Александра Плен - Любовь продается или пираты 25 века Страница 20

Прозвучало двусмысленно и угрожающе.

— Смотри не состарься, пока будешь ждать, — я презрительно скривила губы и отвернулась, ощутив волну холодного бешенства, хлынувшую от него.

Как он, наверное, хотел меня ударить, скрутить, унизить… Но не мог. Я слышала скрип его зубов, чувствовала злость и ярость мужчины, а сама спокойно перебирала свои фишки. И пусть все внутри дрожало от напряжения и тошнота подкатывала к горлу — на моем лице играла лишь обворожительная полуулыбка.

Род подошел и поцеловал в шею.

— Все хорошо, Лия?

— Все прекрасно, дорогой, — ответила я.

Мне казалось, что Род немного смягчается. Или мы просто притерлись друг к другу, или еще что… Потому что за последний месяц он даже ни разу меня не ударил. Я все чаще задаю вопросы, которые еще месяц назад вызвали бы в нем вспышку злости и гнева. А сейчас он терпеливо отвечает.

— А куда вы деваете детей? Мальчиков? — осмелилась все‑таки спросить как‑то я, жутко боясь услышать, что их используют так же как женщин.

— Мы даем им наставников, и через пять лет они превращаются в боевые машины. Десять — четырнадцать лет — самый подходящий возраст, — наверное, Род был в хорошем настроении, потому что ответил мне, — в этом возрасте просыпается здоровая агрессия, соперничество, главное — направить это в нужное русло. Иногда я сам их тренирую.

Мне стало страшно. Бедные дети…

— Кстати, Кир так же сюда попал. Он был лучшим в своей группе… Правда, был слишком мягким, когда я его нашел. Но мои тренировки исправляют даже такие врожденные недостатки.

— А… — я тяжело вздохнула и неуверенно поинтересовалась: — где сейчас те девять девушек, которых забрали вместе со мной?

Род почти нежно посмотрел на меня.

— Ты действительно хочешь это услышать, милая? — голос стал похож на урчание зверя. — Мне показалось, что ты слишком впечатлительная и сентиментальная.

Я зажмурилась и кивнула — хочу.

— Они оказались слабенькими… Почему‑то богатые и изнеженные сучки самые недолговечные.

Я напряглась: «Недолговечные? Бог ты мой!».

— В живых остались только несколько, и то те, кого забрали к себе офицеры. Мои мальчики немного… переигрывают. Любят пожестче. Так что тебе повезло, Лия…

Я подняла измученный вопросительный взгляд на Рода.

— Повезло, что ты со мной… — Род как будто наслаждался моим смятением, моей болью, пил ее, смаковал как деликатес. — Ты же не разочаруешь меня, неоновая девочка?

Нашла в себе силы подойти и спрятать лицо с выступившими слезами у него на груди.

— Нет, — прошептала я, — моя жизнь — это ты.

Это на самом деле было так, и в этом состоял весь ужас.

Что такое инстинкт самосохранения? Сложный вопрос. Он меня волновал и раньше, но теперь приобрел поистине глобальное значение. Способен ли человек ради сохранения своей жизни полностью измениться? Перестроить свои убеждения, принципы, нормы поведения, мораль наконец? Способен ли он ради выживания на подлость? Как оказалось, способен.

Я каждый раз хожу с Родом на его «смотры» пленников после захвата очередного звездолета. Спокойно и равнодушно слушаю стенания и мольбы девушек о пощаде. Всегда одно и то же. Глупые курицы. Неудивительно, что Род тогда обратил внимание на меня.

Мое сердце оделось в броню холодности и безразличия. Я чувствую, что постоянно меняюсь, каждый день, каждый час. Меняются мои мысли, привычки, убеждения. Я коверкаю себя изнутри, подстраиваясь под окружающую действительность. Эта жуткая циничная игра уже так сильно въелась в кожу и мысли, что я и не помню, как жила раньше. Прим? Где это? Как это?

Я изменилась. Даже страшно, какой я могу стать, если проживу здесь, в этом аду, еще пару лет. А если десять? Двадцать? «Перестань! — мысленно дала себе пощечину. — Хватит думать об этом!» Я чувствовала, как меня потихоньку засасывает жестокость и грязь этого мира. Я смотрю на вещи уже другими глазами. Не широко распахнутыми глазами наивной девочки. А глазами жесткой циничной особы, которая думает только о себе и, если надо, пойдет по головам. Иногда ловлю себя на черных злобных мыслях, неожиданно приходящих в мою голову: что мои родители исковеркали мое детство (эгоистичные заносчивые выродки!), а бабушка вообще не занималась моим воспитанием (жалкая чокнутая старушенция!)…

Потом трясу головой и думаю: «Что со мной?! Я же любила бабушку. Или нет?..».

Нужно что‑то делать. Я почти девять месяцев нахожусь в клетке, а к свободе реально не продвинулась ни на шаг. Убить Рода я не смогу. Наверняка, как только бы я потянулась к ножу на столе, меня тут же скрутили бы в узел. Пробраться в ангар шаттла тоже. Даже если бы я и смогла открыть двери (хотя там и голосовые, и сенсорные, и механические замки), то как я смогу улететь? Я ни разу не управляла кораблем. Книги, которые я нашла у Рода в библиотеке, к сожалению, не содержат инструкции по управлению звездолетами. А даже если бы я их и нашла, сколько же мне понадобилось бы лет, чтобы научиться, хотя бы теоретически?

Мысли лихорадочно метались в голове, но ничего толкового на ум не приходило.

Поэтому я по крупицам, по крохотным частичкам собирала нужную мне информацию. Что‑то — из подслушанных разговоров между офицерами на наших вечеринках… Что‑то — из случайно брошенных Родом фраз… Что‑то — из сказанного им в постели после бурного секса… Из полученных скудных сведений я искусно плела свой план побега. Корявенький, кособокий и совершенно пока неосуществимый…

Род в очередной раз улетел по делам. Я вышла в коридор и побрела куда глаза глядят. Уже прекрасно знала все лабиринты и повороты, но толку‑то от этого?

Спустилась на второй уровень. Все складские помещения были закрыты. Что за ценности хранит здесь Род? Я потопталась возле мощной титановой двери и уже собиралась подниматься на лифте наверх, как услышала далекий приглушенный крик. Я прислушалась, подбежала к открытой платформе лифта. Кричали с первого уровня. Голос тоненький, девичий, испуганный… «Пожалуйста, не надо! Пожалуйста!». Ни секунды не раздумывая, прыгнула на платформу и приказала: «Первый уровень». Когда‑то и я так кричала «пожалуйста, не надо» в кабине Рода, скрючившись на полу, только тогда никто не пришел…

Через полминуты платформа остановилась, крики девушки уже стихли, зато слышно было мужской голос, кряхтение, смех… Я свернула в ближайший коридор и ошеломленно застыла. Трое мужчин держали молоденькую девушку. Точнее, двое держали, а один лежал сверху. Девушка уже была без сознания и сломанной куклой валялась в разорванной одежде прямо на каменном полу. В мозгу за доли секунды пронеслось: «Два дня назад был захват звездолета». Я, как всегда, пришла с Родом смотреть пленников и груз и видела ее… наверное… Только не запомнила лица. Вспоминаю, что удивилась: в шеренге стояли несколько совсем юных малолеток. Лет шестнадцать — семнадцать. Еще подумала: что они делали на лайнере? На экскурсию, что ли, со школы летели?