проволоки. И эта проволока извивалась, норовя, освободится. Никаких сил не хватало. Саня решил отступиться, — руки же вывернет, — но заметил ужас в глазах Шака. Осталось, собрать силы и напружиниться до сухожильного стона. Руки в миг занемели. Колени до боли сдавили бока Эда. Но пусть лучше Саня над ним окаменеет, чем, эта взбесившаяся тварь перекалечит всех остальных. В глазах опять завертелись круги.

Шаку пришлось разжимать ему пальцы. Собака уже не дергался. Даже хрипеть перестал. Тут Саня опять слегка вырубился. Очнулся — тащат под мышки.

— Все, все, — приговаривал Апостол. — Теперь Эд выспится и нормальный будет. Да отцепись ты от него! О! Да тебя самого свело. Все, Санька, отпускай. Кудлатый, ты, мой. Цыпка, смотри какой у нас котенок: собаку задавил.

Дело довершило ведро воды. Ожившая Фасолька постаралась. Притащила и вылила на них. Но и после, Саня не сразу пришел в себя, полежал еще на травке, поглазел в темно синее, какое-то чужое небо. Все болело. Оно и с самого начала болело, но сейчас — пронзительнее.

Чужую лошадь они таки потеряли, но сильно не печалились. Охотников до верховой езды среди них не было. А свои коники, как объяснил Шак, выправятся только дня через два. Правду сказать, лошади представляли из себя жалкое зрелище. Утром были справные, гладкие. К вечеру — две заморенные клячи. Саня думал, вообще падут. Но Апостол, как сам на ноги поднялся, пошел к ним и давай, оглаживать, да шептаться. Траву какую-то по былинке наковырял, растер и каждой в рот положил.

А чего, собственно, удивляться. Попадись Сане больная кошка, он ее враз вылечит. Мамка говорила у всех нелюдей к своей крови такое. И не колдовство это! Нет, колдовство, конечно. Только, что в нем плохого? Тьфу, хватит морочится. Хозяйство без присмотра.

Шатер помогала ставить Солька. Ужин готовить — Цыпа. Девушка, наверное, в первый раз после той драки самостоятельно спустилась с телеги, разворотила баул с припасами и начала чистить картошку. Только собака провалялся там, где его прижал кот, до самой темноты.

Эд зашевелился глубокой ночью, когда все собрались с мисками у костра. Сначала у него только руки и ноги подергивались, потом поднялась, вдавленная в траву, голова. Саня на всякий случай подвинулся ближе: если Эд так в себя и не пришел — прыгнуть и дожать.

Голова оторвалась от затоптанной травы. На них глянули мутные, как с тяжелого похмелья, глаза. Но быстро прояснились. Тупая пелена сменилась озарением, потом непониманием, потом пониманием.

— Выспался, брат? — тихо спросил Шак.

— Я никого…?

— Нет. Сам подняться, можешь?

— Попробую. О-о-х! Ты мне, кажется, ребра сломал.

— То-то и дело, что не я.

Собака в этот момент стоял, уткнувшись головой в траву, ноги под себя подтягивал. Да так и замер. Покачался из стороны в сторону, утвердился на четырех "лапах", и только тогда поднял голову.

— Врешь!

— Санька тебя завалил. Вон, девчонки видели.

— Котяра, беру все свои придирки обратно. Веришь?

Саня не знал серьезно тот или опять насмехается, а потому почел за благо молчать.

— Волк я позорный буду, если тебя еще раз обижу. Только прошу, если, — не приведи Предки, — такое еще раз случится, лучше, придуши. Как увидишь, зенки закатились, считай дело сделано. Кости не ломай.

— Да я — нечаянно.

— Не обращай внимания. Это я — так. Все, вроде, цело. Подняться не поможешь?

Только сейчас Саня сообразил, что собака за трепом пытался скрыть боль. А как подошел да наклонился… он был весь мокрый. Волосы и те слиплись. И дышал как две лошади сразу. Саня испугался. Подхватил товарища и поволок костру. Эд только беспомощно стонал. Но тут на помощь Эду пришли женщины: заворковали, загладили, зацеловали. Лучше бы Саню так целовали, когда их от собаки спас.

