Тэд Уильямс - Трон из костей дракона Страница 20

Он пощупал больное колено и решил, что садиться в данный момент нежелательно, так как это неизбежно повлечет за собой необходимость снова встать. Он натянул шапку на покрасневшие уши, которые уже начал пощипывать мороз, и принялся за кусок крошащегося сыра. Справа от него, далеко за пределами его поля зрения, находились луга и высокие холмы Ач Самрата, самой дальней границы Эрнистира и места ужасной битвы, о которой рассказывал Моргенс.

Слева, по ту сторону широкого Кинслага, простирались земли тритингов, степи, казавшиеся бесконечными. Однако край у них все-таки был; далее лежали Наббан, залив Ферракоса с его бесчисленными островами, болотистая страна Вранн… все эти загадочные земли, которых Саймон никогда не видел и скорее всего никогда не увидит.

Устав наконец от созерцания неизменного Кинслага и от мыслей о неведомом юге, он проковылял к другой стороне колокольни. На середине пути Саймон остановился. Вращающаяся бестелесная облачная тьма казалась отсюда серой дырой в никуда, а башня на мгновение превратилась в корабль-призрак, бесцельно несущийся по туманному пустому морю. Ветер пел и завывал за открытыми оконными проемами, колокола слабо гудели, словно буря вселила в них маленьких испуганных духов.

Саймон подошел к окну и высунулся наружу, чтобы посмотреть на путаницу крыш Хейхолта внизу. Сперва ветер потащил его к себе, как будто хотел поднять и подбросить, как котенок, играющий с сухим листком. Саймон покрепче ухватился за мокрый камень, и тут ветер ослабел. Он улыбнулся: с этого наблюдательного пункта мешанина крыш — каждая своей высоты и стиля, каждая со своим лесом дымовых труб, кровель и куполов — выглядела как стадо странных квадратных животных. Они расползлись, сталкиваясь друг с другом, борясь за каждую пядь земли как свиньи у корыта.

Купол замковой церкви господствовал над внутренним двором, уступая по высоте только двум башням. Разноцветные окна церкви были задрапированы снеговыми занавесями. Остальные здания владения — холлы, обеденный зал, тронный зал и канцелярия — были загромождены и сдавлены всяческими пристройками, немыми свидетелями разнообразия предыдущих владельцев. Два внешних двора и массивная стена, спускающаяся вниз по холму, были так же захламлены. Сам Хейхолт никогда не распространялся за внешнюю стену, предпочитая расти в высоту или делить то, что уже было построено, на все меньшие кусочки.

За стенами владения раскинулся город Эрчестер, низкие домики которого укутал белый плащ мокрых снежинок; только кафедральный собор возвышался среди них. Там и сям поднимались перышки дыма и быстро рассеивались на ветру.

За городскими стенами Саймон мог разглядеть размытые очертания Кладбищенского двора — старого языческого кладбища с дурной репутацией.

Поросшие травой холмы за ним тянулись почти до края леса; холм Тистеборг возвышался над их невзрачными скоплениями так же, как кафедральный собор над низкими крышами Эрчестера. Саймон уже не мог видеть этого, но он знал, что Тистеборг окружен кольцом отшлифованных ветром каменных столбов, которые крестьяне называли Камнями гнева.

А за Эрчестером, позади кладбища, холмов и Тистеборга раскинулся лес. Имя его было Альдхорт, старое сердце, и он простирался вдаль, словно зеленое море, темный, бескрайний и непознаваемый. Люди еще жили на его опушках и даже проложили несколько дорог вдоль его внешних границ, но мало кто отваживался заглянуть под его полог. Это была огромная, покрытая глубокой тенью страна в самом сердце Светлого Арда; оттуда не было посланцев, туда почти не было гонцов. По сравнению с ним даже огромный Циркколь, овражный лес Эрнистира, казался просто рощицей. Лес был только один.

Море на западе, лес на востоке, север с его железными людьми и страна разрушенных империй на юге! Разглядывая лицо Светлого Арда, Саймон совсем забыл о своей коленке. Разумеется, в это время он сам был королем всего известного мира.

Наконец Саймон решился отправиться в обратный путь. Попытка выпрямить ногу вызвала у него крик боли, колено онемело за долгое время, проведенное у подоконника, и было ясно, что ему не удастся воспользоваться тайным путем с колокольни и снова придется испытывать судьбу, избегая Барнабы и отца Дреозана.

Длинная лестница была тяжелым испытанием, но вид из окна отодвинул все горести на второй план; ему теперь было уже не так жалко себя, как раньше.

Жажда увидеть и узнать мир пылала в нем, как скрытый огонь, согревая все его существо до кончиков пальцев. Он попросит Моргенса рассказать ему побольше о Наббане, Южных островах и шести королях.

На четвертом этаже, куда он попал таким неоригинальным способом, Саймон услышал чьи-то удаляющиеся шаги — кто-то спускался по лестнице немного впереди него. На секунду он застыл, испугавшись, что его обнаружили — прямого запрещения подниматься в башню не было, но не было и никакой причины быть здесь, и пономарь резонно мог предположить какую-нибудь проказу. Однако это было действительно странно — шаги продолжали удаляться. Конечно, Барнаба или кто-нибудь другой не замедлили бы подняться, чтобы схватить его за шиворот и отвести вниз. Саймон спускался по винтовой лестнице сначала осторожно, а потом все быстрее и быстрее по мере того, как росло его любопытство.

Наконец лестница кончилась в пустынном вестибюле башни. Он был слабо освещен; на стенах висели темные выцветшие гобелены с изображениями вероятно религиозными, но давно уже никому не понятными. Он остановился у последней ступеньки, скрытый темнотой лестницы. Звук шагов смолк, и в холле царила тишина. Он пошел так бесшумно, как только мог, по каменным плитам пола, чувствуя, что каждый случайный скрип доносится до ребристого дубового потолка.

Центральная дверь вестибюля была закрыта, единственным источником света были окна над ней. Как мог неизвестный, кто бы он ни был, открыть и закрыть тяжелую дверь так, чтобы он не услышал? Его и самого беспокоил скрип, который могли издать гигантские створки. Он снова оглядел вестибюль.

Вот оно! Из-под бахромчатой кромки расшитого серебром гобелена, висевшего у лестницы, виднелись две небольших выпуклости — ботинки. Присмотревшись внимательнее, он мог различить изгибы старой ткани там, где кто-то за ней стоял.

Кто это мог быть? Может, толстый Джеремия выследил его, чтобы подшутить?

Что ж, если так, Саймон скоро увидит его.

Босиком почти бесшумно он прокрался по каменному полу к подозрительным выпуклостям. В то мгновение, когда он протянул руку к краю гобелена, Саймон вспомнил странные слова брата Кадраха о занавесках, сказанные им, когда они смотрели кукольное представление. Он помедлил, потом, устыдившись своей слабости, отдернул гобелен.