Вот ведь — гадство! Или не гадство, а как в той книжке написано: вечный антагонизм? Не враги ведь, а мир не берет. Вон собака очухался, хлеб в руки взял, за миской потянулся, а Сане кажется, сейчас обернется и начнет над ним простым котом измываться. Когти еще… того — чешутся.

Но Эдвард не оправдал. Ел молча, на кота не глядел и смурнел на глазах. Цыпкин супчик так на него действует? Когда выскребли котелок до дна, когда Фасолька принесла другой, с чаем, прорезался, наконец, мрачный собака:

— И куда нас занесло на этот раз? — обращался он исключительно к Шаку.

— Невья, — буркнул Апостол

— Ой! — подскочила Солька. Цыпа тоже дернулась. Только Саня воспринял известие спокойно. Ни о какой Невье он не слышал. И, к слову, не видел. Науку географию его бывший хозяин Сигизмунд Гостарен не уважал. Карта имелась в единственном на всю учительскую библиотеку тоненьком, не серьезном каком-то, атласе. И тому атласу было лет, наверное, тридцать.

А дальше следовало насторожиться. Очень уж известие об этой Невье встревожило его товарищей.

— Имеем звиздец и облом в одном флаконе, — констатировал общее замешательство собака.

— Ты еще самого вкусного не знаешь, — подлил масла Шак. — Мы на самом севере.

Сане надоело. Сколько можно слушать, раскрыв рот, ничего, между прочим, не понимая. А растолковать никто не торопится.

— Где ваша Невья находится? — нахально влез он в разговор двух предводителей. — Я такой не помню. Никогда не слышал. И на карте ее нет. А если ты, собака, мне сейчас своими подковырками под кожу полезешь, я тебе морду набью. Не посмотрю, что больной.

— Да успокойся ты. Про эти земли вообще мало кто знает. Много ты о Пограничье слыхал?

— Ну… — у Сани нехорошо захолодило спину. — Я ж из Камишера. Там тоже Граница…

К тому, что из приграничной чащи лезут разные твари, в Камишере все давно привыкли. По сути — то же зверье, только в другой шкуре. А вот про герцогское Пограничье непослушным детям на ночь сказки сказывали. И ходу в него никому не было. В Камишер, что? Выправил подорожную и ступай. А сюда…

Добаловался, котейка! Или врут? Но посмотрел на понурых товарищей и окончательно утвердился: не врут.

— Невья, то самое Пограничье и есть, — принялся объяснять собака. — Зона действия особого герцогского вердикта. Никакие Всеобщие Законы на нее не распространяются. Вдоль границы стоят крепости. У каждой свой сюзерен. Законы и порядки определяет именно он. Его забота — рубеж охранять. А как он это делает, никого не касается. Не понравились барону заезжие арлекины, глядь, на завтра они в петлях болтаются. Или наоборот: полюбил — хрен выпустит. Так и будешь ему цирк до конца дней показывать. А там, наследник подрастет. Одно примиряет: они тут друг с другом не в ладу. И с директорией тоже.

— А Клир? — спросил Саня.

— Тут у каждого свой клир. Маленький, но не менее поганый чем большой герцогский.

— Значит, действуем так, — прервал Шак собачьи байки. — Эд, идешь в разведку. Смотришь, куда попали, возвращаешься, тога решаем, двигаться в населенную местность, или стороной обойти. Если сам вляпаешься… ну, ты знаешь, как весточку подать.

— Угу, — подтвердил собака. — Шак, не плохо бы кота научить кое-чему.

— Чему это? — насторожился Саня.

— Верховой езде, фехтованию и придворным манерам, — зло выпалил Эд, но тут же сдал назад. — Не встревай пока. Ты согласен, что прожил свою коротенькую жизнь у мамки за пазухой? У человеческой мамки, между прочим, которая тебя от обычных людей не отличала и любила как родного?

— Ну, согласен.

— Согласен с тем, что и покинув родной кров, сильно не нарывался, прикидывался человеком и жил, в ус не дуя?

— Допустим.

— Слушай, а ты хоть одного владетельного синьора в своей жизни встречал?

— Нет.

— А в Рэхе?

— Тамошний барон за стены своего замка никогда не выходил.

— Случай особо запущенного незнания жизни, — констатировал ехидный собака, повернувшись к Апостолу.

— Сам-то ты давно такой умный стал? — вступилась за Саню, молчавшая в стороне Солька.